Страница 29 из 37
13 января. Среда. Утром часов в 10 позвонили мне по телефону из Сергиева Посада, и юный печальный голос студентика Шостьина сказал мне: «Мама велела просить вас на отпевание и поминовение» (А. П. Шостьина). Заносил проф. Филиппову свой курс по истории XVIII в., учебник VI класса и оттиск о Судебнике28. Погода отчаянная, давящая, оттепель, мокрый снег хлопьями, на мостовых какое-то черное месиво. Весь рабочий день прошел за книгой Флоровского. Попытка прогулки вечером была неудачна, потому что нельзя совсем двигаться по обледеневшим тротуарам. В. И. Репину отнес вечером учебник, давно ему обещанный. Миня с понедельника лежит в постели из-за кашля; температура, впрочем, нормальная.
14 января. Четверг. Встал в половине седьмого в темноте и отправился в Посад на похороны Шостьина. Над гробом были произнесены две речи: проф. Глаголевым и архиепископом Алексием Владимирским, товарищами А. П. [Шостьина]. Последняя была художественно-красива и согрета теплым чувством. Особенно хорошо было место о сельской духовной семье, из которой вышел А. П. [Шостьин] и о старой, суровой даже жестокой духовной школе, которую пришлось им с А. П. [Шостьиным] проходить. Талантливое, простое, ненадутое и ненапыщенное красноречие, полное ярких образов! Пел прекрасно хор студентов Академии. После отпевания был обед в доме Шостьиных со всеми старыми обычаями, с заупокойной чашей, блинами и киселем, что в Москве в нашей, по крайней мере, среде уже совсем вывелось. Пахнуло отошедшей гостеприимной и радушной стариной. Шостьины – вдова и сын благодарили меня за приезд так горячо и задушевно, как будто я сделал для них что-либо важное и существенное, так что мне было даже неловко. Была большая часть академической корпорации; о распадении ее вел я речь с о. Варфоломеем на обратном пути. В Москву я приехал в конце 7-го часа и с трудом попал в трамвай. Грязь, оттепель, мокро и отчаянный ветер.
15 января. Пятница. Весь рабочий день над Флоровским. Отослал несколько оттисков Судебника разным лицам. Приходится на практике убеждаться, что надо вести тот образ жизни, который у меня установился путем опыта: работа утром до завтрака, после завтрака непременно прогулка, затем вновь работа от 4 до 7, до обеда, после обеда отнюдь ничем трудным не заниматься; только при таком распределении не чувствуешь усталости. Всякое нарушение этого порядка – не проходит даром.
16 января. Суббота. Утром составлял краткий отзыв о книге Лысогорского для представления ее на премию в Совет
Академии. Написал также письмо Флоровскому. В третьем часу экзаменовал в Университете: явилось человек 7–8. Домой возвращался далеким путем. День был солнечный, и как будто повеяло первыми признаками весны. Вернувшись, написал письмо издателю «Русской старины» [П. Н. Воронову] с благодарностью и с предложением статьи о детстве Петра Великого29. Вечер у Готье, где было собрание оставленных при Университете для организации библиографического отдела в будущем журнале Исторического общества. Были мои оставленные30, а также Пичета, Панов и Бережков. Разобрали до 125 повременных изданий, за которыми обязались следить. За чаем беседа о новых явлениях в нашей исторической литературе.
17 января. Воскресенье. Утро проведено за подготовкой к лекции в Академии. Заходил к М. С. Елагину, отдал ему список учебных заведений, куда надо разослать учебники для ознакомления с ними. В список внес восточные округа: два сибирских и Оренбургский, к ним прибавил еще Харьковский. Не застав его дома, пошел отдать визит Е. Н. Елеонской, у которой посидел с полчаса. Вечер дома; читал Мине из «Путешествия под водою» Жюля Верна31, с необыкновенным вниманием и интересом он слушает. Начал читать книгу Лысогорского. Ложась спать, заметил, что весь я покрыт какой-то экземой.
