Дом непредсказуемого счастья

– Зачем этим делом заниматься в машине, если нехилый домик имеется? Где ты слов таких нахваталась, под каким забором? С ума сойти! А мы-то думали, Юла соткана из улыбки, воздуха и света! Ничего себе, маскировалась.

– Я ваше порождение, Санечка, – сухо парировала Юля. – Мне приходилось лавировать среди вашего вранья, подобные маневры сильно портят характер.

За всю дорогу это был первый раз, когда Саня Ромуальдович с интересом и некоторой опаской уставился на нее. Она видела его боковым зрением и нарочно смотрела прямо, в лобовое стекло, невозмутимо бросив:

– Хочешь нас угробить? За дорогой следи, лично мне жить не надоело.

И пять минут натянутого молчания прошли как один миг. Просто у каждого было по полной голове мыслей – черных и белых, больных и вполне нормальных, в общем, кавардак, где все позиции представляются главными. В этом состоянии лучше не продолжать диалог, он заканчивается, как правило, взаимными обидами. Когда Саня остановился у дома, Юля не торопилась выйти из машины, он вынужденно заглушил мотор и отвернулся от пассажирки. Но еще минут пять прошло в молчании, прежде чем она заговорила, правда, ни разу не взглянув на него, будто боялась увидеть нечто неприятное:

– Меня поражает в нашей жизни, Саня, одна малюсенькая деталь, но она ломает большие планы, даже жизни. Ложь. Подумаешь, ерунда, да? Но эту ерунду никто не любит. Вот ты любишь, когда тебе лгут?.. Молчишь? Значит, не любишь. А ведь лгут практически все. Даже я. Правда, по мелочам… И ты лжешь наверняка не по мелочам. Главное, сколько весит ложь, иногда ее размеры слишком велики, чтобы… чтобы простить. Человек лжет, прикрывая свою врожденную подлость. Может быть, он не виноват, гены затесались лживые, доставшиеся от дедушки, который жил лет пятьсот назад, а лгун всего-то добивается лада, мира, гармонии. Но с его позиции мира и гармонии, в его понимании удобства. Притом, что особенно замечательно, от других он хочет… нет, требует честнейшей правды и благородства – эти качества любят все, только не у себя, а у других. Он прав, конечно, потому что ложь унизительна, омерзительна и оскорбительна. В общем, что хочу сказать… я все понимаю, Саня, не совсем дура… но почему роль тупого идеала отводится одной мне, а?

– Эт ты к чему?

Не имея ни малейшего желания растолковывать ему что-то еще, она открыла дверцу, ступила на девственно-чистый снег, вдохнула свежий и влажный воздух. И захлопнула дверцу. А потом пошла по аллее к дому, бубня под нос, но он не слышал:

– Я к тому, Саня, что ты мог быть со мной откровенней, а не прикидываться шлангом.

По звуку машина с Щелоковым умчалась, и Юля остановилась. Вот ее дом – мечта каждой Золушки, живущей в трущобах и только во снах видевшей себя в подобном тереме, где много света, комнат, простора… Теперь можно поставить жирное «но». Потому что далеко не все в подобных обиталищах дышит пресловутым благополучием. Конечно, есть счастливицы, чувствующие себя роскошным дополнением к теремкам и мебели, однако среди знакомых Юли подобных везучих не водится, включая ее.

– Господи, как же быть? Как мне теперь жить, а?

Не имея ни малейшего желания заходить в эдемский сарай, изрезанный внутри ментальными трещинами, которые старались не замечать его «счастливые» обладатели, она резко повернула к гаражу, а через пять минут выехала на своем внедорожнике цвета вороного крыла. Дальше и дальше от эдемского счастья уезжала Юля. Настойчиво зазвонил айфон на пассажирском сиденье. Она взглянула на дисплей, трубку не взяла, сказав звонившему:

– Да пошел ты к чертовой матери!

Дверь открыла Роза: сто пятьдесят кг при росте метр шестьдесят – и вход в квартиру надежно перекрыт, ни одна армия не возьмет этот блокпост. А Юле удалось. Она решительно рванула вперед, потеснив бесформенную массу в махровом халате, и очутилась в квартире, бросив на ходу:

– Бобик дома?

