Когда спящие просыпаются

– Вы сошли с ума, – сказал Фаруэлл внезапно осипшим голосом. – Вы совсем спятили!

– Раз напиться – один слиток золота. – Улыбка слетела с губ Декраза. Таковы были его принципы.

Фаруэлл пристально посмотрел на Декраза, а затем медленно потянулся к своему рюкзаку и вынул из него слиток. Он швырнул его на дорогу.

– А вы, оказывается, удивительно предприимчивый человек, – сказал он.

Декраз пожал плечами, отвинтил с фляги колпачок и протянул ее Фаруэллу.

Фаруэлл начал пить, но после нескольких глотков Декраз потянул флягу обратно.

– Раз напиться – один слиток золота, – сказал он. – Такова цена на сегодня, мистер Фаруэлл. Завтра она может подняться.

В четыре после полудня Фаруэлл почувствовал, что больше не может дышать.

Декраз, который шел в нескольких метрах впереди, обернулся и подарил ему улыбку.

– Что случилось, Фаруэлл? – осведомился Дек раз. – Уже идете ко дну? Черт побери, да ведь нам еще четыре или пять часов ходьбы до темноты.

– Стойте… – проговорил Фаруэлл заплетающимся языком. – Я должен остановиться… Мне нужна вода, Декраз… Мне обязательно нужно попить. – Он стоял раскачиваясь, глядя глубоко запавшими глазами.

Декраз ответил ему широкой улыбкой. Ситуация достигла той точки, когда золото, в общем, ничего для него уже не значило. Главным было преимущество. Положение лидера и подчиненного, диктуемое теперь не умственным превосходством, а чем-то гораздо более простым. Он стоял над Фаруэллом, упиваясь агонией этого человека.

– У меня осталось еще с четверть фляги, Фаруэлл, – сказал он. Подняв флягу, он встряхнул ее, потом отпил несколько глотков. – Ох, хорошо! – сказал он, и вода сочилась у него из уголков рта. – Ох, как здорово!

Фаруэлл протянул трясущуюся руку.

– Прошу вас, Декраз, – едва выговорил он потрескавшимися губами, с трудом выталкивая распухшим язы ком непокорные, изувеченные слова. – Прошу вас, помогите мне…

Декраз демонстративно поднял флягу.

– Стоимость обмена несколько изменилась сегодня в полдень, мистер Фаруэлл. Теперь за один глоток – два слитка.

У Фаруэлла подогнулись ноги, и он рухнул на колени. Медленно, с болью снял он с шеи рюкзак и неимоверным усилием выбросил из него два золотых слитка. Осталось четыре. Он был не в состоянии поднять оба сразу одной рукой, и кончилось тем, что стал толкать их по песку тому, другому. Декраз легко поднял их и положил в свой рюкзак. Под тяжестью слитков рюкзак треснул, но Декраза это не озаботило. Он перевел взгляд на лицо Фаруэлла. В глубине этих усталых глаз он увидел ненависть, и, странное дело, это ему польстило.

Ночь они проспали, а в семь утра снова тронулись в путь. Выносливость Декраза не изменилась ничуть, и он сознательно взял темп, слишком быстрый для Фаруэлла, который шаткой походкой, спотыкаясь, брел за ним. Несколько раз Декраз останавливался и с ухмылкой глядел через плечо. Дважды он прикладывался к фляге, не отрываясь от нее, красуясь, выставляя напоказ утоление, пока Фаруэлл не догонял его. Тогда он завинчивал колпачок и спешил вперед.

Фаруэлл стал похож на привидение – мертвые, потерявшие блеск глаза на грязном, запорошенном песком лице, губы и кожа потрескавшиеся, словно древний пергамент.

В полдень солнце огромным куском огня пламенело над головой. Фаруэлл внезапно побелел и упал на колени. Декраз подождал было его, но вскоре понял, что на этот раз старику не подняться. Он подошел к нему и толкнул ногой.

– Фаруэлл! – окликнул он своего попутчика. Возникла пауза. Фаруэлл выглядел безжизненным. – Пойдемте, пойдемте, Фаруэлл! Нам нужно одолеть еще несколько миль.

Лежащий на земле издал протяжный стон. Он приподнял голову, глаза его были закрыты, рот разверст, распухший язык вывалился на сторону.

– Нет… – Голос его напоминал голос какого-то жи вотного. – Нет, – снова сказал он. – Я дальше не могу. Мне нужна вода.

