Страница 8 из 11
– Я не лгу…
Она прижала палец к его губам.
– Я так думаю, вы или в точности тот, за кого себя выдаете, или замечательный лгун. В смысле, история хорошая, а я люблю хорошие истории. Так или эдак, конечно, я позволю вам пообедать в кредит.
– Это не ложь… как вас зовут?
– Беверли.
– А меня – Итан.
Она тряхнула ему руку:
– Рада познакомиться, Итан.
– Беверли, как только я получу свой бумажник и вещи завтра утром, я собираюсь прийти сюда…
– Дайте-ка угадаю… и отвалите мне аграмадные чаевые.
– Вот теперь вы надо мной издеваетесь, – тряхнул головой Итан.
– Извините.
– Если не верите мне, я…
– Я только что вас встретила, – перебила она. – Ко времени, когда вы покончите с обедом, я буду знать, увижу ли вас тут снова или нет.
– Слишком рано судить, а? – Он улыбнулся, чувствуя, что все же может склонить ее на свою сторону.
Она принесла меню, и Итан заказал жареную картошку по-деревенски и чизбургер – настолько сырой, насколько минздрав позволит.
Беверли скрылась на кухне с заказом, а он отхлебнул пива.
Гмм. Что-то тут не то. Совершенно выдохшееся, и кроме легкого намека на горечь в послевкусии, практически вода водой.
Он поставил стакан на стойку как раз к возвращению Беверли.
– Обед достается мне на дармовщинку, так что я не решаюсь жаловаться, – произнес он, – но что-то с этим пивом не так.
– Правда? – Она указала на стакан. – Не против?
– Валяйте.
Взяв стакан, Беверли отхлебнула и поставила стакан обратно, облизывая пену с верхней губы.
– По мне, так вкус отличный.
– Правда?
– Ага.
– Нет, оно выдохшееся и… не знаю… просто… у него никакого вкуса.
– Странно. Что-то я ничего такого не заметила. Хотите попробовать другой сорт?
– Нет, пожалуй, все равно не буду пить. Возьму просто воды.
Она принесла ему новый стакан, плеснув на лед воды.
Он поднял исходящий паром горячий чизбургер с тарелки обеими руками.
Беверли вытирала другой конец стойки, когда Итан подозвал ее, держа бургер наизготовку у рта.
– Что-то не так? – осведомилась она.
– Ничего. Пока. Идите сюда.
Она подошла, остановившись перед ним.
– Мой опыт подсказывает, – пояснил Итан, – что примерно в восьмидесяти процентах случаев, когда я заказываю мясо с кровью, как только что, то получаю хорошо прожаренное. Уж и не знаю, почему большинство поваров не способны поджарить его правильно, но так уж водится. И знаете, что я делаю, когда мне дают пережаренное?
– Вы отсылаете его обратно? – Ее это отнюдь не позабавило.
– Именно.
– Вам чертовски невероятно трудно угодить, знаете?
– Я в курсе.
Итан запустил зубы в чизбургер и жевал добрых десять секунд.
– Ну? – не выдержала Беверли.
Положив чизбургер на тарелку, Итан проглотил, вытирая руки льняной салфеткой, и указал на еду:
– Изумительная работа.
Беверли рассмеялась, закатив глаза.
К моменту, когда Итан подчистил с тарелки всё до крошки, он остался единственным посетителем ресторана.
Унеся его тарелку, барменша вернулась подлить ему воды.
– Как вы сегодня, Итан? Есть где переночевать?
– Ага, я обаял портье в отеле, и она дала мне номер.
– Тоже купилась на вашу туфтовую байку, а? – ухмыльнулась Беверли.
– Со всеми потрохами.
– Что ж, раз уж это за мой счет, можно предложить вам десерт? Наша «Шоколадная смерть» – просто улет.
– Спасибо, но мне, пожалуй, уже пора.
– А что именно вы тут делаете? В смысле, в официальном качестве. Я пойму, если вам нельзя об этом распространяться…
– Расследование дела о пропавших без вести.
– И кто же пропал?
– Два агента Секретной службы.
– Они пропали здесь? В Заплутавших Соснах?
