Аналогичный мир - 3

— Мам, а то, что Эрик принёс?

Женя посмотрела на Эркина, и он ответил:

— Это к чаю.

— Значит, вкусненькое, — понимающе кивнула Алиса и занялась яичницей.

— Я сегодня её с собой взяла, — рассказывала Женя, придвигая ему хлеб и масло. — Погуляли заодно. Церковь в Старом городе только. Завтра, когда на рынок пойдём, посмотрим. Ну, и пройдёмся. Я только продукты покупала. А с понедельника начнём всё для ремонта покупать.

Эркин ел и кивал.

— А у тебя как?

— Всё хорошо, — он смущённо улыбнулся. — Меня обманули вчера. А сегодня уже настоящая прописка была. Ватага, нет, бригада меня приняла. Я… пива выпил. Ничего?

— Ничего, ничего, — Женя подложила ему яичницы. — А потом баба Фима пришла. Я уже беспокоиться стала: темно, а тебя нет. Вдруг что… А она мне объяснила, что по пятницам все мужчины пиво пьют, и тебе нельзя, — она фыркнула, — компанию ломать.

— Всё так, — кивнул Эркин. — Она здесь живёт?

— Да, в башне. Оказывается, в левой башне два этажа маленьких квартир. Для одиноких. Представляешь, у неё никого нет. Все в войну погибли.

Эркин сочувственно кивнул.

— Мам, я всё съела, — напомнила о себе Алиса.

Женя рассмеялась и убрала тарелки. Подала Эркину свёрток. И он не спеша распаковал его. Женя ахнула, а Алиса завизжала. А когда разобрались, что не просто обёртка, а кукла, да ещё — рассмеялась Женя — с «одёжками», то восторгу не было границ и конца. Женя принесла из спальни маленькие ножницы и вырезала Алисе и куклу, и нарисованные на вложенном в плитку листке распашонки, ползунки, чепчики… показала Алисе, как одевать и раздевать куклу. К изумлению Эркина, на обёртке было целое стихотворение про куклу и даже указано её имя. Куклу звали Андрюшей.

— Женя, я не знал…

— Всё хорошо, милый, — она улыбнулась ему, и он сразу ответил улыбкой. — Ты молодец, что купил.

Алиса так занялась новой куклой, что забыла не только про чай, но и про шоколад. Нет, мама и раньше рисовала и вырезала ей кукол с одёжками, но те все как-то быстро рвались и терялись, а эта… Женя и Эркин пили чай и смотрели на сосредоточенно шепчущую что-то себе под нос Алису, которая одевала и раздевала Андрюшу.

— Пойдёшь помоешься?

— Да, — кивнул Эркин.

— Я послежу за ней, — улыбнулась Женя.

— Завтра я крючки сделаю, — сказал Эркин, вставая. — Купим, и я прибью.

— Иди мойся, — Женя, улыбаясь, смотрела на него. — А потом я её уложу, и мы всё обсудим на завтра.

— Да, — он счастливо улыбнулся и сказал по-английски: — Костровой час.

И Женя, тихонько рассмеявшись, кивнула.

Эркин зашёл в тёмную спальню, снял и положил на подоконник часы, снял, помедлив, с шеи ремешок с рукояткой и положил рядом. Рукоятка была тёплой и чуть скользкой от его пота. Потёр грудь. Да, лучше наверное зацепить за пояс и носить в кармане. Ладно. Андрюша… Он ни разу не назвал так Андрея. Даже не знал. В лагере только услышал, как какая-то женщина называла так сына. Тоже Андрея. Андрей, брат. Андрюша… Ладно. Он тряхнул головой и пошёл в ванную.

Женя играла с Алисой, прислушиваясь к плеску воды в ванной. Хорошо, что завтра ему не надо на работу, сможет выспаться. Как он устал за эти два дня, даже осунулся. Ну, ничего. Два дня выходных, отдохнёт, выспится. Тяжело вставать в темноте.

Эркин вымылся тщательно, но торопливо. Алисе пора спать, а пока он не освободит ванную, Женя не может её уложить. Ну, вот и всё. Он вышел из душа, вытерся и натянул рабские штаны и тенниску. Надо бы зеркало в ванную. И… и с ума сойти, сколько всего нужно. Он ещё раз вытер голову и вышел.

— С лёгким паром, — встретила его Алиса. — Эрик, смотри, Андрюша здесь жить будет.

Эркин узнал коробочку из-под «пьяной вишни в шоколаде» и улыбнулся. И впрямь… удобно.

— Правда, хорошо? — смотрела на него снизу вверх Алиса.

— Да, — кивнул Эркин. — Хорошо.

