Страница 330 из 354
— До Батыгово две минуты.
— Спасибо. Держи, браток, — Владимир вложил в руку проводника три рубля. — С меня за постель, за чай и тебе на чай, а мне на удачу.
— Спасибо, — кивнул проводник и посмотрел на тоже уже одетого Эркина. — Выходишь, что ли?
Эркин молча кивнул, чувствуя, что говорить сейчас ничего не нужно.
— Смотри, всего семь минут стоим.
Проводник взял скатанный в рулон тюфяк Владимира и отступил, давая им дорогу. Владимир быстро шёл по проходу, весело перекликаясь с желавшими удачи и отшучиваясь, но идущий следом Эркин всё ещё чувствовал его напряжение.
В тамбуре проводник догнал их, приготовил дверь и открыл её практически одновременно с остановкой поезда.
— До свиданья, браток.
Владимир сильным уверенным движением выставил на перрон костыли и выбросил себя вперёд. Эркин спрыгнул следом за ним. Облако снежной пыли ударило его в лицо. И почти сразу, он даже дыхания перевести не успел, из слепящего снежного ветра донеслось:
— Володя! Владимир Кортошин! Володенька!
— Лида! — ответно крикнул Владимир. — Алексеева Лида! Я здесь!
К нему подбежала и с ходу обняла женщина, закутанная в платок поверх странного — Эркин таких раньше не видел — пальто из овечьих шкур.
— Ой, Володенька, ой, наконец-то! — целовала она Владимира. — Ой, мы ж тебя неделю уже встречаем! Ой, Тася, Тася, здесь он, здесь, ой, Володенька, это ж Тася, подружка моя, ой, мы ж тебя ж ждали так.
— Тася, — вторая женщина, так же вынырнувшая из снежной темноты, церемонно подала руку Владимиру.
Эркин, следивший за всем этим с живым интересом, услышал крик проводника, что минута осталась, и шагнул к Владимиру.
— Удачи тебе!
— Спасибо, браток, — Владимир крепко обнял его и поцеловал. — И тебе удачи во всём, — и оттолкнул от себя. — Беги, отстанешь!
Эркин подбежал к вагону, уже начавшему движение, и ловко запрыгнул в тамбур, оглянулся. Владимир уходил, и две женщины с двух сторон с ним.
— Батыговские девки ловки, — хмыкнул проводник, закрывая дверь. — Только глянешь, а уже оженили. Беги, грейся.
Эркин не чувствовал себя замёрзшим, но, войдя в наполненный живым теплом вагон, понял, насколько там было холодно. А им ехать ещё дальше на север. До Иванькова. Потом на Ижорск. И уже оттуда в Загорье. И будет всё холоднее, и холоднее. А зима только началась. Он-то думал, что носки, варежки, ну, ещё шапка — и всё, остальное у него есть, а теперь… и Жене, и Алисе тоже надо. Сколько же у них на одну одежду уйдёт?
В их отсеке на полке Владимира сидели двое мужчин. Видимо, подсели в Батыгово. И не в военном. Их толстые тёмные пальто с меховыми воротниками висели на крючках. И шапки там же. Тоже меховые, но не ушанки, а просто круглые и чуть сплющенные с боков. Стол был занят, и мужчины разложили свои бумаги прямо на полке. Когда Эркин вошёл, один из них поднял голову и улыбнулся.
— Здравствуй. Потеснили мы тебя.
— Здравствуйте, — ответно улыбнулся Эркин. — Нет, я на верхней.
Открыла глаза и приподнялась на локте Женя.
— Эркин? Ты выходил?
— Я Владимира проводил, — ответил Эркин, снимая куртку. — Тебе не дует от окна? Давай, я куртку подсуну.
— Нет, всё в порядке, — Женя заметила новых попутчиков и улыбнулась им. — Здравствуйте.
— Здравствуйте. Мы разбудили вас?
— Нет, ничего, — Женя ещё раз улыбнулась им и отдельно Эркину. — Ты ложись, поспи ещё.
— Да, сейчас.
Эркин оглядел еду на столике, собрал и переложил так, чтобы освободить часть стола, разулся и залез на свою полку. И даже ещё лечь не успел, как словно провалился. И расстёгивал под одеялом рубашку и джинсы уже во сне, ни о чём не думая и ничего не ощущая. В Иваньково они приезжают в шесть сорок. До шести можно спать. Сорока минут им на сборы хватит.
