Страница 36 из 224
Частные абоненты городской телефонной сети по-прежнему оставались выключенными по распоряжению Дубасова, также и телеграф предоставлен был только правительственным учреждениям. Отсутствие газет особенно остро дало себя чувствовать, так что когда в этот день появились петербургские газеты, то они раскупались нарасхват, а на Николаевском вокзале произошло даже столкновение между газетчиками, желавшими воспрепятствовать продаже прибывших газет оптовым торговцам.
Доставка крестьянами в столицу продуктов и припасов почти остановилась, так как на окраинах нападали оборванцы и отнимали припасы.
Поздно вечером получено было донесение об ужасном по обстановке случае революционного суда над А. И. Войлошниковым — начальником сыскной полиции. В 6 часов вечера в квартиру Войлошникова в Волковом переулке на Пресне явилось 6 вооруженных маузерами дружинников и под угрозой выломать дверь потребовали, чтобы ее открыли. Направив револьверы на Войлошникова и окружавших его жену и трех малолетних детей, дружинники запретили им двигаться. Был прочитан смертный приговор о расстрелянии, и ему предложено было проститься с родными. Напрасны были мольбы и слезы семьи, Войлошникова вывели на улицу и расстреляли. А. И. Войлошников был очень честный и можно сказать гуманный, благородный человек.
Такие же приговоры объявлены были и многим другим чинам полиции, агентам сыскной полиции, приставам, околоточным (Сахаров) и др. Иногда эти приговоры не приводились в исполнение, заменялись арестом, некоторых же выпускали под честное слово.
15 декабря в центре столицы все было спокойно. Количество прибывших войск позволило усилить число и состав патрулей, партизанская война продолжалась больше на окраинах. Число убитых городовых возрастало, в одной Сретенской части было убито 17 городовых. Произведено было много арестов, в доме Толмачева на Тверской улице удалось захватить 10 человек революционеров с адскими машинами, бомбами и важными документами и также переписку, скомпрометировавшую многих видных москвичей.
В течение дня постепенно разбирались оставшиеся баррикады в районе Садового кольца, работа шла успешно, так как противодействия со стороны дружинников и стрельбы не было. Многие магазины в этом районе открылись.
Ввиду многочисленных арестов были попытки освобождения арестованных нападением на участки, разгромлены были участки Тверской, Арбатский и один из Сущевских.
Под Москвой, у станции Перово, войска задержали 2 вагона, груженных оружием — 3000 винтовок, препровождавшихся из-за границы не без участия германского правительства. Впоследствии в лесу близ Кускова, уже год спустя, найдено было несколько металлических ящиков, зарытых в земле, заграничной укупорки, заполненных совершенно новыми германскими винтовками Маузера и винчестерами. Я их взял к себе и устроил в зале губернаторского дома четыре пирамиды, на которые и поместил эти "трофеи" печального времени с соответствующей надписью. Все, кто бывали у меня, всегда обращали внимание на эти пирамиды с ружьями, стоявшие в зале, они не укрылись от взоров и принцессы Ирины Прусской, супруги младшего брата императора Вильгельма принца Генриха, а также и великого герцога Макленбург-Стрелицкого и принца Генриха Баварского, в разное время удостоивших меня своим посещением.
16 декабря жизнь столицы, за исключением Пресни, куда отступали революционеры, мало-помалу начала приходить в нормальную колею, открылись магазины, баррикады продолжали разбираться пожарными, которые лихорадочно работали с помощью жителей. Все вокзалы были заняты войсками, и по линиям железной дороги направлены воинские отряды для возобновления железнодорожного движения, особенно сильный отряд был направлен по Казанской дороге, где боевая дружина была полным хозяином и упорно держалась. Пресня же продолжала быть окруженной баррикадами, в ней сосредоточились отступавшие мятежники и находился главный штаб революционеров. Все они, как оказалось впоследствии, были вооружены германскими винтовками Маузера и занимали укрепленные позиции.
