Страница 32 из 67
К вечеру ужас усилился: стали привозить убитых из деревень, тех беглецов, которые думали там найти спасение.
Наутро в четверг их хоронили.
...Крики и отчаяние...
С раввином во главе решили собраться на площади и умолять бандитов не продолжать больше мучить местечко.
108
Раввин был замечательным человеком в общине, он считался красой еврейской ортодоксии всего овручского уезда. Кроме своих богословских знаний, он был и светски хорошо образован. Его все уважали, и даже крестьяне обращались к нему за разрешением своих споров и поступали по его слову.
Теперь он стоял перед ними просителем.
Приглашен был и местный священник,
Когда все собрались, евреи принесли бандитам хлеб-соль.
Раввин произнес речь:
-- Дайте нам всем уйти живыми или же убейте всех на месте, говорил он, не мучьте поодиночке.
В ответ ему кричали:
-- Це вам коммуна, це вам жидовское царство.
Раввин стал плакать перед ними.
Просил и умолял.
Но в ответ звучали насмешки.
Тут выступил священник с речью.
-- Хотя евреи все это заслужили,-- говорил он, -- они издали декрет об отделении церкви от государства и во многом другом грешны, но все же по евангелию нельзя убивать и грешных людей.
Помолчал и добавил:
-- А впрочем... делайте, как хотите.
Не переставали весь этот день грабить и бить встречавшихся по дороге евреев.
Евреи бродили по местечку, как безумные, не зная, куда им укрыться на ночь. В деревни уже боялись бежать, ибо видели результаты: смерть сторожила со всех сторон. К вечеру было немного успокоилось: начальник местного почтового отделения с некоторыми крестьянами устроили митинг и вынесли резолюцию не допускать дальнейших грабежей и убийств. Он устроил дежурство по местечку и разогнал кое-каких негодяев. Но евреи не доверили кажущемуся спокойствию. Они все собрались в один дом и там все вместе тихо сидели.
В три часа ночи волна бандитов смыла все заставы. Ворвались в дом, где собрались евреи,-- убили тех, кого успели, остальные разбежались.
Тяжело ранили раввина.
Ночевавшие в огородах по рвам, по кустам, услышав крик и плач бежавших по местечку, покинули свои ненадежные убежища, начали в панике бежать по улицам. Но тут их встретили градом пуль и многих убили и ранили. Большинство евреев бросилось бежать по дорогам на Овруч.
Оставшиеся с раввином стали заботиться о его спасении: он был тяжело ранен в грудь.
109
Повели его в больницу.
Вместе с ним и других раненых.
По дороге бандиты ударом штыка покончили с раввином.
Перебили раненых.
Кого ни встречали,-- детей, женщин, стариков -- всех расстреливали.
У одной женщины подняли штыком четырехлетнего ребенка в воздух...
И закололи.
3
Необычное
Глубокой ночью на улицах Словечно я услышала дикие крики, ружейные выстрелы, звон разбиваемых стекол и сразу поняла, в чем дело. Разбудила всех своих детей, поторопилась скорей забраться в кладовую, потому что там нет окон и безопаснее от пуль. До утра мы находились в кладовой, и в дом к нам никто не заглянул.
Утром я вышла на улицу.
Увидала многих крестьян: все мои хорошие знакомые и друзья; обратилась к ним с просьбой приютить меня и детей.
Они отказали.
Кругом евреи с ужасом делились впечатлениями о событиях минувшей ночи и с тревогой говорили о предстоящей. Я с детьми решила уйти из местечка.
Вскоре сынок мой Цалик уже сопровождал нагруженную подводу с остатками нашего добра. Посадив детей на воз, мы тронулись по направлению к Овручу. Но на выезде из местечка мы встретили бегущих евреев, они кричали нам, что выехать не дают, местечко окружено со всех сторон и на всех дорогах заставы.
Мы повернули назад.
Воз опрокинулся, все рассыпалось.
