Страница 123 из 224
После освящения памятника войска и кадеты проходили церемониальным маршем. В 4 часа Государь посетил Дворянский дом. Встреченный у подъезда губернским предводителем князем Щербатовым, поднялся во второй этаж, где в большой зале собрались полтавские дворяне с их семьями, тут же были и потомки участников Полтавского боя.
После беседы со многими из присутствовавших, пробыв на дворянском рауте около часу, Государь отбыл в Ставку, а в 7 часов вечера совершенно неожиданно, вне программы, проехал на народный бивуак сельских выборных, которых было около 4000 человек — по 15 крестьян от каждой волости. Государя сопровождали несколько великих князей, Председатель Совета Министров и дежурный флигель-адъютант. Я, к сожалению, не знал об этом посещении и поэтому не был. Государь, как рассказывали, очень милостиво, просто и ласково говорил со многими выборными, обратил внимание на особенности костюмов некоторых уездов: одни имели синие кушаки, другие — красные, у одних были серые смушковые шапки, у других черные и т. д. Государь отличал легко уезды по этим приметам, что приводило выборных в восторг, и выразил удовольствие тому, что они не бросают своих национальных костюмов. Уже начинало темнеть, когда Государь возвратился в Ставку, заехав еще на шведский памятник.
27 июня, в день празднования Полтавской победы, с раннего утра шел дождь, к 8 часам утра перестал, и засияло солнце. В церкви св. Сампсония у братской могилы началось богослужение, к которому прибыл Государь с великими князьями, Столыпиным, министрами и Свитой. По окончании обедни двинулся крестный ход к аналою, поставленному на поле Полтавской битвы, где и началось молебствие. К аналою были вынесены знамена, среди коих были и бывшие в Полтавском бою.
После молебствия Государь в сопровождении Свиты объехал войска, и начался церемониальный марш. Парад был дивный, несметные толпы народа стояли вокруг. После парада Государь заехал к себе в Ставку, а потом направился к памятнику "Славы", сооруженному на том месте, где полтавский комендант Келлин встретил Петра I при въезде в Полтаву 28 июля 1709 г. Государь подъехал к памятнику в то время, когда депутации возлагали венки к его подножию, а соединенный оркестр Преображенского и Семеновского полков исполнял ряд музыкальных пьес. У памятника стояли часовые в прежней петровской форме. Пробыв некоторое время у памятника, Государь проследовал в кадетский корпус, где назначен был завтрак в высочайшем присутствии на 1000 приглашенных.
Во время завтрака Государь произнес речь: "С чувством глубокого волнения переживал я последние два дня. И вы вместе со мною, вероятно, испытали те же чувства на тех же полях Полтавы, где 200 лет тому назад решалась судьба нашего Отечества и волей Господа Бога, гением Петра и стойкостью русского народа была одержана победа, давшая России величие. Россия только что пережила времена невзгод, но я верю, что отныне она вступит на путь развития и благоденствия и что будущим поколениям легче будет жить и служить своей Родине, а для этого нужно, чтобы все верные мои подданные помогали своему Государю. Нужна вера в силу своего Отечества, любовь к нему и любовь к своей старине. Я пью за то, чтобы Россия развивалась в духе единения царя с народом и в тесной связи всего населения нашей Родины со своим Государем. Пью за потомков славных героев, которые сражались там же, где сегодня порадовали меня своим блестящим видом здесь собранные войска. Пью за их здоровье, за всю армию и за великую нашу матушку Россию".
Одновременно с завтраком в здании корпуса был устроен также завтрак и для волостных старшин в особом шатре в саду корпуса. По окончании завтрака Государь удостоил их посещением, причем двое старейших старшин поднесли хлеб-соль на майоликовом блюде, сработанном миргородской школой имени Гоголя, покрытом полотенцем, сотканным местными кустарями.
Побеседовав со старшинами, Государь прошел на корпусной плац, где кадеты проделали гимнастику, а затем проходили мимо Государя церемониальным маршем. Поблагодарив кадет и обласкав их, Государь, сев в экипаж, отбыл в Ставку, а оттуда в С.-Петербург.