А электрическая станция тем временем заработала, и в 3 часа дня все квартиры осветились электричеством — обыватели радостно вздохнули. […]
Посмотрим теперь, что происходило в эти дни в городской думе, пока генерал-губернатор напрягал все свои силы, чтобы вернуть Москву в русло мирной спокойной жизни. Заседания думы происходили с 13 по 16 декабря ежедневно. В первом заседании 13-го гласные были сильно возбуждены, были прочитаны два заявления очень тревожного характера и написанные в довольно резкой форме, одно от гласного В. В. Пржевальского, другое от Конституционно-демократической партии. Суть заявлений одна и та же: говорится о расстреливании мирных жителей, отрядов Красного Креста и ничего о восстании, как будто войска и полиция сами начали междоусобицу. Оба заявления призывают думу обсудить "невыносимо тягостное положение города". По этому поводу возникли весьма острые прения и дебаты, все гласные разделились на два лагеря, одни защищали действия генерал-губернатора, другие порицали. Председатель, городской голова Н. И. Гучков, очень умело и умно примирял расходившиеся страсти.
Некоторые гласные говорили удивительные вещи, как, например, А. И. Геннерт, который находил, что "действия революционеров едва ли могут быть остановлены, так как они ведут борьбу из-за идеи", а В. В. Пржевальский, говоря, что "войска при подавлении восстания часто стреляют без надобности", находил, что "расстреливание артиллерией имеет последствием то, что мятежники мнят о себе слишком много" и что "баррикады — это декорация, которую администрация почему-то дает устраивать, не принимая мер противодействия". В другой же своей речи В. В. Пржевальский, отрицая, что Москва переживает восстание, сказал: "Я не боюсь торжества "его величества пролетариата", в России пролетариат никогда не будет торжествовать над массой народа. В России пролетариата мало, т. е. тех, кто живет личным трудом, вся масса — собственники. У нас 100 000 000 собственников, и говорить, что пролетариат может торжествовать, — нельзя".
Большие дебаты были по поводу слухов об обстрелах и арестах отрядов с повязками Красного Креста. В заседании 14 декабря городской голова доложил о своем разговоре по сему поводу с генерал-губернатором, который заявил, что он может отдать распоряжение о неприкосновенности лиц, носящих повязки Красного Креста, только в том случае, если они будут иметь пропуска и удостоверения от городского головы или городского управления, так как с Красным Крестом было слишком много злоупотребление со стороны революционеров, как то: два лица, снабженные повязкой Красного Креста, подошли к градоначальнику на расстояние 10 шагов и, вынув револьверы, хотели стрелять, но были обезоружены и арестованы. Затем на Арбате из редакции "Гриф", где висел, флаг Красного Креста, обстреливали войска, и таких случаев было много. Предложенный генерал-губернатором порядок и был принят думой, которая и сделала по сему поводу соответствующее распоряжение.
Гласные Н. М. Кишкин и В. В. Пржевальский требовали учреждения милиции, причем первый позволил себе предложить предъявить генерал-губернатору совершенно неуместные требования: 1. Чтобы был немедленно образован Совет, выбранный городской думой, без совета которого генерал-губернатор не принимал бы никаких мер. 2. Устроить из жителей города милицию, руководимую комитетом, выбранным думой. 3. Разрешить всем жителям подавать помощь раненым и иметь повязки Красного Креста, и чтобы они были неприкосновенны и т. д. Но эти требования H. M. Кишкина так и остались в воздухе, гласные его не поддержали. С. А. Левицкий тоже подал неуместное заявление, говоря, что для прекращения восстания надо "возложить на правительство ответственность за жертвы в московском вооруженном столкновении и созвать Учредительное собрание".
А. И. Гучков указывал, что положение гораздо опаснее, чем думают гласные В. В. Пржевальский, Н. Н. Щепкин и М. В. Челноков, и обратил внимание гласных на то, что городское управление собственными руками гласных явилось "цитаделью революции", что "во главе революции идут служащие города" и потому, "если бы полиция перешла в наши руки, — говорит Гучков, — то во главе ее стал бы генерал-майор Аверьянов, и, вероятно, он и был бы обер-полицеймейстером, а как ни плох нынешний градоначальник, все же он его предпочитает Аверьянову". Далее Гучков предлагал отвергнуть все резолюции, так как считает, что "городское управление все равно при настоящих условиях справиться ни с чем не сможет, и не диктовать ему поэтому надо условия, а помогать". Такой вывод, сделанный Гучковым, вызвал в публике большие аплодисменты.