Мтвариса

«Мтвариса»

(в переводе с грузинского – «Лунная»)

Часть первая.

«Княжна Маргарита»

Когда прохладный ветер, утренним бризом налетающий со стороны спящего моря, раскачивает кроны высоких сосен и платанов, заставляя последних недовольно шуметь, словно стариков, коих потревожили во время полусонной дремоты, и при этом тишина у подножия этих самых великанов, на парковых аллейках и тропинках, лабиринтом проложенных среди их могучих стволов, давит на уши – именно в такие моменты окончательно приходит осознание того, что лето закончилось; на побережье теплого моря пришла осень. Затяжная, можно даже сказать – бесконечная…

Палящее золотое солнце, уставшее и, словно брошенное, оставленное в одиночестве уехавшими последними курортниками, уже не разливается по утрам своим приятным теплом, не согревает до глубины души попадающих под это тепло людей, а старается спрятаться за приплывающими из-за моря пока еще причесанными и не надоедливыми тучами. Это потом, ближе к зиме, тучи обнаглеют, перестанут следить за своим внешним видом, растрепятся и превратятся в дряхлых старух с отекшими лицами, синяками под лазами и всклоченными волосами, не убранными и без определенного цвета…

А пока – лето еще было совсем рядом - вон за той горой. Кажется, что окликни его, и оно опять вернется…

Именно в такое время я люблю приезжать сюда. Что бы до глубины души погрузиться в мир этих людей, историю этой страны, стать частичкой этого мира…

- Эй, писатель! Не проходи мимо! – Тетушка Марго, непонятно каким образом, лежа на гамаке, натянутом между платанами, заметила меня, проходящего мимо ее летнего кафе, завсегдатаем которого я являюсь уже много лет. – Припозднился ты сегодня что-то…

Я свернул на другую сторону улицы, прошел через открытую дверь на задний дворик и без приглашения уселся в кресло-качалку.

- Лег вчера поздно. А сегодня разленился. Повалялся в кровати немного.

- Все пишешь? О чем пишешь-то? Хоть бы рассказал, что ли…

Тетушка лежала в гамаке и полуприкрытыми глазами смотрела на раскачивающиеся от ветра кроны деревьев. Ее темные волосы, едва-едва подернутые сединой, несмотря на преклонный возраст, копной возвышались над изголовьем.

- Так почитайте. Я же Вам подарил несколько своих книг…

- А-а, - махнула рукой, - некогда мне читать. Да и что такое чтение – лучше голос человека услышать. Вопрос задать, если непонятно чего… А так - пялиться в книгу, немую и без души…

Мне непонятна была жизненная философия этой женщины еще с первых дней нашего знакомства. Дитя гор, тетушка Марго унаследовала веками сложившуюся психологию горцев – такую же непредсказуемую и переменчивую, как погода на Кавказе… Но и загадочную, в том числе… Даже кафе, которое она содержала – «у княжны Маргариты», всем своим видом и содержимым, говорило о неоднозначности характера его владелицы.

- Тетушка, Вы же знаете, что я с Вами в корне не согласен. Ведь читать – это все равно, что заглядывать в открытую душу писателя. А слушать – подчиняться воле говорящего, быть под властью его эмоций, интонации голоса и многих других факторов. Не зря же великие вожди народов и полководцы были в первую очередь хорошими ораторами. Своими речами они заставляли людей следовать за собой. Писатель – это человек, который не зовет за собой, а дает человеку право выбора, альтернативу, так сказать…

- Опять тебя понесло! – Тетушка недовольно завозилась на гамаке, словно ей было неудобно лежать, - не усложняй и без того сложную жизнь.

Она не любила долгих бесед, особенно на темы, которые были столь далеки от ее понимания этого мира, от того, что в нем, собственно, и происходит. Ее мир выглядел немного иначе, чем мой. Но эта разница, не только не мешала нам общаться, но, можно даже сказать, чем-то притягивала нас, давала пищу для бесед, для, практически, ежедневного общения.

