Честь семьи Прицци

Осторожно, стараясь не разбудить жену, Джек поцеловал ее в щеку. Однако, видимо, недостаточно осторожно, потому что она сонно потянулась и открыла глаза.

А открыв глаза Виктория засмеялась.

— Что-нибудь не так? — спросил он, пытаясь понять причину охватившего ее веселья.

— Да нет, просто сейчас ты выглядишь, как типичный агент ФБР в дешевом кинофильме.

— О, господи, — вздохнул Джек. — Неужели так плохо?

— Брось, милый, я пошутила., — она приподнялась повыше, облокотившись на подушки. — С добрым утром и с днем рождения, дорогой.

Холбейт расплылся в довольной улыбке.

— Ну вот, хоть одно ласковое слово за все утро. Спасибо, Викки.

— Подарок я отдам тебе вечером, после ужина.

— Ага, — кивнул он. — Ну, тогда я, кажется, догадываюсь, что это будет.

— Фууу, мистер Холбейт, — засмеялась Викки. — Я позвоню в участок, чтобы вам устроили нагоняй за фривольное обращение с женщиной. А в общем-то, если ты ошибся, то ненамного.

Он засмеялся в ответ.

— Ты помнишь, что мы сегодня идем в ресторан?

— Конечно, милый. Я позвоню тебе в шесть, перед тем, как буду выходить из дома.

— Отлично, — Джек еще раз чмокнул жену в щеку и выпрямился. — Ну, я побегу, пожалуй.

— Хорошо. Постарайся оказаться к шести в своем кабинете, о’кей?

— Да, конечно.

Джек улыбнулся ей и вышел из спальни. Викки услышала, как он прошел через квартиру к двери, щелкнул замок, и наступила тишина, нарушаемая лишь звонким тиканьем часов да отдаленным шумом машин. Некоторое время она продолжала лежать под одеялом, жадно вслушиваясь в эти посторонние звуки, которые означали новый виток жизни на бесконечной спирали времени. В такие мгновения ей очень хотелось различить шепот листвы и бормотание ветра, заблудившегося в ровных рядах домов. Она могла сколько угодно лежать вот так, без движения, лелея в себе надежду, что через секунду слух все-таки выловит природную гамму в моторизованном прибое города, хотя давным-давно поняла: надеждам этим не суждено сбыться.

Виктория любила гулять, с удовольствием ходила по Центральному парку, впитывая жизненную энергию деревьев, поглощая ее. Миссис Холбейт, вообще, не очень любила город, считая, что любые большие города концентрируют в себе зло. Это зависит не от людей, просто город — это своеобразная форма огромного многоликого организма, далеко не всегда доброго. Добро расходуется крайне быстро. Не будучи философом или фанатичкой католицизма, что относилось и к другим вероисповеданиям, Виктория верила, что добрая энергия, как более легкая, улетает в небо, а злая остается на земле. Города же служат аккумуляторами этой черной энергии. Они генерируют ее и выплескивают по частицам. Отсюда и такое количество стрессов, самоубийств и преступлений в больших городах. Еще десять лет назад Викки поговорила с Джеком о том, чтобы переехать в более тихое и спокойное местечко. Тот, конечно же, согласился, однако дни сменяли недели, месяцы, а затем и годы. Все попытки возобновить разговор о переезде заканчивались все тем же «конечно», пока в один не очень прекрасный момент она, наконец, нс поняла, что ее удел — провести всю жизнь рядом с мужем в этом источенном червями зла Яблоке, мечтая о том, что могло бы быть.

Виктория вздохнула. Она отличная жена, понимающая своего мужа. А он боготворил Нью-Йорк, как боготворил свою жену. Это были два очень сильных чувства, и отлучение от одного из них могло бы привести к нервному кризису. Люди плохо привыкают к сутолоке, шуму и темпу большого города, но уж зато когда привыкнут, их безумно сложно заставить отказаться от всего этого. Они поглощают токи, даваемые толпой, заряжаются от нее, живут ею. Город держит их на тугой невидимой удавке. Люди не замечают ничего, пока не попробуют вырваться из цепких железо-бетонно-стеклянных объятий. Неон, заменяющий солнечный свет, газолиновый смог, дающий то, чего не дает воздух, заполняющий их легкие, шум машин, пришедший на смену прибою и шелесту листвы за окном. Все ото и многое другое держит людей.

Откинув одеяло, Виктория выбралась из кровати и пошла в ванную.