Декраз довольно ухмыльнулся и протянул ему флягу.

– Один глоток, мистер Фаруэлл. Один глоток.

Руки у Фаруэлла тряслись, когда он схватил флягу и поднес ее ко рту. Ему слышно было, как вода плещется внутри, и все его инстинкты, все его желания, абсолютное условие его дальнейшего существования сосредоточились в одном движении – поднести флягу к губам. Рука Декраза опустилась твердо и быстро, отведя флягу в сторону. Горлышко ее черкнуло по больным губам Фаруэлла, и на губах выступила кровь. Не веря себе, он поднял глаза.

– Мы не заключили контракта, мистер Фаруэлл, – сказал Декраз. Глаза у него были, как два темных булавочных острия. – Цена сегодня снова подскочила.

Глаза у Фаруэлла были почти закрыты, когда он с трудом снял с плеч рюкзак и бессильно уронил его наземь. Потом подтолкнул его к Декразу ногой.

Декраз расплылся в довольной улыбке и опустился на колени, чтобы поднять его. Тем временем его собственный рюкзак остался на дороге, и один из слитков вывалился на дорогу. Стоя на коленях спиной к Фаруэллу, Декраз принялся вытаскивать золото. Фаруэлл смотрел на него, поражаясь тому, как он мог в эту минуту испытывать ненависть, испытывать хоть что-то еще, кроме собственного страдания. Но ненависть пробудила в нем сознание того, что это его последний момент, его последняя возможность.

Он посмотрел на широкую спину Декраза, ненавидя его молодость, ненавидя эти мускулы, что бугрились под рубашкой, ненавидя сам факт, что Декраз должен был выйти победителем из всего этого в то время, как он будет побежден.

Он почувствовал, как в нем зреет гнев, и на короткий момент этот гнев придал ему сил и решительности. Его пальцы сомкнулись на золотом слитке, и он медленно оторвал его от земли. Затем, поднявшись на ноги, неизвестно уж каким образом, он ухитрился высоко поднять слиток. Он обрушился на Декраза сбоку как раз в момент, когда тот взглянул на него. Фаруэлл выронил слиток из рук. Слиток упал и ударил Декраза в висок. Декраз коротко вздохнул и опрокинулся навзничь. Глаза на залитом кровью лице раскрылись. В них застыло последнее, что испытал этот человек. Удивление. Полное, невероятное удивление.

Фаруэлл почувствовал, как к нему возвращается слабость. Он стоял пошатываясь, ноги его подгибались, будто резиновые, все тело как огромное вместилище боли. Он повернулся и, спотыкаясь, подошел к фляге, лежавшей на боку. Вода из нее пролилась в песок. Фляга была пуста.

Фаруэлл заплакал, слезы текли по его грязному, небритому лицу. Он упал на колени, плечи у него тряслись, пальцы бережно трогали пустую флягу, словно он надеялся выдоить из нее хоть какое-то количество жидкости.

Некоторое время спустя он поднялся на ноги, взглянул на разбросанные вокруг него золотые слитки и покачал головой. Бессмысленные куски металла, мертвый груз. Но он знал, что это все, что у него осталось. Снова опустившись на колени, он вступил в борьбу со слитками, сначала пытаясь поднять их, потом подтолкнуть по песку поближе к рюкзакам. Но сил больше не было, и лишь сверхчеловеческим напряжением ему удалось в конце концов поднять один слиток, прижав его к телу, словно ребенка, обеими руками. Этот слиток он понес по шоссе – шаткая, спотыкающаяся тень человека, бредущего только по инерции. Ни в горле, ни во рту у него не осталось больше влаги, и каждый его вздох, словно горячий прут боли, пронизывал его тело. Но он шел и шел так почти до самого вечера.

Потом он потерял сознание, падая вперед, одной стороной лица ударился об обломок скалы. Он просто лежал, закрыв глаза, ощущая, как сонное умиротворение обволакивает его. Затем с огромным трудом заставил себя открыть глаза, потому что услышал звук. Сначала это было далекое, неразличимое пение, которое затем превратилось в шум автомобильного мотора. Фаруэлл хотел было шевельнуть руками и ногами, но они не повиновались ему. Жизнь теплилась только в глазах. Он попытался повернуть голову, но двинулись лишь зрачки, и уголком глаза ему видно было, как приближается автомобиль – низкий металлический жук, который с пронзительным визгом мчался к нему и вдруг замедлил ход, резко оборвав звук мотора.