Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 67



   "...мужа загнали на христианское кладбище и легко ранили в плечо. Затем раздели донага и бросили в заранее вырытую могилу. Стали засыпать землей.

   Муж сел в могиле.

   Стал умолять не убивать его.

   Мольбы не помогали.

   Тогда он принялся выбрасывать руками из могилы землю.

   Убийцы не препятствовали.

   Они только смеялись:

   -- Посмотрим, кто одолеет.

   Их было пять человек

   Когда мы впоследствии откопали его, он лежал лицом вниз, с согнутыми ногами и ртом, забитым землей".

   Это было в Елизаветограде.

   А вот что произошло на вокзале в Черкассах:

   "Раздели нас, оставили в одном белье.

   И стали расстреливать.

   III

    

   Первым упал Коневский.

   ...Что было после,-- я не знаю.

   Очнулся я вечером, в темноте; боль в костях и животе была такая острая, что я сейчас же снова потерял сознание, но через несколько минут пришел в себя. Рядом со мной лежали трупы. Я поднялся на ноги, белье мое было все в крови, недалеко от меня раздавались стоны умирающего. Я собрал все свои силы и стал пробираться к нему. Кругом никого не было, совершенно тихо, и в тишине стоны явственно слышались.

   Я, однако, его не мог найти.

   ...Опять потерял сознание.

   Сколько я пролежал в забытьи, не знаю, но, когда очнулся, оказалось, что я лежу рядом с Коневским, и что это он стонет.

   -- Коневский,-- обратился к нему,-- может, вы встанете, и мы постараемся пробраться домой?

   -- Нет,-- ответил он,-- я умираю. Прошу вас: найдите сына, положите его рядом со мной, я его хочу перед смертью обнять.

   Мне удалось найти его сына.

   Он был мертв.

   Я отца придвинул к нему.

   Он его обнял, заплакал, вздохнул и умер".

   ...Местечко Тростянец... Стоп, остановись, мгновенье! Это должно войти в память всех:*

   "...С утра другого дня гудел набат.

   Бандиты метались по местечку, грабили и производили одиночные убийства, отыскивали спрятавшихся мужчин и уводили их в комиссариат... На вокзальную улицу никого не пропускали, и никому из женщин не было известно, что делается в комиссариате. Но все же женщины узнали новость, мигом облетевшую местечко:

   -- Роют могилу!

   За местечком, при бассейне, куда сваливают нечистоты завода, действительно, рыли могилу -- длиною в тридцать пять аршин, военного образца.

   ...Разъяренная толпа с дикими криками:

   -- Режь... бей жидов... до единого...

   Бросилась к комиссариату. Окружила его.



   Открыла стрельбу залпами. Бросали внутрь бомбы и ручные гранаты. Неистовые крики и вопли оглашали воздух, рвались гранаты, а с ними разрывались и уродовались тела свыше четы-

   _____________

   * Цитирую в отрывках.-- Р.Б.

   IV

   рехсот человек мужчин и детей, обезумевших от ужаса и боли. Несчастные жертвы в смертном томлении припадали к земле, молили о помощи, кричали и рыдали.

   Но в толпу был брошен кровавый лозунг:

   -- "Живых не оставлять".

   И вот, убедившись, что не так-то легко и скоро перебить насмерть такую массу людей, они ворвались в здание комиссариата и там ножами, штыками, топорами довершали свое дело. Снова метали бомбы и гранаты в массу обезумевших от кошмара людей. Были пущены в ход орудия кустарного производства: особые пики для прокалывания насквозь жертв. Действовали косами, серпами, кирками, каблуками. В помещении образовалась река крови, в которой плавали жертвы. Тут были пытки и мучения, издевательства над мертвыми и полуживыми.

   ...И здесь в неимоверных муках испустили свое последнее дыхание отцы с тремя, пятью и единственными сыновьями. Здесь гибли девочки-подростки на шеях своих отцов. Тут были умучены и зверски изрезаны отец Берман с двумя дочерьми, крепко обнявшими отца и просившими убить их вместе с ним. Так же погиб Могилево с двумя дочерьми, защищавшими его. Погибли восьмидесятилетние старики...

