Страница 76 из 246
Нилыч, прищурясь, внимательно оглядел его.
— И заработаьь неохота?
— Водка — не заработок, — ухмыльнулся Андрей, — а угощение.
— Верно, паря, — кивнул Миняй и, посчитав дело конченым, взялся за косу. — Давай, мужики, по-светлому закончим.
— Ну, как знаете, — Нилыч оглядел их. — Только в страду зовут, а потом… просятся.
— Мы на заводе работаем, — спокойно ответил Эркин.
— Нам круглый год страда, — засмеялся Колька.
— Ну, бог вам в помощь, — отступил Нилыч.
Когда стук копыт его коня затих, Эркин, поравляя косу, спросил:
— Коль, он по злобе тебе ничего… не нагадит?
Колька покачал головой.
— Нилыч прижимист, конечно, и своего нигде не упустит, но на подлянку… нет, не будет он мараться. Земли у него невпроворот, луг этот я, глядишь, у него и на следующий год нанимать буду, нет, не пойдёт он на это.
— Работников много держит? — поинтересовался миняй.
— Хутора у него два, я слышал, — Колька говорил не спеша, в такт косьбе. — Там живут, да в доме по хозяйству по найму, да молочная у него с сыроварней и маслобойкой, там тоже работники постоянные. Ну, и на страду нанимает, и помочь собирал.
— За водку? — спросил Андрей.
— За угощение. Помочь всегда безденежна.
— Водкой дешевле выходит, конечно, — кивнул Миняй. — Да, такой своего не упустит, это ты верно сказал.
— Лендлорды они такие, — по-английски откликнулся Андрй.
Последний ряд они заканчивали при длинных, через весь луг, чёрных тенях, красное, уже не слепящее солнце медленно спускалось к горизонту. Медленно, не так от усталости, как от предвкушения отдыха, они пришли к костру, и Эркин сразу захлопотал. Развёл сильный огонь, достал мясо, нарезал и засыпал его в котелок.
— Сейчас прогреется, и поедим. Андрей, давай за водой на чай.
— Так пока вскипит… В обед надо было…
— Вот и сделал бы, а не дрых, — сердито ответил Эркин.
Он едва не обжёгся, возясь с котелком — всё-таки с решёткой куда удобнее. Андрей взял закопчённый чайник и пошёл к ручью.
— А пока холодненького, — Колька достал флягу с холодным чаем.
— Самое оно, — одобрил Миняй, усаживаясь поудобнее.
Эркин ещё раз перемешал кашу с мясом и снял котелок с огня. Андрей повесил на место котелка чайник, подправил огонь и полез за мисками.
— Ну, надо же, — хмыкнул Миняй. — Как скажи, в ресторанте.
— А чего ж и нет, — ухмыльнулся Колька.
Ложка у каждого своя, Андрей разложил кашу по мискам, Миняй нарезал хлеб, перекрестился и первым начал есть.
Первые ложки прошли в молчании: уж очень устали. Но, беря второй кусок хлеба, Колька сказал:
— А кашеваришь ты, Мороз, здоровско.
— Мясо хорошее, — улыбнулся Эркин. — И крупа чистая.
— Ага, — Андрей хоть и с полным ртом, а не промолчит. — И дурак, значит, кашу наварит, когда крупа есть?
— У тебя же получалось, — спокойно, только глаза блеснули, ответил Эркин.
Все заржали.
— Так его молодого, — кивнул Миняй. — Чтоб не зарывался.
— Эх, все-то на меня, на младшенького, — хмыкнул Андрей, накладывая себе ещё каши.
Колька фыркнул, едва не поперхнувшись.
Пока ели кашу, закипел чайник, и Колька заварил чаю.
— По-флотски. Чтоб в кружку налил, и дна не видно.
— Это что ж, — Миняй повёл носом, — чифирь вроде?
— Нет, — мотнул головой Андрей. — Чифирь крепче.
Чай пили вприкуску, не спеша, наслаждаясь вечерней прохладой и отдыхом.
— Не думал, что за день смахнём, — Колька, блаженно отдуваясь, допивал кружку.
— В охотку-то, — хмыкнул Миняй. — Ну, и выложились, конечно. На то она и страда, день год кормит.
Эркин кивнул.
— А хватит этого на зиму?
— Сено хорошее, — возразил Миняй. — А ежели соломки подмешивать…
— Если уж мешать, то концентраты, — возразил Эркин.
— Эка хватил! Концентрат-то кусачий! — Миняй потёр пальцами воображаемые деньги. — Купил мешок, да и остался без порток.
— Зато молоко с него, знаешь, какое? Дуешь, а оно не брызгается, во, в два моих пальца сливки.
