Страница 60 из 66
Больше четырех месяцев длился этот поход дружбы в тропических водах Тихого и Индийского океанов. И все это время тихоокеанцы гордо несли флаг Родины, продолжая и развивая традиции советских моряков. Среди них немало и казахстанцев.
В намеченный срок наш отряд возвратился в свой порт. Мы подошли к родным берегам с чувством исполненного долга перед Отчизной, перед советским народом, с гордым сознанием того, что ответственное задание партии и правительства выполнено с честью.
И. РЕБРОВ, инженер-подполковник
С КАЗАХСТАНСКОЙ ЗЕМЛИ — В КОСМОС
Мне довелось встретиться с командиром «Союза-3» года четыре тому назад. Его имя значилось в ряду блестящих имен летчиков-штурмовиков Великой Отечественной войны и летчиков-испытателей наших дней.
Вот, пожалуй, и все, что я тогда знал о нем. Когда познакомился ближе, тоже не очень-то пополнил свой журналистский блокнот. Обидно было: внешние детали говорили о нем больше, чем он сам. Золотая Звезда Героя, орденские ленточки в несколько рядов, знак заслуженного летчика-испытателя страны, ромбик военной академии, полковничьи погоны на плечах.
Мы беседовали с ним много раз. Обо всем. Но совсем мало о нем самом. Держался он скромно. Даже застенчиво. Был очень сдержан.
Однажды мне вроде удалось его расшевелить. Он вспоминал детство, комсомольскую юность, первые шаги в авиации, годы войны. Но все это были краткие сообщения, сухое, скучное перечисление событий. Приходилось часто прерывать его, выуживая детали, задавать вопросы, которые ему казались очень странными:
— Погоди… А какая в тот день была погода?
— Где?
— Ну там, на аэродроме, куда ты шел на посадку без двигателя.
— Погода?.. А зачем тебе погода? Ну облачность была. Низкая. Без окон…
Упаси бог было взяться в эту минуту за авторучку: налаживаемая с огромным трудом живая связь могла бы исчезнуть.
О своих товарищах испытателях он рассказывал с увлечением. Так говорят мальчишки о своих кумирах — летчиках.
Вспоминал огненные годы войны, своих командиров — прославленных, известных всему миру летчиков-героев: Михаила Михайловича Громова, Георгия Филипповича Байдукова, Николая Петровича Каманина. Однополчан. Много и интересно рассказывал о сыне своего комкора — Аркадии Каманине, который в четырнадцать лет стал летчиком и вместе с отцом ушел на фронт, участвовал в воздушных боях, бил гитлеровцев в воздухе.
Я понял тогда: из Георгия не вытянешь подробностей о нем самом. И пошел к его друзьям, к его командирам и воспитателям.
…Беседую с генералом Каманиным, с фронтовыми друзьями Георгия Берегового, листаю пожелтевшие страницы старых газет, всматриваюсь в моложавое непреклонное лицо человека в шлемофоне, которое изображено на одной из военных листовок, и до меня доносится палящее дыхание тех грозных дней, орудийные раскаты и вой сирен воздушной тревоги.
Я встретился с его родными и близкими, пересмотрел все семейные альбомы фотографий, с его разрешения перечитал все его дневники.
Из коротких бесед, обрывков фраз мне удалось собрать историю и предысторию его нового подвига, больших и драматических испытаний тела и духа.
Всякое бывает в жизни. И необычностей тоже много.
Отец шутил:
— Ты, Жора, родился под стук колес.
Но это была вовсе не шутка. Тимофей Николаевич работал разъездным телеграфистом. Береговые жили в железнодорожном вагоне, так и кочевали в нем по белу свету. Сегодня здесь, завтра там…
Когда дети стали подрастать, — а их было у Марии Семеновны и Тимофея Николаевича трое: Виктор, Михаил и Георгий, — семья обосновалась на постоянное жительство в городе Енакиеве.
Своего угла не было, пришлось снимать две маленькие комнатки.
Рос как и все мальчишки. С детства любил шумные подвижные игры, когда после школьного звонка и почти дотемна носилась босоногая команда по дворам и проулкам… Верхом на палках — это значит «буденновцы», простой гурьбой — «казаки-разбойники». Играли в войну, футбол, частенько пускали бумажного змея с длинным хвостом из мочала, бегали на речку купаться, а вечером, собравшись за старым сараем, рассказывали придуманные тут же страшные истории.
