Страница 49 из 52
Командир караула сжалился над герцогиней, увидев ее в одной рубашке на снегу, почти в бесчувственном состоянии; он приказал принести ей платье и отвести обратно во дворец, в ту половину, которую она занимала.
Лишь только герцога повезли, Манштейн был послан арестовать младшего брата Бирона, Густава, бывшего подполковником гвардейского Измайловского полка. Его разбудили, так как он спал.
-- Что вам надо? -- сердито спросил он у Манштейна, быстро одеваясь и подходя к окну.
-- Я должен арестовать вас, -- сдержанно ответил тот.
-- По какому праву? Кто вам приказал?
-- Вам об этом скажут после.
-- Вы ответите за меня... Вы забыли, что, я -- брат герцога... Мой брат-регент сошлет вас в Сибирь!
-- Следуйте за мною и помните, что при малейшем сопротивлении мне приказано вас убить, -- произнес Манштейн.
-- Но за что же арестовали меня? Я ни в чем не виновен. Вы хоть спросите у моего брата-герцога.
-- Ваш брат тоже арестован.
-- Как, регент, герцог арестован? -- с удивлением воскликнул Густав Бирон. -- Боже, что же это все значит?
Густав Бирон волей-неволей принужден был покориться; под конвоем его повезли в Зимний дворец.
Оттуда герцога Бирона со всем семейством отправили в Шлиссельбургскую крепость, а остальных арестованных "отослали в места, мало отдаленные от столицы, где они пробыли до окончания следствия".
Утром, спустя несколько часов после ареста герцога Бирона, весь Петербург узнал об этом событии. Эта радостная весть проникла и в пышные хоромы богача, и в убогую лачугу бедняка. И везде радость была безмерная: народ был весел, как в первый день Пасхи.
"Тиран и кровопивец арестован" -- эта весть летела из уст в уста, из дома в дом, из города в город, и вся Русь весело отпраздновала день освобождения от тирании злодея-пришлеца Бирона. Встречавшиеся на улицах знакомые целовались друг с другом и поздравляли с праздником.
В день ареста Бирона всем находившимся в Петербурге войскам был отдан приказ: "Стать под ружье и собраться вокруг дворца". Принцесса Анна Леопольдовна объявила себя великой княгиней и правительницей империи до совершеннолетия своего сына-императора, младенца Иоанна, и возложила на себя орден св. Андрея; и "все снова присягнули на подданство, в каковой присяге была упомянута великая княгиня, чего не было сделано прежде по отношению к регенту".
Вместе с этим последовала амнистия многих заключенных. При Бироне ввиду широко развитой системы доносов остроги и все казематы Шлиссельбургской крепости были переполнены арестованными только по одному подозрению или за неосторожное слово. Этих несчастных было так много, что тайная канцелярия отказывалась производить следствие и пытки.
И вот теперь всех их было приказано выпустить. Двери темницы были отверсты, цепи упали, и узники очутились на свободе. Отец, мать обнимали сына, выпущенного из крепости, жена -- мужа, сестра -- брата и т.д. Это повело к тому, что, по словам современника, "не было никого, кто бы не выражал своей радости по случаю избавления от тирании Бирона, и с этой минуты всюду водворилось большое спокойствие; на улицах даже сняты были пикеты, расставленные герцогом Курляндским для предупреждения восстания во время его регентства".
Так свершилось падение тирана-регента. Русь воскресла.
XII
Что же руководило графом Минихом в его стремлении низложить регента Бирона? Самолюбие. Ему захотелось самому занять место Бирона, стать во главе правления государством, повелевать. Благодаря его действиям Бирон, его семья и приверженцы очутились в крепости. Фельдмаршал хотел всю власть захватить в свои руки, дать великой княгине Анне Леопольдовне "звание правительницы, а самому пользоваться сопряженною с этим званием властью, воображая, что никто не посмеет предпринять что-либо против него". Но он жестоко ошибся, как увидим это далее.
