Инферняня

Нет, дверь я не открою. И даже к ней не подойду! Пока они ее ломают, я успею скрыться. По пожарной лестнице на крышу. Ой, у меня же деньги в прихожей!

Вода плескалась в дюйме от драгоценного свертка, я взяла его и переложила в коляску.

В дверь снова заколотили, потом я услышала, как тихо сказали:

— Надо звать управляющего.

Ну нет! Никто не визжит так громко, как мистер Ватс, когда ему что‑то не по душе. Разумеется, потоп в вверенном доме никому не пришелся бы по душе. Но устраивать каждый раз такой визг, когда я чуть — чуть задержусь с оплатой, нехорошо, прямо слово. А сейчас как раз такая ситуация, и я испугалась, что визг может достичь двойной силы. Мистер Ватс погибнет от перенатуги, как та лягушка, что хотела размером сравниться с волом. Окружающие же разобьются вдребезги, как стеклянные бокалы от ультразвуков, которые могут издавать знаменитые оперные дивы и мистер Ватс. И ведь не объяснишь, что я только что получила некую сумму и первым делом подумала о том, чтобы побежать к нему и рассчитаться полностью с долгом.

Так что я бросилась к двери и сказала:

— Кто там?

— Кто? Ваш сосед снизу! Немедленно откройте дверь и закройте воду!

Вот странные люди. На его месте я бы потребовала сначала закрыть воду. Ведь оттого, что я открою дверь, потоп не прекратиться, правда?

И тут мне в голову приходит блестящая мысль.

— Петер, а представь, как здорово этот прудик будет смотреться… — я бегу к окну и показываю ему улицу. Где бы, где бы? — На баскетбольной площадке. Видишь, вон, дяденьки бросают оранжевый мячик?

Хоть бы он не успел до этого исполнить еще одно желание!

Ура! Получилось! Баскетболисты стоят по колено в воде и оглядываются в недоумении. Мячик, за мгновение до этого брошенный в сеточную корзину, шлепнулся в воду, спугнул горделивого лебедя, тот дернулся в сторону и наткнулся на мужчину в длинных красных шортах. Мужчина и лебедь шарахнулись друг от друга: лебедь взлетел, а мужчина смешно замахал руками, будто тоже собирался взлететь.

А в дверь стучали теперь без перерыва. Видимо, надеялись взять ее измором. Потом стучать перестали.

— Эй! — раздался все тот же бас. — Если вы не откроете, я позову мистера Ватса.

Ишь какой. Явно знает о воздействии визга мистера Ватса на людей.

Гостиная была абсолютно суха, словно ничего там и не было. Так что я могла смело запустить хоть всех соседей вместе взятых. Хотя, пожалуй, все они бы в квартире не поместились.

Открываю дверь, передо мной стоит совершенно незнакомый парень лет двадцати пяти. Симпатичный, между прочим. Хотя какая разница. Ведь он пришел со мной ругаться.

— Что вам угодно? — надменно говорю я, воображая себя оскорбленной аристократкой, в дом которой ворвались революционеры.

— Вы обалдели? — невежливо кричит он. — Что вы вытворяете? У меня в квартире Ниагарский водопад!

— А я‑то при чем?

Он наконец замечает, что пол в моей прихожей абсолютно сухой. Он пробегается в ванную и кухню, я иду за ним, Петер сидит у меня на руках, укутанный в полотенце.

— Ничего не понимаю, — говорит гость, остановившись посреди кухни. — Может, между перекрытиями трубу прорвало? Но у меня льет по всем стенам, и особенно в гостиной!

— Да что вы! — говорю я.

— А у вас в гостиной сухо?

— Естественно!

Он идет в прихожую, а сам косится в сторону гостиной. Я краем глаза замечаю коробку с туфлями — она мокрая и на ней висит водоросль. Черт!

Я встаю так, чтобы загородить обзор и говорю:

— Чем терять время, бегите и отыщите трубу над вашей гостиной.

— Да — да, — говорит он, потом вдруг вглядывается в Петера, бросает подозрительный взгляд на меня и спрашивает:

— Вы купали сына?

— Это не мой сын, — ответила я. — Я няня.

— А. Так вы его купали? — машинально повторяет он, явно думая о чем‑то своем.

— Нет.

Он улыбается:

— А почему он в полотенце?

— Какое ваше дело? — говорю. Этот тип начал меня бесить.