Были ссоры, были и драки. Были «путешествия» по карнизу крыши, когда испуганная мать, прижимая руки к груди, кричала традиционное материнское:
— Сорвешься — домой не приходи!
Дом, где жили Береговые, стоял неподалеку от летного поля Енакиевского аэроклуба. Здесь инструктором по планеризму работал старший брат Жоры — Виктор.
Однако Жорку, как он ни заглядывался со стороны на летное поле аэроклуба, туда не пускали. Обидно, конечно. Но не сидеть же сложа руки и ждать у моря погоды. И Жорка задумал сам построить планер. Начал с моделей. Самых простых. После многих неудач одна из построенных им моделей полетела. Этот полет вызвал бурю восторга, а главное — такое желание строить новые, более сложные модели, что теперь Жорку с трудом вытаскивали из сарая к обеденному столу.
Шорох рубанков, легко скользящих по пахучим доскам, повизгивание циркулярной пилы, дробный стук маленьких молоточков — все это создавало атмосферу настоящего дела. Вместе с друзьями Жорка сосредоточенно возился с инструментом, паял, клеил, строгал маленькие детали будущих «воздушных кораблей».
На его огрубевших ладонях блестели звездочки металла, въевшиеся в поры кожи, пальцы всегда в царапинах, в порезах… Зато он сам изобретал, сам строил свои модели. И они взлетали в голубую высь неба. Но сердце Жорки по-прежнему тянулось на настоящий аэродром, вернее, на простое летное поле аэроклуба, откуда взмывали в небо настоящие планеры. Где его родной брат учил мальчишек чуть постарше Жорки.
Как-то над летным полем появился самолет и принялся кружить. Круг, второй, третий. После нескольких виражей летчик некоторое время вел машину по прямой, против ветра, противодействуя ему.
Сначала казалось — самолет висит неподвижно. Потом стало заметно, как он увеличивает скорость. Еще мгновение — и, сверкнув на солнце, самолет быстро устремился вверх, перевалился на спину, почти тут же перешел в пикирование, а затем постепенно стал выходить на прямую…
До Жоркиного слуха докатился рев мотора, который, дойдя до наивысшего напряжения, вдруг сменился легким свистом. Самолет снова пошел вверх, снова сверкнул крылом.
— Мертвая петля! — восторженно произнес Жорка и стал считать: — Одна, вторая…
— Не петля, а полупетля, — поправил Виктор.
А Жорка, не слушая его, продолжал считать:
— Третья… — Он уже приготовился сказать «четвертая», но в самой верхней точке петли самолет вдруг перевернулся и как ни в чем не бывало полетел по прямой.
— Ух ты! — вырвалось у Жорки.
— Не «ух ты», а полупетля! — пояснил Виктор. — А это бочка. Чисто, ничего не скажешь!
Брат обхватил Жору за плечи, повернул к себе и, пристально глядя ему в глаза, спросил:
— Хотел бы так?
Жорка опешил от такого вопроса. Конечно, хотел! Да еще как!
В аэроклуб Жорку долго не принимали. Мал еще. А он в каждый набор приходил и просил. Начальник летно-планерной школы Василий Алексеевич Зарывалов наконец не выдержал, сдался:
— Ладно, приходи осенью, запишем тебя в планерную группу.
Еще никогда с таким нетерпением не ждал Жорка осени. Наконец начались занятия и в аэроклубе.
С упоением слушал Жорка рассказы бывалых планеристов о восходящих потоках, о том, как они, планеристы, ищут и находят эти воздушные реки в небе, чтобы потом, влекомые их потоком, парить и парить…
Но все это было на словах. По-настоящему подняться в небо на крыльях планера ему так и не пришлось. Аэроклуб получил самолеты. И не два, как ожидалось вначале, а целых пять. Спешно переформировывались группы учлетов. Жору перевели в «самолетчики». И теперь ему предстояло изучить самолет. Радости было — не передать. Он уже представлял себя этаким бывалым летуном, спал и видел, как крутит в небе такие фигуры, которые не объяснишь обычными словами, и, конечно же, в мечтах он уже «облетел» на самолете оба полюса Земли…