– Э… м…

Роза не ждала ее, не рада, растерялась, но сегодня сей факт не задел Юлю невежливостью. В другой раз она бы фыркнула и, язвительно извинившись за вторжение, ушла, однако времена меняются, вместе с ними люди. Юля прямиком двинула в гостиную, оглядываясь по сторонам и крича:

– Бо-бик! Боб! Выйди на минуточку!

– Он в ванной, – подала сзади голос Роза. – Мы приглашены на сегодня, Бобик собирается…

Давая понять хозяйке, что она здесь надолго, Юля кинула шубку в кресло, сумку – на диван и плюхнулась рядом на вышитые подушки – архаичное наследие бабушки-рукодельницы. Квартира у Бабутко из пяти комнат в элитной новостройке, казалось бы, этим все сказано, а вот и не все. Напичкана элитка в прямом смысле хламом, Борька (муж Розы) занимается собирательством – всякие статуэтки разных эпох, особенно советской, вазочки, светильники. Коллекция выставлена в гостиной, в результате эта довольно большая комната напоминает тесную лавку старьевщика.

– Где Боб? – переспросила Юля, развернувшись к хозяйке.

– В ванной, – пискнула та. У нее удивительно противный высокий голос, впрочем, не исключено, что так кажется только Юлии.

Тут и хозяин нарисовался, на ходу причесывая волосы тонкой расческой. Вообще парочка, когда стоит рядом, смотрится карикатурой: Боба словно протянули сквозь водопровод, оттого он вытянулся в длину, изрядно истончившись, а Розу несколько раз огрели кувалдой по головке, она приобрела форму кубика.

– Здравствуй, Юла. – Боб подсел к ней на диван, прикрыл тощие коленки махровым халатом (скромняга) и участливо спросил, едва не пролив скупую мужскую слезу: – Как ты?

– Нормально. – Но она пришла не за жалостью и сочувствием, тем более дружна с ними не была, чтобы делиться переживаниями, Юле нужно срочно кое-что выяснить. – Бобик, можно тебя спросить?

– Конечно.

Но… «Боже, боже! – неожиданно запаниковала она, глядя в безвольную физиономию Боба, на прилизанные мокрые волосы пегого цвета и рот обиженного ребенка с тонкими усиками над верхней довольно объемной губой. – Такой деликатный вопрос… такой стыдный… а тут эта стоит… Розалинда хренова». И не первый раз мелькнула крамольная мысль: интересно, как они в постели-то?.. Ну вот зачем лезут в голову подлые мысли, да еще в самый неподходящий момент? Невольно Юля вообразила эротический экстаз в их исполнении, отчего прыснула, но взяла себя в руки и поспешила замять нелепость:

– Боб, ты был другом Вани… – Она выразительно покосилась на полтора центнера у входа. Нет, Роза не уйдет, придется при ней… – Ты с Иваном давно работал, наверняка предполагаешь, кто его… мог?..

– Не знаю, клянусь!

Ишь как испугался! Возможно, он был искренним и сказал правду. Возможно, чужое любопытство действительно вызывает ужас в первый момент, так как неосторожное ответное слово может в будущем дорого стоить, посему желательно отделаться от провокационных вопросов сразу. Но возможно, этот жидкий мужчинка лжет, что наиболее вероятно, а у лжи реакция всегда неожиданная. Тесно работая с Иваном, не знать тайных процессов в фирме и, как следствие недругов, невозможно. Так или иначе, но весь этот спектр предположений вызвал справедливый гнев, ибо Юля не получила внятного ответа, точнее – повода к дальнейшему диалогу. Внимательней взглянув на Боба и Розу поочередно, она поняла: «гостеприимные» хозяева ждут не дождутся, чтобы незваная гостья убралась в свой хауз за высоким забором и заперлась там со своим горем.

– Ты меня не понял, – разочаровала их Юля, откинувшись на спинку дивана, тем самым показывая, что не намерена убираться. – Я хотела спросить, за что могли убить Ивана?.. (Классическая томительная пауза, как на сцене.) Он же что-то делал не то… или не так… а? Боб, ты должен знать хотя бы примерно.

Дала ему лазейку: должен знать хотя бы примерно, а Боря закатил глаза к потолку – штамп тоже сугубо театральный, которым пользуются бездарные актеры. И тут маленький броневичок Розалинда выступила вперед всей своей массой, выручая мужа:

– Ты жена, тебе лучше знать, что наделал твой Иван.