Я взяла малых детей на руки и все оставила на дороге, захватила только ценности: серебряные ложки и вилки, бокалы: все это забросила в ближайший огород, и пошла, гонимая сзади бандой. Разыскала остальных детей. Заметив, что многие бегут в дом Аврума Вера, не зная куда деваться больше, поспешила с детьми туда же. Трудно мне передать пережитое в этом земном аду... Да, да... все комнаты битком набитые евреями. Старики, женщины, дети укрылись под столами, кроватями, кушетками. Когда раздался с улицы первый выстрел, все как по команде бросились на пол. Тут же раздался сильный стук в двери.
110
Двери сейчас же открылись. Вошли бандиты.
Мы умоляли их нас не трогать, предлагая деньги. Они взяли их, больше 40.000, а предводитель обратился к нам:
-- Я вам дал сроку два дня убраться отсюда. Вы не ушли... теперь я с вами расправлюсь.
Приказал выходить из комнаты.
Первым вышел мой зять, за ним дочь Эстер, третья была я с ребенком на руках. При выходе были устроены кордоны. Они рубили, кололи, били шашками, штыками и прикладами. Мои дети,-- Эстер и ее муж,-- получили сильные раны, я отделалась ударом приклада в плечо. Передо мной -- мои дети, полуживые, а позади -- крики сотен оставшихся...
На площадь гнали десятками евреев.
На улицах уже всюду валялись трупы наших братьев и сестер. Я видела картину, приводившую меня в оцепенение... Никогда я не забуду: среди убитых лежала жена одного из соседей, а ее добивал ногою в голову крестьянин.
...О, Боже, неужели ты этого не видишь...
Всех нас собрали в кучу.
У мужчин были сняты сапоги.
Раздались крики:
-- Русские на боку.*)
Два бандита уже угрожали нам расправой.
Я начала умолять их не трогать нас, предлагала отдать им все наши драгоценности, заброшенные мною в огород. Те согласились, и мы пошли.
Я думала:
Что будет, если кто-нибудь забрал их.
Но все было в целости.
И я отдала им.
Один из них дает мне три ложки и говорит:
-- На, получи, может, останешься в живых, и будет тебе, чем кушать.
Но другой выдернул их у меня.
-- Ступай!
Счастливые освобождением, мы тронулись в путь, чтобы хоть как-нибудь уйти из этого проклятого места.
Моя дочь снимает свою блузку, всю в крови, набрасывает на меня.
Мама, на тебе крови не видать,-- говорит она, прикройся, это может по дороге и спасет тебя.
Я не возражала, пошли дальше.
Мои раненые дети едва плелись.
Когда проходили мимо дома крестьянина Косынки, его мать водой омыла раны дочери и говорила:
_____________
*) возможно, "русские, в сторону!" -- Д.Т.
111
-- Скорей удирайте, а то совсем плохо будет.
На второй версте нас снова догнали те двое, что забрали драгоценности, вместе с крестьянским мальчиком 12-ти лет, вооруженным маленьким ружьем. Угрожая расстрелом, потребовали отдать все, что осталось. Они ушли. Опять мы были свободны. Падая от истощения, мы добрались до села Петриши.
Но крестьяне отказали нам в приюте.
Ни за что подводу не хотели дать, чтобы доехать до ближайшего села. Голодные, оборванные, измученные, как бы проклятые Богом, поплелись мы дальше. По пути встречные мужики кричали нам вслед:
-- Коммунисты... большевики.
Крестьянский мальчик догнал нас и снял пиджак с моего зятя, говоря:
-- Жаль пиджака-то, жиды... выпачкается кровью.
И, уходя, выкрикивал насмешки и издевательства. Насилу добрались до лачужки одного мужика, живущего в лесу на пятой версте от станции Петруши.
И нам показалось, что мы во сне. Было так необычно...
...Как чудо.
Мужик сказал нам:
-- Зайдите в избу... не бойтесь, не бойтесь.