— Этот вариант не рентабелен…
— Да, но Старик упрётся…
— Старику с его технологиями на пенсию пора. Отжившие категории…
— Весьма живучи…
— Элементарно…
— Оптимизация эффективности…
— Проверь по коэффициентам…
— Да, капэдэ приличный, но…
— Отвёрточная сборка, чего ты хочешь…
Доносившиеся откуда-то непонятные, словно и не по-русски говорят, слова не мешали и не тревожили. Эркин спал спокойно, без снов, но готовый проснуться, как только шевельнётся Женя. И опять шорох, как будто кто-то скребётся в вагонную стенку. Но сейчас он вдруг понял: это же снег. Снег… они в России… пусть будет холодно, трудно, но они в безопасности, они в России…
Большие снежные хлопья важно опускались на мокрую холодную землю и даже не сразу таяли. Фредди с наслаждением вдохнул запах снега, лёгкий, едва уловимый и такой особенный. Нет, всё-таки не плохо и даже хорошо. Год они продержались, и сделано… ну, пусть кто другой на их месте попробовал бы сделать больше.
Роланд, выгнав лошадей в загон, яростно чистит конюшню. От скотной доносится пронзительный голос Дилли, распекает Рыжуху, что сено не жрёт, а под ноги кидает. Гомонит малышня. В Большом доме стучит топор Сэмми. Тарахтит новый движок, что-то Стеф его на слишком больших оборотах гоняет. Ларри несёт, широко перешагивая через лужи, стопку дубовых панелей в кладовку, а за ним Марк тащит охапку обломков плинтусов, да, капитальное было сооружение, если до сих пор разламываем. Мамми запирает продуктовую кладовку, а Роб стоит рядом в обнимку с мешочком крупы. Чего-то Молли не слышно, нет, подала голос, она всегда, управляясь на птичнике, поёт, если б у неё ещё репертуар хоть на одну песню побольше, а то одно и то же, Рол, правда, от её пения млеет, но это уже только его проблема. Но что там Стеф с движком вытворяет? Ладно, посмотрим.
Фредди поправил шляпу и решительно пошёл к котельной. Джерри оглянулся ему вслед, но остался сидеть на изгороди конского загона: он не терял надежды подманить какую-нибудь из лошадей и прямо с изгороди прыгнуть ей на спину. Том побежал за Фредди, но потом повернул на кухню: там всё-таки интереснее, чем в конюшне.
В котельной было жарко, пахло соляркой и маслом. Стеф в комбинезоне на голое тело кидал уголь в топку и, когда Фредди вошёл, бросил, не оборачиваясь:
— Ага, в самый раз.
Фредди усмехнулся.
— Так ты заманивал меня, что ли?
Стеф захлопнул дверцу, поставил на место лопату и подошёл.
— Нет, просто проверяю, мне звук не нравится. А разговор тоже есть.
— Давай, — кивнул Фредди.
Они сели к маленькому столику у окна. Стеф тяжело выложил на столешницу масляно блестящие с въевшейся в трещины угольной пылью набрякшие руки.
— Вот какое дело. Контракт у всех до Рождества, так?
— Так, — кивнул, сразу насторожившись, Фредди.
— И когда расчёт будет? Двадцать четвёртого?
— А ты когда хочешь? — спросил Фредди.
— Пораньше бы надо. И не мне, а всем.
— Зачем?
— Рождество, а подарки купить не на что. Хэллоуин нам испоганили, неужто и Рождества не будет? — Стеф достал сигарету, но не закурил. — Человеку праздники нужны.
— Чёрт! — Фредди озадаченно сбил шляпу на лоб и почесал в затылке. — Об этом мы и не думали. Это ты здорово сообразил, Стеф. Значит, чтоб было настоящее Рождество?
— Ну, гуся да карпа каждому не выйдет, — засмеялся Стеф, — но ёлку хоть какую, и подарки, и чтоб каждый с деньгами по магазинам прошёлся, выбрал, да купил… Это надо.
Фредди кивнул.
— Ладно. Это всё можно. А до города как? Пешком?
Стеф улыбнулся.
— Зачем пешком? Если пошарить, подумать и руки приложить, фургончик вполне можно сварганить. Две лошади и свободный день. Возможно?
— Делайте фургон, — кивнул Фредди. — Остальное за мной. И на какой день расчёт?
— А на двадцатое. Три дня, чтоб посменно съездить, а там уже и Сочельник.
— И двадцатого лучше тихо сидеть, — задумчиво сказал Фредди.
Стеф кивнул.
— И это. В городе, может, что и будет, а мы там позже окажемся. И приодеться людям надо. А то… год Свободе скоро, а во всём рабском. Ларри рассказывал, как на него в городе лупились, пока он себе джинсы и ковбойку не купил.