Мне нравилось приходить в это кафе по утрам, сидеть в дальнем конце веранды, еще пустынной, без посетителей, слушать шум прибоя, который доносится из-за бугорка, отделяющего море и парк, слушать треск цикад и ни о чем не думать, ибо после бессонной ночи (я работаю обычно с полуночи до рассвета) мысли, изложенные до этого на бумагу, покидают мой мозг и отправляются в свободное путешествия до самого обеденного времени… И только когда голод дает о себе знать – они возвращаются.

Обычно меня такого – сидящего с опустошенным взглядом, практически без движения, тетушка старается не беспокоить своим вниманием некоторое время. Потом, по-видимому, терпение ее истощается, и она, подсаживается ко мне с графином домашнего вина, наполняла им стаканы и тоже некоторое время в молчании сидит и смотрит в даль. Графин покрывается сначала белесым налетом, потом этот налет превращается в крупный зернистый туман. А уже после этого по стенкам начинают скатываться капельки воды, словно слезы… Это всегда служило сигналом к тому, что мы брали стаканы в руки, молча выпивали их содержимое и приветливо здоровались друг другом, словно только что повстречались. И этот церемониал стал за все годы нашего с ней знакомства почти традицией…

- Наверное, дождь будет сегодня. Парко, дышать трудно… А ты дождь любишь, я знаю. Радуйся.

- Это хорошо. Пусть землю примочит.

Мы некоторое время молчали. Каждый думал о своем. И было нечто легкое и расслабляющее в этом молчании. Когда хочется думать – нужно думать. Для этого и дано нам это право. Мозг думает, а душа чувствует. И когда происходит это одновременно – наступает идиллия внутреннего мира человека…

Глядя на потемневший парк, на то, как кроны высоченных деревьев танцевали свой поднебесный танец и в воздухе витал запах свежести и надвигающегося дождя, мне припомнилась одна встреча, которая произошла вот в этом самом кафе, в такой же вот предгрозовой день, на опустевшем побережье Черного моря…

Часть вторая

«Мтвариса»

Проработав всю предшествующую ночь над своей очередной книгой, я, измотанный бессонницей и с опустошенной душой, медленно плелся в предрассветном тумане по аллее, ведущей к морю. Было вот так же парко и свежо одновременно – приближалась гроза. На той стороне неба, куда спешила спрятаться уходящая ночь, четко просматривались сполохи молний. И, хотя, раскатов грома еще не было слышно – гроза приближалась с быстротой черного ворона, посылающего свою тень на умолкшую землю…

Я шел в совершенном одиночестве – ни единой души не встретил. Даже пожелать доброго утра некому было. По обеим сторонам приморской аллеи мирно спали кафе и ресторанчики, еще совсем недавно шумные и суетные, наполненные отдыхающими, теперь едва слышно посапывали в своей сладкой предрассветной дреме. Огни их были погашены, балдахины боковых навесов спущены – за стойками баров тускло поблескивали батареи уцелевших бутылок с напитками.

Позади вереницы этих заведений темнел сплошной стеной лес. Тот самый лес, каждое дерево в котором имеет свой собственный номер, выгравированный на табличке, прибитой к стволу. Каждое дерево пронумеровано и взято на учет. Еще со времен Советского Союза.

И среди всей этой мирно спящей идиллии, брел я, осматриваясь вокруг себя ничего не видящим взором. Как обычно, свой бессознательный путь окончив в кафе «У княжны Маргариты».

В то утро меня вернуло в реальность чувство, что кто-то за мной пристально наблюдает. Так оно и было – из-за барной стойки на меня испуганно смотрели два глаза. Та, кому они принадлежали, старалась сделать так, что бы я не заметил ничего – она ведь не знала, что я могу не видеть, но чувствовать, смотреть в одну точку, но знать обо всем, что твориться даже за моей спиной.

Я постарался выдавить из себя приветствие, как можно тише и мягче. Девушка тоже поприветствовала меня, тихим, приятным голосом, с едва различимым акцентом «дочери гор».

- А что же, Марго еще спит? – я решил «вытащить» наблюдавшую за мной девушку на диалог.

- Нет, она поехала в Гагры. Вернуться обещала только к вечеру, - девушка немного осмелела и «позволила» увидеть ее лицо полностью – выглянула из-за ряда бутылок, выстроенных на стойке, - но она предупредила меня на счет Вас…