Праздничный день начинался совсем как обычный. Однако ей нужно было сделать еще много дел. Например, сходить в парикмахерскую и пройтись по магазинам, затем необходимо принять ванну и… Да разве все перечислишь? Праздники, вообще, чреваты большими хлопотами. Управиться бы до шести. Надо зайти за цветами и купить чего-нибудь к кофе.

Виктория тщательно почистила зубы, умылась и пустила набираться воду, сделав ее погорячее. Пройдя в кухню, она поставила вариться два яйца, нарезала хлеб на ломтики и заправила в тостер. Затем сварила кофе без сахара, выключила воду и села завтракать…

… К тому времени, когда Франциск Кунз летел в самолете рейса авиакомпании «Вестерн Эйр Лайнз», Клайв Уильямс проделывал свои гимнастические упражнения, а Виктория Холбейт собиралась принять ванну, Мейроуз Прицци уже приготовила отцу завтрак, сходила за утренней газетой и накладывала макияж сидя перед трюмо в своей комнате. Она слышала, как Доминик прошел в туалет, справил нужду и слил воду, затем тяжелой походкой отправился в ванную. За восемь лет разлуки ничего не изменилось. Доминик остался верен своим привычкам, и это порадовало Мэй. Именно из этого она и исходила в своих расчетах. Отправной точкой в них служил постоянно гложущий отца комплекс неполноценности. Осознавая собственную малозначимость, он стремился взвалить всю вину за любые постигающие его неудачи на окружающих и охотно доверялся тому, кто готов поддержать подобные выводы.

Внешность Доминика, впрочем, соответствовала складу характера, и Мэй знала это. Стоило бросить отцу кость, как тот был готов разорвать любого, на кого укажут пальцем. Зависть и злоба точили его год за годом, выгрызая мозг, иссушая сердце. Со временем Доминик вообще перестал рассматривать варианты ситуаций. Стоило сказать ему: «это так», и он сразу же наливался желчью. Постепенно его характер испортился вконец. Подчас он поступал настолько неразумно, что окружающие всерьез начинали сомневаться: а есть ли у Доминика мозги вообще? На этой природной, ослепляющей глупости и комплексе неполноценности собственного отца и собиралась сыграть Мейроуз.

Пока она продолжала сидеть в своей комнате, готовясь к первому ходу. Она никогда не ограничивалась одной комбинацией, если была возможность воспользоваться несколькими сразу. Чем больше ниточек ты держишь в руках, тем вероятнее возможность выигрыша. Мэй всегда точно знала, ЧЕГО добивается и КАКИМ именно образом достичь желаемого.

Доминик, обутый в мягкие пушистые тапочки, — она слышала шарканье подошв о паркет коридора, — прошел в столовую, отодвинул стул и сел. Через пять минут зашуршала газета.

Мэй спокойно, но быстро начала доводить придуманный сю образ до совершенства. Выбранное специально объемное темно-серое платье скрадывало фигуру, делая ее прямой и плоской, как доска. Оно придавало Мэй вид забитой, глубоко несчастной женщины, страдающей от невыразимого горя, но переносящей свою участь молча. Темный платок, наброшенный на плечи, лишь усиливал это впечатление, горбя плечи, словно стараясь завернуть в них ровную худую грудь.

Мэй открыла коробочку с гримом и нанесла на лицо тонкий слой белой пудры. Пара точных мазков, и щеки стали казаться впалыми, а вид у женщины получился изможденный, говорящий о долгих бессонных ночах и пролитых слезах. Осмотрев себя в зеркало, Мэй нашла, что получилось удачно, но вполне может быть усилено. Доминик стал слаб зрением, однако, по причине того же комплекса, отказывался носить очки. Обмакнув кончик кисточки в грим, Мэй осторожно нанесла краску на веки. Теперь под глазами темнели синяки, подчеркивающие припухлую отечность нижних век. Мейроуз имела все основания гордиться собой. Из зеркала смотрела пятидесятилетняя женщина, раздавленная свалившимся на нее несчастьем. В глазах тускло светился огонь, говорящий о близком помешательстве. С первого же взгляда становилось понятно — этот человек на грани самоубийства и лучше определить его в психиатрическую лечебницу. Бледные губы, искусно окрашенные в восковой цвет, растянула довольная улыбка. Это было именно то, чего она добивалась. Ей удалось сохранить ту толику убедительности, когда эффект сравним с разрывом бомбы, но не вызывает сомнений в своей правдивости. Невероятно, чего можно добиться, использовав старое платье, грим и обычную кисточку.