Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 103 из 224

Состав Совета, этот раз, был многочисленнее, чем во время весенней сессии. Он был дополнен губернаторами, которых было 10 вместо двух, бывших весной, и 10 губернскими предводителями дворянства, которых в весенней сессии не было вовсе. Среди представителей земств и городов почти все были прежние, так что я встретился с ними как со старыми знакомыми. Из губернаторов, кроме А. Д. Зиновьева и меня, бывших в первой сессии, на этот раз были еще виленский — Д. Н. Любимов, милейший человек с очень хорошо подвешенным языком, но не деловой; вологодский А. Н. Хвостов, узкий черносотенец, многоречивый; киевский — граф П. Н. Игнатьев, очень серьезный, знающий, дельный; курляндский — Л. М. Князев, весьма почтенный, от него веяло необыкновенным благородством; нижегородский — М. Я. Шрамченко не производил впечатления серьезного администратора; саратовский — граф С. С. Татищев — выделялся своей деловитостью и логическим разрешением всех вопросов, говорил красиво, подкупая какой-то особенной искренностью; симбирский — Д. Н. Дубасов, ничем себя не проявлял, сторонясь всех, и тверской — Н. Г. фон Бюнтинг, прекрасно разбиравшийся во всех вопросах, по всему видно было в нем опытного губернатора с практическим жизненным опытом, но неприятного характера.

Из губернских предводителей дворянства: екатеринославского — князя Н. П. Урусова, казанского — С. С. Толстого, курского — графа В. Ф. Доррера, московского — А. Д. Самарина, полтавского — Н. Б. Щербатова, рязанского — В. А. Драшусова, симбирского — В. Н. Поливанова, смоленского — князя В. М. Урусова, харьковского — К. А. Ребиндера и ярославского — князя И. А. Куракина, все производили очень серьезное впечатление. Это были люди большого жизненного опыта, замечания их всегда были практически дельными. Исключение составляли: граф В. Ф. Доррер, который представлял собой несдержанный узкий тип несерьезного человека; князь В. М. Урусов, мало способный и мало знавший человек, князь И. А. Куракин, чересчур много говоривший в ущерб делу, и князь Н. В. Щербатов, не углублявшийся в вопросы, а хватавший только верхи. Среди земских и городских представителей выделялись деловитостью и практичным разрешением вопросов самарский губернский предводитель дворянства А. Я. Наумов, елизаветградский предводитель дворянства С. Т. Варун-Секрет, член Государственного Совета Д. К. Гевлич, несмотря на свой весьма преклонный возраст, гласный Московской думы Н. М. Перепелкин, гласный бессарабского земства М. В. Пуришкевич, председатель Московской губернской земской управы Н. Ф. Рихтер и председатель С.-Петербургской земской управы барон Меллер-Закомельский.

В первый день заседаний мы, члены Совета, разделились на 3 группы, составив три комиссии по числу законопроектов, не считая четвертого о справочном бюро, ввиду несложности этого последнего, который был предложен на непосредственное рассмотрение общего присутствия. Председателями комиссий были избраны: барон Меллер-Закомельский — губернской реформы, Н. Ф. Рихтер — уездной и И. И. Стерлигов — об участковых начальниках. Занятия комиссий происходили с 11 до 5 или 6 часов вечера. Общих присутствий было 11, последнее было 9 декабря, когда сессия и закрылась. Все законопроекты возбудили очень страстные прения. Законопроекты найдены составленными неудовлетворительно, как в конструктивном, так и в редакционном и принципиальном значении. Губернскую реформу так и не рассмотрели до конца, дальнейшее обсуждение отложено было до следующей сессии. Что же касается уездной, то вопрос о председательствовании в уездном совете вызвал очень горячие споры, Совет разделился на две группы; 39 голосов, в числе коих был и я, стояло за уездного начальника, а 30 голосов — за уездного предводителя дворянства. Эти последние составили особое мнение, которое и приложили к журналу, прося отложить окончательное решение этого вопроса до следующей сессии. Таким образом, из четырех законопроектов вполне рассмотрены были только два: об участковых начальниках и о справочном бюро.