18 января. Понедельник. Несмотря на то, что покрывающая меня сыпь усилилась, я отправился все же в Посад, занял свой номер в гостинице, но, придя в Академию, узнал, что завтра 19 января лекций не будет по случаю именин митрополита [московского Макария (Невского)]. Совсем мы забыли об этом. Читал довольно живо, в каком-то особенно нервном состоянии от экземы. После лекций заходил к ректору [епископу Волоколамскому Феодору (Поздеевскому)], хотя и в неприемный час, чтобы передать ему рекомендацию книги Лысогорского на премию, и подарил ему экземпляр учебника. Пришлось нарушить данное Шостьиным обещание побывать у них в этот вечер. Возвращался в Москву вместе с С. И. Смирновым; разговор об Историческом обществе, об Академии и о войне. Как обыкновенно, я защищал правительство от нападок, доказывал, что правительство – это мы сами, т. е. люди из той же нашей среды.
19 января. Вторник. Экзема, меня покрывающая, увеличилась, и, чтобы выяснить, в чем дело и что делать, я попросил к себе доктора В. А. Александрова, который и был у меня в 12 часов. Он видит причину болезни в желудке. Получил открытку от С. Ф. Платонова в ответ на посланный ему оттиск статьи о Судебнике: «Многоуважаемого М[ихаила] М [ихайловича] очень благодарит за присылку его статьи об Устьянском кодексе преданный ему С. Платонов». Последними словами: «об Устьянском кодексе» дается мне понять, что он прочел статью32. Какая завидная вежливость и какая тонкость. Никуда сегодня не выходил и весь день читал Флоровского, а вечером еще и А. И. Покровского. Вечером мы опять оставались вдвоем с Миней, и я ему прочел две главы из Жюля Верна, с наслаждением следя за его впечатлениями.
20 января. Среда. Целый день дома. Экзема моя, кажется, уменьшается, но все-таки еще довольно неприятна. За книгой Флоровского. Был у меня некто Шепелев, родственник профессора Академии Россейкина, с просьбой похлопотать за него перед П. И. Новгородцевым; дал ему письмо. Вечером у нас Липа и Миша.
Газеты принесли новость о перемене председателя Совета министров33. Чем это вызвано, неизвестно.
21 января. Четверг. Писал отзыв о Флоровском. Затем экзамен в Университете – было экзаменующихся очень мало, человек 8. Вечером у меня Ю. В. Готье, с которым прочли отзыв, и Д. Н. Егоров. Рассказы о его нижегородской поездке на открытие Нижегородского народного университета34. Любопытна статья в одной из левых нижегородских газет под заглавием «Пустое место», в которой доказывается, что открытое в Нижнем учреждение – ни «университет», ни «народный». По-моему, правильно, и уже во всяком случае, это не есть «университет». Это гордое название совершенно неправильно носит и наше московское учреждение Шанявского35, которое есть не что иное, как курсы по отдельным предметам. Левые разгильдяи, вроде Б. И. Сыромятникова, любят в пустозвонных речах противопоставлять «казенный» университет «вольному» и «императорский» – «народному». У нас даже лекции Сыромятникова на окраинных московских фабриках называются «университет». Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Готье проводил прямые, фронтальные атаки на Егорова с тем, чтобы тот возвращался в «казенный» университет36. Получил лестный ответ от издателя «Русской старины» [П. Н. Воронова] с просьбой прислать статью.
22 января. Пятница. Утром выправлял статью для «Русской старины». Семинарий на Женских курсах, перед которым виделся в профессорской с Петрушевским и вел с ним беседу о работе над биографией Петра. Вечером в Малом театре на пьесе «Воевода» Островского, которую видел лет тридцать тому назад. Тогда играл воеводу Ленский, а Степана Бастрюкова – Южин. Но Садовская все та же. Видел в первый раз на сцене свою бывшую ученицу Пашенную.
23 января. Суббота. Приготовился к лекции и отправился в 12-м часу в Университет. Дождавшись в профессорской времени начала лекции, пошел в аудиторию – но, к удивлению моему, она оказалась совершенно пуста. Солдат, дежурящий при аудиториях, объяснил мне, что я не сделал объявления о начале лекций, потому никто и не пришел. Я, действительно, в прошлых годах, начиная лекции после Рождества не в срок, вывешивал объявления. Теперь хотел начать в срок – но потерпел неудачу. Так порох мой потрачен был даром. Та же участь постигла И. И. Иванова, и мы, поговорив с ним некоторое время об экспериментах министра народного просвещения с отменою выпускных экзаменов37, пошли в библиотеку. Вечер я провел у Богоявленских, куда путь сделал ради прогулки пешком.