— И правда, — говорит он и выходит.

— А вы с какого этажа? — кричу я ему вслед, стоя на пороге.

— С пятого, — он приостанавливается на лестнице.

— Но там же живет миссис Дабкин.

— Я Томас Дабкин, ее сын.

— А разве вы не учитесь в колледже? — не то чтобы я знала все о соседях. Но миссис Дабкин мне все уши прожужжала, какой умница ее Томас, и что он первый в их семье получит высшее образование, да еще в самом Принстоне! Он параллельно работал, чтобы оплачивать обучение, да еще умудрялся матери деньгами помогать.

— Учусь, — коротко ответил он и ушел.

Я закрыла дверь. Вообще‑то щас октябрь. До каникул еще далеко. Значит, он бросил учебу? Почему, интересно?

Пообедав супом из пакетика, я отправилась с Петером погулять. Когда втискивала в лифт коляску, мне на помощь пришел сосед Томас. Он как раз поднимался по лестнице ко мне, чтобы сообщить, что течь прекратилась, а вызванный сантехник сказал, что никаких труб над гостиной не проходит. Только я подумала, какой этот парень милый, он спросил, нет ли у меня надувного бассейна. Я поняла, что он снова взялся за свои подлые расспросы, и ответила:

— Знаете, вы не в том возрасте, чтобы плавать в надувном бассейне.

— Вы правы, — сказал он и тут двери лифта закрылись, отгородив меня от него и его дурацких идей.

Погода стояла отличная, солнечная. Петера я одела в как‑то раз забытые у меня запасные одежки Мосика — он едва в них влез, но через минуту половина из нее стала совсем свободной — Петер пожелал не удавливаться тесными тряпками. Я отправилась в парк, по пути обдумывая, надежно ли я спрятала сверток с деньгами и не стоит ли вернуться и перепрятать его. Я положила его в кастрюлю, а кастрюлю поставила в шкаф. Лазят ли воры по кастрюлям? Наверное, только если забыли пообедать перед работой. Что ж, надеюсь, мне попадется сытый вор.

Я заглянула под кружевную занавесь — Петер спал. Видимо, заснул, когда мы заехали на ровную парковую аллею. Звонок, который он углядел на проехавшем ранее мимо нас велосипеде, лежал на подушке, вывалившись из маленького кулачка.

Мне всегда очень нравился наш угол парка. Посреди квадратного пруда на высоком постаменте стояла статуя мальчика, стреляющего из лука, к воде с четырех сторон сходили ступеньки, на берегу по всему периметру располагались скамейки. Я подошла к пустующей скамье, села, а коляску пристроила с торца. Там я просидела с час, пока Петер не проснулся и не стало понемногу темнеть, и отправилась домой.

Уже выходя из лифта, я почувствовала, что что‑то не так. Площадку нашего этажа украшают несколько растений в горшках — питомцы миссис Трюфельс из квартиры напротив — и сейчас одно из них валялось на боку, земля из горшка высыпалась.

Я подкатила коляску к своей двери и увидела, что дверь приоткрыта. Боже, ко мне воры забрались?! И как раз, когда впервые в жизни в моей квартире действительно есть чем поживиться! Не могли они пойти на грабеж вчера?

Но что же делать, что делать?

— Тс — с, — сказала я Петеру и заглянула в щель одним глазом.

В обозреваемой узкой полоске никого видно не было. И звуков никаких из квартиры не раздавалось. Наверное, они уже ушли.

Прожужжал лифт, хлопнула дверь где‑то внизу.

А может, это я, когда уходила, забыла затворить дверь? Да нет же, я точно помню, я еще ключ уронила, когда закрывала.

Когда я раздумывала, что лучше, вырвать из кадки карликовую пальму и с ней ворваться, как с дубиной, в свою квартиру, или ограничиться криком на весь подъезд: «Воры! Воры!», так вот, в этот момент раздались шаги на лестнице: кто‑то поднимался снизу.

Я тихонько, утягивая коляску за собой, отступила от двери и выглянула в пролет. Это был Томас. Увидев меня, он остановился посреди пролета, и, кажется, на несколько секунд растерялся. Потом быстро сказал:

— А я к вам. Я подумал…

Опять он за свое. Я прошипела:

— Нет, садовый опрыскиватель в моем доме не установлен!

— А почему вы шепчете? — спросил он и поднялся на несколько ступенек. — В вашей квартире дверь открыта.