Страница 207 из 224
Центральное место за столом занимали Государь и Императрица Александра Федоровна. Императрица Мария Федоровна по случаю траура на обеде не присутствовала. По левую сторону Государя сидели великая княгиня Анастасия Михайловна, великий князь Павел Александрович и т. д. По правую сторону ее величества — великий князь Михаил Александрович, великая княгиня Мария Александровна и т. д. Против их величеств занимал место министр двора барон Фредерикс, справа от него В. Н. Коковцов, слева митрополит Владимир и т. д.
За обедом хором и оркестром Императорского Большого театра была исполнена музыкально-вокальная программа исключительно из произведений русских композиторов.
После обеда на огромной террасе Кремлевского дворца был подан кофе, во время которого Государь обходил гостей, милостиво беседуя с ними. В 10-м часу их величества удалились во внутренние покои, в это время вся Москва загорелась разноцветными огнями иллюминации. Я прямо с обеда проехал в Алексеевский народный дом, где специально для волостных старшин, приехавших на торжества со всех концов России, устроен был оперный спектакль. Представлена была опера "Жизнь за царя". В антрактах им подавали угощения.
Так окончился день 30 мая, оставивший во всех радостное чувство исполненного долга перед памятью царю-миротворцу. Все принимавшие какое-либо участие в сооружении памятника получили высочайшие награды или благоволения. […]
Я, лично, получил следующее выражение монаршего внимания, изложенного в рескрипте великого князя Михаила Александровича от 30 мая за № 3408: "Владимир Федорович, Государь император, по представлению моему о полезных трудах Ваших по комитету сооружения памятника в Бозе почившему императору Александру III, всемилостивейше соизволил изъявить Вам высочайшую его императорского величества благодарность. О таковом монаршем соизволении уведомляю Вас. Уважающий Вас Михаил".
К моей большой радости, мой ближайший сотрудник вице-губернатор А. М. Устинов, согласно моего представления, пожалован был в звание камергера двора его величества.
31 мая утром в Кремлевском дворце был назначен прием различных депутаций. Небольшая часть из них была принята Государем во внутренних покоях дворца, другая же часть в Екатерининском зале. Среди первых был, между прочим, и потомственный почетный гражданин К. А. Старцев с двумя сыновьями.
К. А. Старцев имел свое большое дело в Москве по воску и меду, был человеком, фанатически преданным царю и царскому семейству, глубоко религиозный. В этом же духе он воспитывал и своих детей, семья отличалась большой патриархальностью.
Еще до моего губернаторства, когда я был еще адъютантом при великом князе Сергее Александровиче и Государь император с царской семьей встречали в Москве Пасху, ко мне приехал Старцев и привез мне восковые церковные свечи желтые и красные из собственного воска, прося меня не отказать чрез великого князя поднести свечи Государю императору для службы Страстной и Пасхальной недель. Я доложил великому князю, и в результате Государь принял свечи — Старцев был в восторге. После этого ежегодно Старцев чрез меня доставлял Государю во время великого поста сначала одни свечи, а потом стал подносить и мед. Все это всегда бывало в удивительной упаковке: видно было, с какой заботливостью и любовью Старцев все это укладывал. Я обыкновенно давал ему письмо на имя гофмаршала, и он все это вез в Петербург, получал высочайшую благодарность, а иногда удостаивался и высочайших подарков, и счастливый возвращался в Москву. Так шли года. Когда он узнал о предстоявшем высочайшем приезде в Москву по случаю торжества открытия памятника Александру III, то сейчас же явился ко мне и рассказал, что он имеет в виду поднести Государю серебряный улей художественной работы и приехал спросить моего совета. Я ему ответил, что вряд ли это будет возможно, так как Государь не любит ценных подношений и всегда таковые отклонялись, что есть и распоряжение о том, чтобы хлеб-соль подносили только на деревянных блюдах. Он очень был огорчен этим, стал говорить, что это исключительный случай, что он уже заказал Хлебникову этот улей, что этот улей может иметь научное значение, так как он на нем намерен изобразить историю работы пчелы и т. д. Я обещал ему поговорить с министром двора и, если представится возможным, доложить и Государю.