– Около месяца назад агент Билл Эванс и агент Кейт Хьюсон прибыли сюда с секретным расследованием. На сегодняшний вечер от них нет вестей уже десять суток. Полная потеря контакта. Ни электронных писем. Ни телефонных звонков. Умолк даже GPS-трекер их служебного автомобиля.
– И вас отправили их найти?
– Я работал с Кейт. Мы были напарниками, когда она жила в Сиэтле.
– И это всё? – подкинула Беверли.
– Простите?
– Только напарниками?
Итан ощутил, как в груди что-то тренькнуло – печаль, горечь утраты, гнев, – прошив его дрожью.
Но он ловко это скрыл.
– Ага, только напарниками. Впрочем, еще и друзьями. Как бы то ни было, я здесь, чтобы нащупать их след. Выяснить, что произошло. Вернуть их по домам.
– Думаете, случилось что-то дурное?
Он не ответил, просто глядел на нее, но это и было ответом.
– Что ж, надеюсь, вы найдете то, что ищете, Итан. – Вытащив из переднего кармана фартука чек, Беверли подвинула его через стойку.
– Значит, таков мой урон, а?
Итан бросил взгляд на чек. Это оказался вовсе не счет. Беверли от руки написала через все столбцы адрес:
604, 1-я ав.
– Что это? – спросил Итан.
– Это где я живу. Если что понадобится, если попадете в беду, что бы то ни было…
– Что? Теперь вы обо мне беспокоитесь?
– Нет, но без денег, без телефона, без документов вы в уязвимом положении.
– Значит, теперь вы мне верите?
Потянувшись через стойку, Беверли лишь на секунду положила ладонь ему на руку:
– Я всегда вам верила.
Выйдя из паба, он снял туфли и пошел по тротуару босиком. Бетон холодил ступни, но зато ходьба давалась без боли.
Вместо того чтобы пойти обратно в отель, он свернул в одну из улиц, пересекающихся с Главной, и направился побродить по окрестностям.
Думая о Кейт.
Викторианские дома выстроились по обе стороны квартала, выгодно подчеркнутые сиянием фонарей на верандах.
Безмолвие просто-таки ошеломляло.
В Сиэтле подобных ночей не бывает. Всегда слышится отдаленное улюлюканье какой-нибудь «Скорой», клаксон автомобиля или перестук дождевых капель по улицам.
Здесь же полнейшая, мертвая тишина, нарушаемая лишь негромкими шлепками его ног по мостовой…
Минутку.
Нет, есть и другой звук – одинокий сверчок, стрекочущий в кусте впереди.
Это мысленно вернуло его в детство, проведенное в Теннесси, к тем вечерам в середине октября, когда он сидел на затянутой сеткой веранде с отцом, покуривающим трубку, глядя на соевые поля, а хор сверчков мало-помалу терял исполнителей, пока не оставался лишь одинокий солист.
Не писал ли именно об этом поэт Карл Сэндберг? Итан не мог припомнить это стихотворение наизусть, знал только, что там что-то насчет голоса последнего сверчка вопреки морозу.
Лучинка пенья[8].
Вот оно – именно эта фраза ему полюбилась.
Лучинка пенья.
Он остановился у куста, почти готовый к тому, что стрекот внезапно оборвется, но тот продолжался в таком ровном ритме, что казался чуть ли не механическим. Итан где-то слыхал, что сверчки издают этот звук, потирая крылышками друг о друга.
Поглядел на куст.
Какая-то разновидность можжевельника.
Сильный, свежий запах.
Уличный фонарь по соседству проливал на ветви довольно света, и Итан наклонился в надежде разглядеть сверчка.
Стрекот продолжался как ни в чем не бывало.
– Где ты, малыш?
Он вытянул шею.
И с прищуром вгляделся во что-то, едва проглядывающее среди ветвей. Вот только не сверчок. Какая-то коробочка, размером примерно с его айфон.
Просунул руку между веток и коснулся поверхности находки.
Стрекот стал тише.
Убрал руку.
Громче.
В чем тут смысл, черт возьми?
Стрекот сверчка раздается из динамика.
Уже около десяти тридцати он отпер свой номер в отеле и ступил внутрь. Сбросил туфли, разделся донага и плюхнулся на кровать, даже не потрудившись включить свет.
8
Речь идет о стихотворении Карла Сэндберга «Splinter» («Лучинка»):