Вечером город был красиво иллюминован, в трех местах были народные гулянья, а у бивуака сельских выборных был сожжен великолепный фейерверк. Этим закончились торжества, глубоко запавшие в душу каждого, кому посчастливилось принять в них участие.
Вечером 27 числа, после отъезда Государя, я обедал в Семеновском полку, откуда поехал в кадетский корпус на бал, затянувшийся далеко за полночь. Проведя следующий день на бивуаке родного мне Преображенского полка, я уехал в Москву, полный самых дорогих воспоминаний.
1 июля утром я возвратился из Полтавы в Москву, где меня ждала большая неприятность. В эту ночь из Новинской женской тюрьмы бежало 12 каторжанок. Об этом мне тотчас доложили, как только я вошел к себе, и я, не раздеваясь, сейчас же отправился в тюрьму, чтоб на месте узнать все подробности. Оказалось, что они так безнаказанно бежали при участии бежавшей вместе с ними надзирательницы Тарасовой, недавно принятой в число надзирательниц по просьбе и рекомендации охранного отделения. В камере, из которой они бежали, найдено было оставленное ими казенное арестантское платье, а также и принадлежности грима.
В камере содержалось 14 каторжанок, из коих две не приняли участия в побеге, одна — политическая с двумя детьми, другая — уголовная. Бежали самые серьезные, во главе с Климовой, осужденной в бессрочную каторгу за участие в покушении на Столыпина на Аптекарском острове; среди бежавших террористок часть из них была присуждена к смертной казни, замененной бессрочной каторгой. В тюрьме ничего не знали о побеге, дежурный помощник очень удивился, когда его по телефону из охранного отделения спросили, все ли в тюрьме благополучно. Этот вопрос, когда мне о нем доложили, показался мне подозрительным, так же как и то, что к тюрьме подошел полицейский наряд, направленный охранным отделением.
В конце концов закулисная сторона этого побега оказалась следующая: уже давно отношение градоначальства, а в частности охранного отделения и жандармского управления, по отношению к тюрьмам было отрицательное. Им очень не нравилось, что как я, так и тюремный инспектор твердо держались правила не дозволять им никакого вмешательства в дела тюремной инспекции, не допускать в тюрьмы, благодаря чему охранное отделение было лишено возможности вербовать себе сотрудников из политических заключенных в тюрьмах. Все их недовольство было направлено против тюремного инспектора, благороднейшего Юферова. Очевидно, охранное отделение, во главе которого тогда стоял полковник фон Котен, задумало смелый шаг. Оно решило скомпрометировать тюремного инспектора, устроив побег из женской тюрьмы, а самому отличиться поимкой их, как только они выйдут на улицу. Для сего охранное отделение инструктировало свою сотрудницу Тарасову, которую всучило начальнику женской тюрьмы на должность надзирательницы. Начальник тюрьмы, не желая отказывать Котену, принял ее на службу и назначил, как сотрудницу охранного отделения, в самый серьезный коридор, где помещались бессрочно-каторжные политические.
Тарасова постепенно приносила в камеру принадлежности мужских костюмов, затем сделала восковой слепок от ключа двери, соединявшей этот коридор с конторой, попросив для сего ключ у надзирателя, дежурившего в конторе. Слепок этот Тарасовой был передан охранному отделению, которое, сделав по слепку ключ, передало его Тарасовой. В ночь на 1 июля Тарасова угостила дежурного надзирателя, находившегося в конторе, подсыпав ему сонного порошка. Надзиратель, конечно, уснул, его едва добудились, когда был обнаружен побег. Тарасова со всеми 12 каторжанками, переодевшись в мужское платье, отворила ключом, сделанным в охранном отделении, дверь в контору, а затем и дверь из конторы на улицу, и вывела всех 12 каторжанок, заперев все двери на ключ. Так как на улице, куда выходила дверь из конторы, никаких постов не было, то они все безнаказанно вышли. Тарасова надула охранное отделение, она сыграла двойную роль, вышла она часом или двумя раньше, чем было условлено с охранным отделением, почему наряд, посланный этим отделением, чтоб захватить их, когда они уйдут из тюрьмы, запоздал.