В результате всего этого высочайшее разрешение последовало, и Старцев сиял от счастия. Я рассказал Государю, с какой любовью Старцев обдумал все детали этого улья, как он хлопотал, и Государь назначил ему отдельный прием в 10 часов утра и разрешил ему прибыть вместе с двумя сыновьями, что особенно хотелось Старцеву.
Старцев просил меня поехать с ним во дворец, не веря своему счастью и боясь, чтобы там не вышло какого недоразумения. Я согласился. Он обещал за мной заехать со своими сыновьями. Каково было мое удивление, когда 31 мая в 8 часов утра мне доложили, что Старцев уже приехал. Я вышел к нему, он очень торжественно стоял вместе со своими двумя сыновьями и еще с каким-то молодым человеком. Оказалось, он привез фотографа и просил меня сняться с ними группой, поставив улей перед нами на стол.
Мы уселись в зале под портретом Государя, впереди поставили стол и на нем установили улей, сыновьям он приказал встать по бокам и немного сзади. Так нас и сняли, потом он мне прислал эту группу на память. Улей действительно был художественно исполненный, поразительной работы. Все детали обыкновенного улья-колоды с соломенным прикрытием были соблюдены в точности. Мы вместе приехали во дворец с собственного его величества подъезда, и ровно 10 часов Государь их принял. Аудиенция была более чем милостивая, Государь довольно долго с ними беседовал и совсем обворожил их, представил их и наследнику, и великим княжнам, которые все любовались чудным ульем. Они вышли такие счастливые, что приятно было на них смотреть.
В 11 часов начался общий высочайший прием в Екатерининском зале. Государь принял 14 депутаций. Наследника цесаревича, который по временам страдал из-за больной ноги, нес на руках его дядька боцман Деревенко. Было больно видеть наследника в таком положении.
Я участвовал в составе нескольких депутаций: от высочайше утвержденного особого комитета по устройству в Москве Музея 1812 г., в качестве председателя исполнительной комиссии оного, от комитета Московского столичного попечительства о народной трезвости, как председатель оного (комитет приносил благодарность его величеству за оказанную милость присвоением августейшего имени наследника цесаревича народному дому и подносил его высочеству альбом с видами народного дома его имени), и от Московского отдела Попечительства Государыни императрицы Марии Федоровны о глухонемых, в качестве председателя оного (отдел подносил его величеству хлеб-соль на резном деревянном блюде, работы глухонемых). Затем я присутствовал при поднесении наследнику цесаревичу игрушек кустарного производства от Московской губернской земской управы.
В тот же день в 3 часа дня при торжественной обстановке в высочайшем присутствии состоялось открытие грандиозного Музея изящных искусств имени императора Александра III.
Мысль об учреждении "эстетического музея" при Московском университете, сначала в области европейского ваяния, принадлежала княгине Зинаиде Александровне Волконской, рожденной княгине Белосельской-Белозерской, как это пишет профессор Цветаев в своей брошюре об истории созидания музея5. Она составила программу этого музея, которая и была напечатана в Москве в 1831 г. 6, и много хлопотала, еще живя в Риме, в правительственный сферах Петербурга и Москвы об осуществлении своей идеи, поддерживаемая как отечественными, так и иностранными художниками и учеными. Но, к сожалению, княгине Волконской пришлось разочароваться в своих мечтах, и она принуждена была оставить эту, живо охватившую ее заботу.
Далее профессор Цветаев пишет, что если первая мысль о музее для Москвы родилась в голове княгини Волконской, то первая значительная денежная жертва на осуществление этой идеи (150 000 руб.) была принесена в 1894 г. В. А. Алексеевой, москвичкой купеческого круга. По ее предсмертной просьбе новый музей назван именем императора Александра III, бренные останки которого, следовавшие из Крыма в Петербург, находились в Москве в те дни, когда угасала жизнь этой щедрой дарительницы Московского университета. Профессор Цветаев, по мысли которого при университете существовал в то время кабинет изящных искусств, не мог удовлетвориться жалким подобием музея и начал энергично агитировать за создание специального музея изящных искусств. К счастью, идеей основания музея заинтересовался великий князь Сергей Александрович и чрез него такой крупный собственник и общественный деятель, как Ю. С. Нечаев-Мальцев. Их участие привлекло массу жертвователей, но душой дела и главным жертвователем от начала до окончания постройки оставался Ю. С. Нечаев-Мальцев, вложивший в это дело более миллиона рублей.