Аналогичный мир - 2

— Мам, а это что? Ну, вон там.

— Это? — Женя посмотрела в окно. — Это церковь.

Поднял голову и Эркин. Поезд шёл медленно, и он успел увидеть.

— Это… её разрушили, — сказала Женя, почувствовав его удивление.

— Опять война?! — возмутилась Алиса.

— Она самая, — сказал, входя в отсек Владимир. — Была, да вся вышла.

Они расселись как вчера: Владимир к окну, Женя рядом с Алисой, а Эркин рядом с Владимиром. Но только взяли себе по бутерброду, как вошла с дымящейся кружкой в руках светловолосая и веснушчатая женщина в военной форме. Она остановилась, явно отыскивая место для своей кружки на заставленном едой столике. Эркин тут же встал, уступая ей место, а Владимир улыбнулся:

— Садись, сестрёнка, братишкой будешь.

К удивлению Эркина и Жени, это предложение явно обрадовало женщину. Видно, «братишка» означало что-то, чего ни он, ни Женя — Эркин это понял, быстро поглядев на Женю — не знали. В конце концов, всё утряслось. Эркин теперь сидел у окна, Алиса у него на коленях, Женя рядом, а «братишка» — оказалось, её зовут Олей — рядом с Владимиром. У Оли был с собой такой же, в принципе, набор, что и у Владимира, и стол теперь ломился от еды. От водки Оля отказалась, съязвив:

— Мне похмеляться незачем.

— Об чём речь, — хмыкнул Владимир. — Не об опохмелке разговор идёт.

— Если вам лишнее, мы поможем, — сказали вдруг сверху.

Все подняли головы и увидели свесившуюся совсем мальчишескую чумазую мордашку и вихрастые давно не стриженые волосы.

— Ты откуда такой прыткий? — удивился Владимир.

— Из Рогожкина, — весело ответил мальчишка. — А едем до Кулькова. И обратно. Жратву в пузе перевозим.

— А грузоперевозки по льготному тарифу, — засмеялась Оля.

— Приятно с понимающим человеком поговорить. Так как насчёт помощи? Мы вам в момент очистим.

— Сколько вас, трое? — Оля сложила три бутерброда стопкой и протянула наверх. — Хватит?

— С такого-то стола могло и побольше отломиться. Но мы не гордые, спасибо и на этом.

Сверху протянулась грязная, по-мальчишески тонкая в запястье рука и взяла бутерброды.

Эркин сидел, опустив глаза. Он не любил и презирал шакалов. Но не спорить же. И в России, может, другие порядки. Он-то не знает. Наверху аппетитно и смачно чавкали.

Подошёл проводник, кивнул им и посмотрел наверх.

— Так, в Олсуфьеве проверка, выметайтесь, пока перегон тихий.

— Ага-ага, спасибо, дяденька, — загомонили наверху. — За нами не пропадёт, не боись, мы на добро памятливые.

Трое мальчишек в грязных, зашитых вкось и вкривь, похожих на рабские куртках попрыгали вниз и выбежали. Последний — самый маленький — успел схватить со стола круг колбасы и крикнуть:

— На здоровье, тётеньки!

Владимир покачал головой, а Оля неожиданно грустно сказала:

— Что с их возьмёшь? Война всё.

— Да, — вздохнул Владимир, всё война, — и ответом на взгляд Эркина: — Ни кола, ни двора, ни родного человека рядом. Всё война взяла. Думаешь, шпана поездная? Оно и так, и не так. Некуда им ни деться, ни приткнуться. И для работы малы, и для приюта велики.

— По устному… договору с двенадцати лет работают, — нехотя сказал Эркин, в последний момент заменив английский «контракт» русским «договором».

— Да кто их, мальцов, наймёт, — вздохнул Владимир. — Да ещё зимой.

Поезд шёл медленно, за окном тянулась белая равнина, но Эркин уже пригляделся и видел вмятины и рвы.

— Воронки? — спросил он Владимира, кивком показывая на окно.

Тот понял и кивнул.

— Воронки, окопы… погуляла здесь война… вволюшку.

Оля внимательно посмотрела на Эркина и спросила:

— Ты где жил, что войны не видел?

— В Алабаме, — ответил Эркин и пояснил: — Туда война не дошла.

Оля улыбнулась, и её лицо стало очень мягким и совсем не насмешливым.

— Странно даже, — и посмотрела на Владимира. — Правда?

Тот, внимательно глядя на Эркина, кивнул.

— Своего, небось, хлебнул?

— Мало не было, — сдержанно ответил Эркин.

— Ладно, — тряхнула головой Оля. — Было да прошло.

Женя, державшая под столом Эркина за руку, перевела дыхание.