— Алиса, — позвала Женя. — Убирай игрушки и давай ложиться, спать пора.

— Ладно, — согласилась Алиса.

Эркин отдал ей коробочку с куклой, и она убежала в свою комнату. А Эркин пошёл на кухню. Пощупал чайник. Остыл уже, надо подогреть. Как на этой плите всё остывает быстро. Он осторожно — всё-таки не привык ещё — зажёг газ и снова удивился голубому, а не красному, как в печке, огню и поставил чайник на конфорку. На столе две чашки, на блюдечке квадратики шоколада.

— Э-эрик, — позвала его Алиса.

И он понял, что наступил момент поцелуя на ночь. Алиса так привыкла к этому в лагере, что теперь неукоснительно следила за соблюдением ритуала. Он зашёл в её комнату, где на подоконнике сидели и лежали её игрушки, наклонился и осторожно коснулся губами её щёчки.

— Спи, Алиса, спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — сонно ответила Алиса.

Засыпала она по-прежнему мгновенно.

Эркин вернулся на кухню. Женя разлила по чашкам чай. И когда она подвинула ему шоколад, он заметил у неё на правой руке на безымянном пальце кольцо. Узкое золотое колечко. Гладкое, без камня.

— Женя… что это?

Она покраснела.

— Я купила его сегодня.

Эркин очень осторожно взял её за руку, провёл пальцем по кольцу.

— Это… это я должен был купить, да?

Его голос звучал виновато, и Женя улыбнулась.

— Всё хорошо, Эркин.

Он вздохнул и, потянувшись, осторожно коснулся губами ё руки рядом с кольцом и выпрямился.

— Женя, а… а мужчины здесь не носят колец, я ни у одного в бригаде не видел.

— Ну, конечно, у тебя же работа такая. — Женя, улыбаясь, смотрела на него. — А теперь давай на завтра обсудим. Я хочу на рынок сходить.

Эркин кивнул и решился.

— Женя, ты… ты не видела? Полушубки… очень дорогие?

Женя радостно улыбнулась.

— Ну, конечно, Эркин, сначала пойдём, тебе полушубок купим. И бурки. И…

— И больше мне ничего не надо, — вклинился Эркин и стал смущённо объяснять: — Понимаешь, Женя, я посмотрел сегодня. Все переодеваются после работы, полушубки, пальто, есть такой… шакал, так только он и я в куртках. Ну, я и подумал… Мне в понедельник рабочую одежду выдадут, куртку, штаны, валенки, так что…

— Так что ты своё страшилище, куртку рабскую, носить не будешь, — решительно перебила его Женя. — Полушубки в Торговых Рядах есть, и бурки там же, и… — и улыбнулась. — Там посмотрим. Завтра тогда сначала туда. Сразу после завтрака. А на рынок потом.

Эркин кивнул. Конечно, занесут домой его куртку и сапоги, не тащиться же с ними на рынок. Он сказал это вслух, и Женя согласилась и сказала, что Алису тогда оставят дома, сходят, купят ему всё, придут домой, возьмут Алису и пойдут на рынок.

— Ну вот, — рассмеялась Женя. — Вот всё и решили. А с понедельника начнём к ремонту всё готовить.

— Да, — кивнул Эркин. — А в воскресенье…

— Да, — подхватила Женя, — и завтра всё купим на воскресенье. И про церковь узнаем.

— Мгм, — Эркин допил чай, улыбнулся. — И в самом деле, всё решили.

У него вдруг стали слипаться глаза, клонилась книзу голова.

— Ты иди, ложись, — сказала Женя, собирая чашки. — Я мигом.

Эркин кивнул и встал из-за стола. В самом деле, держался, держался и устал. Уже ни о чём не думая, прошёл в спальню, не включая свет, разделся, расправил постель и лёг. Прохладные простыни, чистота, покой и сытость. Он потянулся под одеялом, ощущая с наслаждением, как скользит простыня по чистой коже, закрыл глаза и уже не услышал, как легла Женя.

В дверь осторожно постучали. И Жариков, узнав этот вкрадчивый и одновременно доверчивый стук, улыбнулся.

— Заходи, Андрей.

С недавних пор Андрей стал приходить к нему поговорить не в кабинет, а в комнату, домой. Пили чай, и Андрей слушал его рассказы о России, о доме, о войне… да обо всём. И иногда, всё чаще, Андрей рассказывал и сам. О хозяевах, Паласах, питомниках… Слушать это было невыносимо трудно, но не слушать было нельзя.

Андрей вошёл, улыбаясь и неся перед собой коробку с тортом.

— Вот, Иван Дормидонтович, я к чаю купил. В городе.