— Ну, это ты загнул, я таких коров не видел.
— Ты, может, и не видел, а я доил. День постоит бидон, и ложкой не пробьёшь, а горловину потом не отмоешь.
— Это что за коровы такие?
— Шортгорны называются.
Миняй недоверчиво покрутил головой, и Эркин улыбнулся.
— Раз говорю, значит, знаю.
— Ну… ну да, — Миняй ухмыльнулся. — А у козы какие сливки? Тоже знаешь?
— Нет, — вздохнул Эркин. — Коз там не держали, только… Коза — не корова, конечно, но и её. Как покормишь, так и подоишь.
Молча слушавшие их спор Колька и Андрей дружно заржали.
— Ай да, братик!
— Ну, умыл!
Рассмеялся и Миняй. Ну, в самом деле же, завёлся, будто о его корове речь.
— Эркин, — отсмеялся Андрей. — А летом мы кого пасли?
Эркин удивлённо посмотрел на него.
— Фризов. Забыл, что ли?
— А ну да, они мясные, так?
Эркин кивнул.
— Ну и имена, — покрутил головой Колька.
Было очень тихо, а от луны и костра светло. Андрей со вздохом подвинулся и прилёг, опираясь на локоть. Эркин улыбнулся.
— Устал?
Улыбнулся и Андрей.
— Не смертельно.
Миняй хмыкнул.
— А ты злой на работу, Мороз. Неужто и там, — взмахом головы показал куда-то в сторону, так же уродовался?
— Там, это в Алабаме? — уточнил Эркин, переходя на английский. — Так и не так. На беляков работал, это было. А скотина-то не причём, понимаешь? Я её не подою, у неё вымя распирать будет, загорится… — и видя, что Колька не понимает, а Андрей встревожился, оборвал фразу и продолжил по-русски: — Взялся — делай, а не можешь, так и не берись.
— Боишься — не делай, делаешь — не бойся, — подхватил Андрей. — Верно, брат.
И вдруг привстал на колени.
— Ты чего? — удивился Колька.
— Девок услышал- сразу догадался Миняй и заржал. — И сна уж ни в одном глазу.
— Да, какой тут сон, время-то детское, — возмутился Андрей, вскакивая на ноги и заправляя рубашку. — Кольк, айда.
Колька покачал головой.
— Полежу.
— Давай, парень, — ухмыльнулся Миняй. — Твоё дело холостое, самый твой час, наше уже отгуляно.
— Ну, как хотите.
Андрей быстро обулся, снова прислушался.
— Там, вроде, поголосистее будут, — и уже уходя: — и посисястее.
Его провожал дружный хохот.
— Ох, Миняй вытер глаза и налил себе ещё чаю. — Ну, чисто кот мартовский. Слышь, Мороз, ты в парнях, ну, до свадьбы, тоже гулял?
Помедлив, Эркин кивнул.
— Небось не один десяток перепробовал, — поддержал Миняя Колька.
— А я не считал, — так же, со спокойной ленцой в голосе, ответил Эркин.
Разговор обабах — неизбежный мужской разговор, и он уже знал, что можно и не врать, главное — до конца не договаривать. Правда, но не вся.
Ну, Колька, ты и щас не промах.
Я ж Моряк, ржёт Колька. — А на суше моряки — всегда победители.
— Хороша-то вдовушка? — подмигивает Миняй.
— Чисто сахарная.
— Много сахару зубы портит.
А у меня и перчик припасен.
— Видал я твой перчик, — Миняй пренебрежительно сплёвывает. — Селёдка заморенная. Нет, я, брат, помясистей люблю.
— Белорыбицу, что ль? — смеётся Колька. — Рыбка хороша, да больно дорога.
— Это да, — соглашается Миняй. — Такая тебе живо карман растрясёт и вытрясет.
— Было бы чего трясти, — мрачнеет Колька, но тут же улыбается. — А сам-т? Тоже ведь… не всю правду жене сказываешь.
— А ты думал, — Миняй даже как-то обиженно смотрит на Кольку. — Я что, не мужик?
— Мужик, — кивает Эркин. — Дверью хлопнешь, так всё крыло вздрагивает.
Миняй оторопело смотрит на него.
— Это как в крыле? Я же в башне…
— В башне своей ты, может, и не хлопаешь, — очень серьёзно, только глаза блестят, отвечает Эркин. — Не знаю, не слышал, — и обращаясь к Кольке: — Я в семьдесят седьмой живу, а как он в пятидесятой хлопнет, так весь этаж слышит и знает.
Миняй молча широко открытым ртом хватает воздух, а Колька катается, хохоча и стуча кулаками по земле.