В первое время Миних пользовался большой властью, получив за свою услугу, то есть за арест Бирона, пост первого министра. Много других лиц также получили награды деньгами и поместьями; все офицеры и унтер-офицеры, принимавшие участие в аресте Бирона, получили повышение, а солдатам было дано денежное вознаграждение. Не забыт был и Храпунов: ему был возвращен его офицерский чин и дана денежная награда.
Левушка в теплых словах благодарил Миниха и между прочим сказал ему о ларце с золотом, принадлежавшем его жене и все еще находившемся в тайной канцелярии.
-- О каком ларце говоришь ты? Я не понимаю ничего из твоих слов, -- удивляясь, заметил Миних.
-- Если дозволите, ваше сиятельство, я в коротких словах расскажу вам об этом ларце.
-- Рассказывай, любопытно послушать.
Храпунов, рассказывая о ларце, коснулся в рассказе и князя Алексея Григорьевича Долгорукова, и своей жены.
-- Ларец с золотом законно принадлежит моей жене и составляет ее приданое, -- закончил он свой рассказ.
-- Ты хочешь, чтобы ларец был возвращен тебе? -- спросил граф Миних.
-- Моей жене, ваше сиятельство, потому что ларец составляет ее собственность.
-- Хорошо, о твоей просьбе я доложу великой княгине-правительнице... Но только едва ли твоя жена получит из этого ларца свое золото. Неужели ты думаешь, что оно в течение нескольких лет будет лежать в ларце? Бирон и его приближенные наверняка около этого золота погрели руки, и твоей жене оставили один только пустой ларец, -- с улыбкою проговорил Миних.
Говоря эти слова, он был прав: Бирон не только не оставил в ларце золота, но даже и самый ларец приказал уничтожить.
Правительница Анна Леопольдовна, по докладу ей о просьбе Храпунова графом Минихом, приказала выдать Храпунову порядочную часть денег, вырученную от продажи конфискованного имущества Бирона. Кроме того, ему был дан долгосрочный отпуск, и он уехал в Звенигород к нетерпеливо ожидавшей его Марусе.
А без него в Петербурге готовился новый переворот.
Властолюбие губило и губит многих высокопоставленных лиц. Оно погубило Меншикова, Долгоруковых, Бирона, добралось и до графа Миниха, послужив графу Остерману удобным поводом для интриг против него. Миних, принимая звание первого министра, сильно оскорбил этим Остермана, который до тех пор был полным руководителем всех дел министерства; а так как Остерман никогда не был близким человеком Миниха или его приятелем, то и принялся очень искусно устраивать падение фельдмаршала.
Остерман, страдал подагрою ног, при покойной императрице Анне Иоанновне редко когда выходил из своей комнаты; теперь же он приказывал часто переносить, себя к матери младенца-императора, то есть к правительнице, и имел с нею несколько продолжительных совещаний, "во время которых намекнул, что первый министр не был знаком с иностранными делами, которыми руководил уже двадцать лет он, граф Остерман, и что вследствие этого Миних мог по неведению вовлечь двор в такие действия, которые были бы чрезвычайно вредны интересам империи; что он, граф Остерман, с удовольствием сообщил бы ему это, но что его недуг не дозволял отправиться к нему. Он прибавил еще, что Миних не был знаком с внутренними делами империи, служа постоянно по военному ведомству".
Под влиянием этих объяснений правительница решилась опять поручить управление иностранными делами графу Остерману, а ведение внутренних дел по империи возложить на графа Головина. Таким образом, честолюбивому Миниху осталось только одно военное министерство с титулом первого министра. Это оскорбило его, задело за живое, и однажды он, в порыве негодования, обратился к Анне Леопольдовне с такими словами:
-- Ваше высочество, я состарился на службе, захворал, хочу отдохнуть, а потому обращаюсь всенижайше к вашему высочеству с покорнейшей просьбой об отставке.
-- Вы просите отставки? Вы? -- с удивлением воскликнула Анна Леопольдовна. -- Граф, я никак не ожидала услыхать от вас это. Разве вы чем-либо недовольны?