Страница 74 из 224
В план устройства лечебницы для такого рода больных и вошла широкая постановка дела не только лечения, но и общего воспитания больных, в смысле так называемого "дисциплинирования", т. е. выработки в них общительности, доверчивости и привычки к труду.
Место, выбранное для Окружной лечебницы, по моему мнению, было неудачно: во-первых, ближайшая железнодорожная станция "Столбовая" была не узловой станцией, к которой можно было бы без пересадки доставлять больных из разных мест; во-вторых, от станции до больницы было 10 верст частью шоссированной, а частью грунтовой дороги, и способ доставки больных был очень неудобен; в-третьих, отдаленность лечебницы от крупного рынка должна была отразиться на стоимости всего потребляемого населением лечебницы.
Перед открытием лечебницы, еще за полгода, по моему настоянию Министерством внутренних дел была назначена ревизионная комиссия, а через три месяца — приемочная; в обе комиссии вошли и мои представители во главе с состоявшим при мне Г. И. Апариным, человеком, которому я безусловно доверял и считал очень опытным в строительном деле. Согласно актов этих комиссий все дефекты, найденные мною год тому назад и о которых я доносил министерству, подтвердились. От этого, конечно, было не легче, так как многие дефекты исправить уже нельзя было, как например, отсутствие помещений для персонала низших служащих на 300 приблизительно человек, а с семьями и до 1500. Уже после заключения этой комиссии главный медицинский инспектор действительный статский советник Малиновский поднял вопрос о переделке под квартиры для служащих части совершенно неприспособленных подвальных помещений, которые проектировались и строились нежилыми.
Вообще, к сожалению, пришлось констатировать факт необычайного легкомыслия, с каким решалось и осуществлялось дело постройки такого крупного сооружения, как эта лечебница. Из ознакомления с возражениями главного инженера по поводу моего заключения, а также и с авторитетными отзывами со стороны председателя медицинского совета тайного советника Рагозина и бывшего главного медицинского инспектора тайного советника фон Анрепа можно было вывести одно заключение: дабы парализовать впечатление, произведенное моим заключением по поводу упущения и ошибок в производившейся в то время постройке лечебницы, было пущено в ход все — от отрицания со стороны главного инженера фактов, которые вновь были констатированы работами последней комиссии, до перенесения центра тяжести на почву чисто личную.
Усилия высших представителей медицинского надзора увенчались успехом, и поднятый мною вопрос о немедленном принятии мер, могущих гарантировать правильное выполнение строительных работ, был признан возбужденным без достаточных оснований и потому был в то время погребен, и делу постройки лечебницы предоставлена была полная возможность идти прежним путем. Когда же постройка была уже почти закончена, то конечно, никакие комиссии уже не смогли исправить сделанного, а могли только констатировать упущения и ошибки. Досадно было то, что если бы за полтора года до открытия лечебницы сторона, наиболее заинтересованная в целесообразном сооружении лечебницы — ведомство Медицинского департамента, пришла на помощь посильным моим стремлениям и обстоятельно потрудилась бы над выяснением истинного положения дела, то никто не был бы вправе сказать, что высшие представители медицинского надзора в лице тайных советников Рагозина и фон Анрепа виновны наравне с главным инженером в том, что центр России, давно и настоятельно нуждавшийся в лечебнице для душевнобольных, будет иметь ее не удовлетворяющую современным научным требованиям.
Директором лечебницы назначен был доктор медицины Колотинский — человек, по-видимому, очень хороший, добросовестный, опытный и весьма ретиво принявшийся за дело. Но условия были так трудны, что надо было удивляться, как он еще справлялся с делом. Входя в его положение, я всячески старался ему прийти на помощь и дал ему разрешение обращаться ко мне постоянно во всякое время по телефону.
30 октября в Москве произошел грандиозный пожар — сгорел Солодовниковский театр, одно из лучших театральных зданий. Пожар возник в четвертом часу утра. В суматохе забыли пустить так называемый "дождь", не воспользовались пожарной сигнализацией и не опустили железного занавеса.
1 ноября в Петербурге было торжественное открытие Государственной Думы третьего созыва. В 11 часов в думском зале митрополитом Антонием отслужен был молебен в присутствии действительного тайного советника Голубева, Кабинета Министров и членов Думы. После молебствия — гимн, исполненный три раза, подхваченный громкими криками "ура!" Затем депутаты разместились по своим местам, и действительный тайный советник Голубев в мундире, с александровской лентой через плечо взошел на кафедру и произнес следующую речь: "Государь император, удостоив меня высокого поручения, повелев мне при открытии заседания Государственной Думы третьего созыва передать от монаршего имени, что его императорское величество всемилостивейше приветствует вновь избранных членов Государственной Думы и призывает благословение Всевышнего на предстоящие труды Государственной Думы для утверждения в дорогом Отечестве порядка и спокойствия, для развития просвещения и благосостояния населения, для укрепления обновленного государственного строя и для упрочения великого нераздельного государства Российского. По указу его императорского величества открываю первое заседание Государственной Думы".
Речь действительного тайного советника Голубева была выслушана стоя, покрыта громкими криками "ура!", два раза она была прерываема возгласами "Да здравствует Государь император! Ура!".
После речи представителя Государя было приступлено к выборам Председателя. Председателем Думы избран был Н. А. Хомяков 371 голосом. Голубев уступил председательское кресло Хомякову, низко ему поклонившись. Н. А. Хомяков обратился к членам Думы с следующими словами: "Вам угодно было, господа, возложить на меня обязанности Председателя Государственной Думы. Я не должен отказаться от этой великой чести, несмотря на то, что чувствую свое бессилие, недостаточное знание, недостаточный опыт. Я всхожу на эту эстраду с недоверием к себе, но я должен принять ваш приговор, ибо я вошел сюда, на эту эстраду, с другой верой, верой в светлую будущность великой и нераздельной России. С непоколебимой верой в ее Думу, с верой в вас, господа. Я верю, нет, я знаю наверно, вы все пришли сюда, чтобы исповедать ваш долг пред государством. Вы пришли сюда, чтобы, умиротворив Россию, покончить вражду и злобу партийную. Вы пришли сюда, чтобы уврачевать язвы нестрадавшей Родины, осуществляя на деле державную волю царя, зовущего к себе избранных от народа людей, чтобы осуществить тяжелую и ответственную государственную работу на почве законодательного государственного строительства. Бог вам в помощь, господа. (Бурные аплодисменты.) Следующее заседание будет назначено своим порядком, и о нем будет объявлено особо повестками. Заседания не может быть до представления избранного вами Председателя Государственной Думы его императорскому величеству. Объявляю заседание закрытым".
Открытие Думы ничем не отозвалось на настроении народном. В Петербурге царило некоторое оживление на улицах, главным образом на прилегающих к Думе, в Москве этот день ничем себя не проявил.
2 ноября Председатель Думы был принят Государем императором в Царском Селе, прием был весьма милостивый.
5 ноября в Государственной Думе состоялись выборы Президиума. Товарищами Председателя оказались избраны князь Волконский — правый, он же и заместителем Председателя, и барон Мейендорф — октябрист. Секретарем избран Сазонович — правый. Состав Третьей Думы резко отличался от составов Первой и Второй Думы. Представитель социал-демократической фракции Покровский в одном из первых заседаний Думы назвал Думу третьего созыва "Думой 3 июня, Думой контрреволюции", за что был неожиданно награжден оглушительными аплодисментами правых.