Страница 16 из 18
В этом смысле русский ура-патриот – близнец американского, французского, мексиканского или нигерийского ура-патриота. Они похожи между собой, как все страдающие болезнью Дауна.
Прорыв блокады. Иван Грозный делает ставку на Англию
Московию, отрезанную в 50-х годах XVI века от Западной Европы географически да к тому же блокированную Литвой, Польшей и немцами политически, от тотальной изоляции спасли экономический кризис в Англии, счастливый случай и политическая прозорливость Ивана Грозного.
Как раз в этот период наступили не лучшие времена для английских купцов: спрос на английские товары в Европе резко упал, а цены на импорт поползли вверх. Чтобы найти новые рынки сбыта, англичане пошли по тому же пути, что до этого испанцы и португальцы. После долгих совещаний со знаменитым мореплавателем Себастьяном Каботом в 1553 году Англия решила отправить три корабля для разведки новых территорий и поисков возможного северного пути в Китай и Индию.
Как и в случае с Колумбом, мореплаватели оказались не там, где планировали, но усилия и риск организаторов экспедиции окупились. Два судна с экипажами замерзли во льдах, а третье, «Edward Bonaventure», вместо жаркой Индии оказалось на Русском Севере – в дельте реки Двины, у стен Николо-Корельского монастыря. Капитан корабля Ричард Ченслер, узнав, где он находится, и быстро оценив возможные выгоды сотрудничества с русскими, решил отправиться в Москву к царю. Иван Грозный, в свою очередь, прекрасно понял, какие огромные возможности появляются у русских в результате открытия новых северных ворот в Европу, и оказал гостю самый теплый прием.
На родину англичанин вернулся с конкретными предложениями о торговле, дружбе и сотрудничестве. Речь шла о крупнейшем по тем временам торгово-экономическом проекте. Создавалась Англо-русская компания с немалыми финансовыми инвестициями в российскую экономику и широчайшими полномочиями для агентов компании.
Русские, стараясь выйти из изоляции, готовы были предоставить англичанам небывалые для иностранцев льготы. Договор предусматривал исключительно выгодные условия:
Члены, агенты и служащие компании имеют свободный путь всюду, везде имеют право останавливаться и торговать со всеми беспрепятственно и беспошлинно, а также отъезжать во всякие другие страны.
Последний момент был особенно важен для англичан, поскольку давал им возможность, используя русскую территорию, получить доступ в Персию и дальше.
Англичане приобретали полную свободу в найме персонала, наказании и увольнении сотрудников. Всеми работающими на компанию управлял специальный представитель, направляемый из Англии, так называемый «главный фактор» (от англ. factory), – именно он имел право вершить над ними «суд и расправу». Русские власти обязывались помогать главному фактору в случае непослушания кого-либо из англичан.
Москва брала на себя также обязательство все жалобы англичан на русских рассматривать быстро и наказывать провинившихся строго, «в пример другим». Одновременно предусматривалось, что если англичанин будет арестован, то он не может быть посажен в тюрьму без предуведомления руководства компании. Кроме того, в этом случае особо оговаривалось право освобождения арестованного под залог. Наконец, договор гласил, что товары компании не могут быть нигде задержаны «ни за какой долг, если англичане не являются главными должниками».
Подобного договора самолюбивая Россия ранее не подписывала ни с кем. Поступившись многими суверенными правами, Москва, однако, и получала многое: английская корона давала согласие на свободный выезд из Англии в Россию художников и ремесленников, мастеров любых профессий.
Блокаду удалось прорвать. В Россию потекло главное для нее богатство – западноевропейские знания.
Как «невежда в политике» переиграл польского короля
Противники России предприняли всё, чтобы убедить англичан отказаться от сотрудничества с Москвой.
Любопытны письма польского короля Сигизмунда королеве Елизавете в 1567–1568 годах, где он сетует, что, используя торговлю с Англией, Россия получает не только вооружение, необходимое ей для войны, но и специалистов, распространяющих среди русских полезные сведения и технические знания.
13 марта 1568 года Сигизмунд пишет:
Мы видим, что московит, этот враг не только нашего царства временный, но и наследственный враг всех свободных народов, благодаря… недавно заведенному мореплаванию, обильно снабжается не только оружием, снарядами, связями, чему, как ни много всего этого, еще можно положить конец, но мы видим, что он снабжается именно художниками, которые не перестают выделывать для него оружие, снаряды и другие подобные вещи, до сих пор невиданные и неслыханные в той варварской стороне. И сверх того, что всего более заслуживает внимания, он снабжается сведениями о всех наших, даже сокровеннейших, намерениях, чтобы потом воспользоваться ими, чего не дай Бог, на гибель всем нашим. Зная все это, мы полагаем, не должно надеяться, чтобы мы оставили такое мореплавание свободным.
Последняя угроза британским морским волкам была, конечно, блефом и свидетельствует лишь об отчаянии короля Сигизмунда.
В другом письме всё то же:
Мы видим, что московит с каждым днем становится сильнее. До сих пор мы являлись победителями его потому только, что он дикарь в искусствах и невежда в политике. А если эти морские сообщения продолжатся, что останется ему неизвестным? С теми предметами, которые привозятся в Нарву и которые делают его все искуснее в военных делах, он будет, сохрани Бог, побивать или покорять всякого, кто станет ему противиться!
Какие донесения из Москвы ложились на стол обеспокоенного короля Сигизмунда, можно легко представить из записок некоего Роберта Беста, описавшего тогдашнюю обстановку при дворе Ивана Грозного:
Я думаю, в христианском мире нет государя, которого его подданные дворянского и простого сословия боялись бы больше и вместе с тем больше любили. Он не очень любит соколиную и псовую охоту и другие забавы, ни инструменты или музыку; но находит для себя благороднейшее наслаждение в двух вещах: во-первых, в богослужении – он, бесспорно, очень усерден в своей вере, и, во-вторых, как бы покорить и завоевать своих неприятелей.
Далее Бест подробнейшим образом рассказывает о ежегодных стрельбах из нового оружия, проводившихся в Москве: орудия палили в специально выстроенные деревянные дома, заполненные землей, а из ружей стреляли по ледяным глыбам, также специально подготовленным для этого случая. Стрельбы проходили под контролем царя, государь внимательно оценивал результаты испытаний. Если верить Бесту, то в каждом таком испытании принимали участие до пяти тысяч (!) стрелков. Понятно, что подобная информация из Московии не могла не беспокоить ее противников.
Протесты Сигизмунда впечатления на Англию не производили: очевидная выгодность торговли с Россией, а через нее и с другими партнерами перевешивала любые аргументы польского короля. Если Ватикан в то время был обеспокоен вопросом церковной унии с русскими, а Польшу тревожили вопросы военные и политические, то Англию интересовала в России исключительно торговля.
В Москве все это прекрасно понимали. Русский царь, «невежда в политике», по словам Сигизмунда, явно переиграл польского короля.
Если во времена Ивана III у Московского государства появилась внешняя политика, то при Иване IV Москва уже четко видела перед собой не «вообще Запад», а начала умело играть на противоречиях между различными европейскими странами. Запад перестал быть для русских однообразно плоским и однозначно враждебным, здесь обнаружились холмы и овраги, то есть партнеры и противники.
Пояснения требует упоминание в письмах Сигизмунда о Нарве. В самом начале Ливонской войны, в мае 1558 года, русские войска взяли Нарву, и таким образом Москва получила на время – до 1581 года, когда этот важный форпост на Балтике был вновь утерян, – одну из лучших гаваней на Балтийском побережье.