10 декабря губернаторы и губернские предводители дворянства по окончании сессии собрались в "Кюба" и в дружной товарищеской беседе очень приятно и оживленно провели вечер. Эта сессия, со своими страстными обменами мнений, еще более сблизила всех, чем первая сессия. По окончании сессии Совета я получил приглашение еще от товарища министра внутренних дел А. А. Макарова принять участие в особой комиссии по преобразованию полиции, так что пришлось еще остаться в Петербурге несколько дней.

Во время сессии Совета местного хозяйства, 3 декабря, я был назначен дежурным при Государе императоре. Так как 6 декабря мне предстояло быть произведенным в генерал-майоры, то это было мое последнее дежурство как флигель-адъютанта. Государь в этот день проявил ко мне исключительное внимание. Как только я вступил на дежурство, то получил приглашение, переданное мне камердинером, к высочайшему завтраку. За завтраком никого, кроме их величеств и августейших дочерей, не было, а наследника привели к концу завтрака. Он уже был бойкий мальчик, смелый, живой, в задаваемых им вопросах чувствовался любознательный ум. После завтрака довольно долго продолжалась беседа за кофе, Государь сам наливал ликеры и угощал; отпуская меня, императрица пригласила меня прийти к дневному чаю к пяти часам.





Когда я пришел, Государя еще не было, он пришел позже, императрица этим временем показывала мне свои собственноручные работы, приготовленные для предстоящего благотворительного базара. Было очень много красивых художественных рисунков, календарей, блокнотов, записных книжек, раскрашенных акварелью. Императрица очень хорошо рисовала, были также некоторые предметы работы великих княжен. Я просил разрешения приобрести на память одну из работ. Императрица сама выбрала для меня очень красивый блокнот, который и хранится у меня до сих пор. Когда пришел Государь, сели пить чай, который разливала императрица. После чая Государь пригласил меня к обеду в 8 часов, так что я почти целый день моего дежурства провел с их величествами. Только около 10 с половиной часов вечера со мной простились. Государь очень интересовался работами в Совете местного хозяйства, спрашивал мое мнение о губернской и уездной реформах, вдаваясь во все детали. Это последнее мое дежурство оставило во мне неизгладимое впечатление. Сейчас, когда я пишу эти строки, прошло с тех пор очень много лет, но память об этом дне ярко сохранилась в благодарном моем сердце.

6 декабря состоялся высочайший приказ о моем производстве в генерал-майоры с зачислением в Свиту его величества и по гвардейской пехоте. Так как я был предупрежден об этом за несколько дней, то успел себе сшить и форму, соответствовавшую новому моему чину и званию.

Рано утром, в 8 часов, я надел генеральскую форму и отправился в Преображенский полк, 1-й батальон которого праздновал в этот день свой батальонный праздник. С производством моим в генералы я больше не мог числиться в списках полка и был зачислен по гвардейской пехоте. В этот день минуло 25 лет, что я числился в 4-й роте полка. Когда я приехал в полк и после молебствия подошел к своей родной 4-й роте, чтоб ее поздравить с праздником, ко мне вышел ее командир и в присутствии всех построенных ее чинов произнес несколько слов, вспомнив мою службу в роте в эти четверть века, в течение коих я хотя и числился только номинально, но никогда не забывал своей роты. В память этой тесной духовной связи с ротой в течение 25 лет командир роты просил меня принять от чинов роты благословение — нагрудный золотой образок с эмалью Св. Николая Чудотворца на золотой цепочке с соответственной надписью. Растроганный до слез, я не знал, какими словами выразить благодарность. Я надел этот дорогой для меня образок и с тех пор никогда его не снимал. Командир полка великий князь Константин Константинович, отдавая приказ по полку о моем производстве в генералы и исключении меня из списка полка, оказал мне также большую честь и внимание дорогими, незаслуженными словами по моему адресу, с которыми он обратился ко мне в приказе.