   В течение пяти часов продолжалось это.

   А потом клочки четырехсот трупов были связаны и свалены в приготовленную днем могилу...

   Колокола все не смолкали.

   ...Плач, рыдания, вопли, истерики, безумие, смерти от разрыва сердца, вот что было на рассвете в местечке одиннадцатого мая, когда стало известно об истреблении мужчин в комиссариате. Женщины припадали к земле, бились в пыли и молили о смерти.

   ...Местечко замерло.

   Никто не просил ни пищи, ни помощи.

   Дети тихо умирали на груди своих полумертвых матерей. По временам доносился лишь шум из оставленных домов, где хозяйничали бабы и хулиганы..."

   Таковы живые картины, переданные писателем-гуманистом со слов мучеников. И картин этих -- великое множество, и каждая -- сюжет для трагедии.

   Этого забыть нельзя.

   Пусть пепел зарубленных, сожженных, потопленных, изнасилованных -- всех убиенных -- звучит всегда в наших сердцах, сердцах наших детей, детей их детей -- и так всех поколений, пока не исчезнет с лица земли последний расист.

   Нам выпала большая честь -- возродить из пепла эту пламенную книгу. И каждый, кому попадет в руки эта книга,

   V

    

   должен сохранять и передавать ее из поколения в поколение -- чтобы она никогда не пропала, не была сожжена, не затерялась в архивах... Ибо своим широким распространением она может предотвратить новое преступление.

   Из небольшой искры простого попустительства антисемитским и любым шовинистическим настроениям при соответствующих условиях может вспыхнуть пожар большой войны. Так было во Вторую мировую войну: началось с травли гитлеризмом евреев, а кончилось всемирным пожаром. Антисемитская политика есть политика античеловеческая.

   Пусть эта книга дойдет и до советского правительства, которое попустительствует -- раздувает антисемитизм.

   С первого дня советская власть провозгласила равенство всех наций перед законом и свободу самоопределения народам. Но равенство и свобода остались на бумаге.

   О том, как и по сей день к "равенству народов" относятся кремлевские правители, всем известно. О планомерном уничтожении еврейского народа немецко-фашистскими захватчиками в советской печати не принято вспоминать. Долгие годы не было памятника в Бабьем Яру, пока кости расстрелянных и живьем захороненных сами не напомнили о себе: были выброшены стихийными силами наружу как укор мертвых живым, как возмездие за забвение. Антисемитская власть не желает сочувствия евреям.

   В глубоко скрытых своих тайниках она не желала этого с первого дня своего существования. Показательна в этом отношении судьба "Багровой книги".

   В самые тяжкие дни Белого движения руководители его приняли решение об издании этой книги. Они не боялись признаться в том, что к повсеместному массовому издевательству над беззащитным гражданским еврейским населением отдельные части Белых войск тоже приложили свою руку. Те, кто пытались издать эту книгу, понимали, что революция и гражданская война неизбежно выплескивают на поверхность человеческие отбросы и своевременный голос протеста против средневековой дикости может предотвратить дальнейшие преступления.

   Предполагалось, что книгу издаст "Союз Возрождения России", пишет Гусев-Оренбургский, "но разгром деникинского добровольческого движения помешал этому: два года книга лежала под спудом". В 1922 г. книгу издал "Дальневосточный Еврейский Общественный Комитет помощи сиротам -- жертвам погромов" в Харбине. Издал так, как она была написана Гусевым-Оренбургским.

   Большевики же поступили по-другому.

   На заре советской власти они уже переделывали историю в свою пользу.

   VI

   Книга была издана издательством Гржебина и отпечатана тиражом в несколько десятков экземпляров в типографии "Пропагандист" в Петрограде. Послесловие к книге написал М. Горький. Но это уже была другая книга: большевики "отредактировали" ее по-своему. Они принизили пафос этой книги, преуменьшили статистику жертв. А главное они изъяли из этой книги все материалы об участии в погромах советских регулярных войск и партизан. А это составило ни много, ни мало -- около 100 страниц. Даже название книги было изменено: "Багровая книга" более не существовала. В свет вышла другая книга. Но и эта книга была спрятана от народа.*