Утолив первый голод, пили чай уже не спеша, для удовольствия. Алиса, сунув за щеку конфету, смотрела в окно. Вагон наполнялся шумом, взад и вперёд мимо их отсека проходили люди. Шёл неспешный, совсем уже спокойный разговор. И взгляды Оли не раздражали Эркина. В конце концов, это не опасно, теперь не опасно. Владимир заметил и её взгляды, и непоказное равнодушие Эркина, и его улыбка стала на мгновение сочувственно-грустной.

— Нет, — Оля вертела в руках кружку с остывающим чаем. — Нет, у меня родни навалом, найду, куда приткнуться.

— Приткнуться несложно, а вот жить чтобы, — Владимир вздохнул, — это с кондачка не решишь.

— Да, — кивнул Эркин, — это быстро решать нельзя.

— Не понравилось, так и уехать — не проблема.

— Одному, да, — согласился с Олей Эркин. — А с семьёй надо прочно на место садиться.

— Да уж, с ребёнком на руках не побегаешь, — вздохнула Оля.

— Я так в беженстве намучилась, — кивнула Женя. — Алиска ещё маленькая совсем… господи, вспомнить страшно.

— А ты, сестрёнка, не вспоминай, — посоветовал Владимир. — Помнить хорошее надо.

— Плохое само помнится, — усмехнулся Эркин.

Алиса, занятая окном, казалось, совсем не слушала их. Но Эркин уже заметил, что всякий раз, когда он что-то говорил, Алиса быстро и внимательно оглядывалась на него.

Вагон уже шумел по-вчерашнему. Но белый свет за окном делал этот шум мягче. Окно запотевало, и Алиса протёрла его ладошкой.

— Алиса, — укоризненно сказала Женя.

Алиса посмотрела на свою, ставшую чёрно-серой, руку и обречённо вздохнула.

— Даа, я так ничего не вижу.

— А тут и смотреть не на то, — утешил её Владимир.

— Да?! — возразила Алиса. — Я столько снега никогда не видела. И он не тает. Вот!

Владимир засмеялся и закурил.

— Это ещё не самый снег. Так, пороша легла.

— Зазимок, — улыбнулась Оля. — Зима впереди.

— Долгая осень нынче, — Владимир отвернулся от окна. — Декабрь в начале, а снегу толкового ещё нет. Что-то не торопится зима.

— В январе наверстает, — отмахнулась Оля.

Поезд стал замедлять ход, и под окном медленно подплыла белая платформа.

— Олсуфьево? — спросила Оля.

— Больше нечему. Браток, — окликнул Владимир проходившего мимо их отсека проводника, — долго стоим?

— Сиди, — бросил тот на бегу. — Проверка.

Эркин сидел спокойно, во всяком случае, внешне. В самом деле, документы у них в порядке, ничего незаконного нет. Беспокоиться не о чем.

— Ваши документы… возьмите… ваши… ваш литер… предписание… возьмите… ваши…

Вагон притих. Ответов не слышно, только казённо-равнодушные голоса проверяющих. Владимир и Оля достали свои документы.

— Женя, пакет у меня в куртке, — ровным голосом сказал Эркин.

Женя кивнула и встала. Сняла с верхнего крючка его куртку и вынула из внутреннего кармана пакет. Когда у их отсека остановились трое военных с большими блестящими знаками патруля на груди, она протянула им весь пакет. Но, оказывается, были нужны только удостоверения и маршрутный лист. У Оли и Владимира так же документы проверили быстро. Вещи не смотрели, обыска не было, ну… ну, ничего страшного, а сердце где-то у горла дрожит. Когда патруль пошёл дальше, Женя улыбнулась Эркину и спросила Владимира:

— А кого они ищут?

Тот пожал плечами, пряча свои документы в нагрудный карман.

— А бог их знает, сестрёнка. В войну дезертиров искали, уклоняющихся, а сейчас…

— И сейчас то же самое, — усмехнулась Оля. — Долавливают, кого раньше упустили, — и насмешливо посмотрела на Эркина.

Эркина это не тронуло. Он ещё в лагере слышал, что пока ты репатриант или беженец, ты без гражданства и об армии речи нет. Он взял со стола бумагу от пайкового пакета, скомкал её и протёр окно, чтобы Алисе не было скучно. Да и самому интересно.

Поезд уже тронулся. Поплыл назад перрон с тёмным истоптанным снегом, домик с белой крышей… заборы из неровно обрезанных кольев и досок… серые низкие домики с белыми крышами, из труб поднимались дымки… деревья, тоже присыпанные снегом… совсем рядом ещё одна колея… мужчины в похожих на рабские куртках и меховых шапках что-то делают, что — не успел разглядеть. Поезд шёл всё быстрее. Вагон начинало потряхивать и раскачивать. Нарастал и шум в вагоне, снова слышались громкие разговоры, смех, обрывки песен.