Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 194 из 224

Это был очень неосторожный шаг Государственной Думы; первый раз законодательная палата затронула в своем запросе интимную сторону жизни царской семьи и этим невольно заронила в сердцах некоторых кругов России тень недоверия, неуважения к монарху. Надо удивляться, как Председатель Думы М. В. Родзянко, принадлежа к центру, не учел этого и не принял со своей стороны должных мер, чтобы предотвратить это нежелательное явление. С запросом ничего не вышло, результата никакого не было, но внесших запрос это и не интересовало — то, чего им надо было, было сделано. Газеты разнесли по всем уголкам России факт запроса Государственной Думы о Распутине, и вокруг его имени стали громоздиться всевозможные легенды и грязные инсинуации, зачастую далеко не соответствующие истине и дискредитирующие Престол.

Высшие правительственные сферы также оказались несостоятельными в этом болезненном для России и для всех любящих свою Родину вопросе, некоторые по малодушию, другие по непониманию серьезности положения. Таким образом, "Распутиниада" росла, захватывая все большие и большие круги.

28 января, к моему большому сожалению, Ф. В. Шлиппе получил новое назначение в Петербург на должность вице-директора в Министерстве земледелия. Таким образом, Московская губернская землеустроительная комиссия лишилась своего непременного члена, который был убежденным вдохновителем реформы по введению единоличных хозяйств в губернии, который так блестяще проводил ее и своими знаниями, опытом и поразительной тактичностью поставил землеустроительное дело в Московской губернии на неизмеримую высоту.

Радуясь за него и поздравляя министерство с приобретением такого образованного, талантливого и прекрасного сотрудника, я глубоко скорбел, что принужден был с ним расстаться. На его место, по моему ходатайству, назначен был лучший и способнейший из непременных членов уездных землеустроительных комиссий Г. Г. Языков, который ревностно продолжал политику Ф. В. Шлиппе и, к моему большому удовлетворению, сумел поддержать землеустроительное дело губернии на той же высоте; но таланта Шлиппе у него не было.

30 января в Москву приехала депутация от парижского муниципалитета во главе с президентом муниципалитета Ф. Русселем. Это был ответный визит московскому городскому самоуправлению.

Французская колония во главе с французским генеральным консулом графом де Ла Валикур устроила по этому случаю банкет в "Эрмитаже". Обед носил интимный характер, помимо французов приглашено было очень немного гостей, среди них был городской голова Н. И. Гучков и я. Все залы ресторана красиво были убраны растениями. Стол, накрытый на 80 приборов, утопал в цветах. Все было устроено красиво, изящно, как умеют это делать французы. Обед прошел очень оживленно. Первый тост за Государя императора провозгласил граф де ла Валикур, затем Гучков — за Президента Республики, а я — за французскую колонию. Последний тост был за дорогих гостей, провозглашенный председателем французской колонии, моим большим другом, П. К. Жиро.

С банкета все отправились в городскую думу, где городское управление устроило блестящий раут. Малый думский зал был красиво убран русскими и французскими флагами и гербами, в центре, на столе, стояла освещенная электричеством громадная глыба льда с крюшоном. Кабинет городского головы был обращен в зимний сад.





Во время раута городской голова Н. И. Гучков, передавая Ф. Русселю подарок от города Москвы — художественный ларец в древнерусском стиле, обратился к французским гостям со следующей речью на французском языке: "Городское общественное управление древней столицы России — Москвы, принимая у себя сегодня представителей муниципалитета Парижа, чудной столицы и гордости Франции, выражает им чувства самой глубокой симпатии. Москва — сердце России, Москва, которая во все времена являлась верной выразительницей всего того, что чувствовала вся Россия, в данный момент, исполняя возложенную на нее историческую задачу перед дружественной дорогой Францией, шлет свой привет и привет всей России. Да будет этот момент еще одним ярким доказательством этой неразрывной и прочной дружественной связи, которая существует между двумя великими народами — французами и русскими. Да будет эта связь между ними прочнейшим залогом не только их собственного благополучия, но и благополучия всего мира".

Ф. Руссель отвечал: "Я был чрезвычайно тронут простотой и сердечностью приема, который нам оказан с первого момента прибытия нашего в Москву. Здесь поднесен Парижу чудный дар, в котором выразилось искусство ваших художников. Я не знаю, чем мне более гордиться в данный момент — тем ли, что я являюсь представителем Парижа, или тем, что меня так сердечно принимают в Москве. Я должен отдать предпочтение, по-видимому, второму моменту. Муниципалитет Парижа уже хранит одну реликвию из России — от Кронштадта. Теперь мы получаем другую, с изображением Георгия Победоносца, поражающего дракона, и с двуглавым орлом, парящим над гербом Москвы. Ваза Кронштадта имеет политическое значение, как эмблема союза двух наций. Этот же новый дар знаменует интимный союз двух городов, имеющий первенствующее значение в обеих странах. Интимная дружба между этими двумя городами является залогом дружбы двух великих наций — России и Франции".

Гимн и "Марсельеза", чередовавшиеся между собой и повторенные несколько раз, были ответом на речь Русселя. Затем состоялся небольшой концерт при участии хоров Императорской русской оперы, а также и малороссийского и цыганского, кончившийся балетным отделением с характерными танцами. Все чувствовали себя очень непринужденно, в воздухе царила атмосфера искренности и горячей симпатии к французам, которые привлекали к себе своим изяществом и экспансивностью.

1 февраля в 5 часов дня у градоначальника в честь французов состоялся чай, а затем у городского головы — прощальный обед. Прямо с обеда французские гости проехали на вокзал и отбыли из Москвы.

В первых числах февраля я ездил по делам службы в Петербург, где со мной случился следующий инцидент. Проезжая на таксомоторе по площади Мариинского театра, мой шофер наскочил на сани извозчика, в результате чего у него оказалась сломанной оглобля; выйдя тотчас из мотора и убедившись, что несчастий с людьми не было, я спросил извозчика, что стоит оглобля, и уплатил ему ее стоимость. Извозчик был удовлетворен, казалось бы, инцидент исчерпан, тем более, что я передал городовому мою визитную карточку с адресом, а номера автомобиля и извозчика были известны. Но не в пример ретивый городовой предложил нам всем отправиться в участок для составления протокола. Я, конечно, подчинился, и вот все мы явились в 3-й участок Казанской части. Пристава в участке не оказалось, за ним послали, мне предложили в общей приемной стул, на котором я и просидел с полчаса до прихода пристава. Когда он пришел, составили протокол, и меня отпустили. Меня этот инцидент позабавил и дал мне лишний случай убедиться, как инструкции, на основании коих, как оказалось, городовой поступил правильно, страдают отсутствием самой элементарной логики. Я говорил по этому поводу с градоначальником Драчевским, но тот со мной не согласился.

8 февраля секция по борьбе с туберкулезом Московского отдела высочайше утвержденного Русского общества охранения народного здравия обсуждала вопрос об организации "Дня белой ромашки". Был избран комитет под председательством моей сестры Е. Ф. Джунковской; товарищами председателя избраны были А. А. Бахрушин и Л. Н. Княжевич, казначеем — И. Д. Морозов и секретарем — Д. Б. Егоров. Комитет привлек к работе многочисленную армию сотрудников, весь город был разделен на районы. Обратился комитет и ко мне за разрешением организовать "День белой ромашки" в различных местах Московского и смежных с ним уездов. Я, конечно, с радостью пошел навстречу этому доброму делу и отдал распоряжение по полиции об оказании полнейшего содействия организаторам этого дела, а в самый "День белой ромашки" — продавцам цветка. "Днем белой ромашки" было назначено 20 апреля, успех превысил ожидания, и сбор в размере 156 000 руб. оказал секции значительную помощь. Надо отдать справедливость — все слои населения единодушно откликнулись на призыв комитета, каждый счел своим долгом внести свою лепту в пользу несчастных больных туберкулезом.