Доминирующая раса

Он же меня любит.

Кончилось всё это галлюцинациями. И тогда попытки впасть в истерику я прекратила.

Но не попытки войти в мысленную связь. Во-первых, выбирая между бесплодными усилиями и бездействием, я всегда выбирала первое. Как лягушка в кувшине. Во-вторых, где-то в глубине души я была уверена, что какая-то по счёту попытка бесплодной не останется.

Общение с нуктой, конечно, развивает убогие телепатические способности человека, но итог развития всё равно очень скромен. Друг с другом пересылаться у операторов ещё никогда не получалось. Правда, Николь говорит, что в детстве умела мысленно разговаривать со своим братом Дэнни, а во время полового созревания эта способность пропала.

Не факт, что правда.

Николь жутковатая. В раннем детстве она всерьёз считала Рекса своим отцом, и её очень печалило отсутствие хвоста. Надо сказать, что её биологический отец даже не пытался как-то исправить положение. Хотя и не был разведён с её матерью. Бегают дети на воздухе, играют со зверем. Упадут с дерева — зверь поймает, прихватит в воде судорога — зверь вытащит. Ни один подонок не пристанет — зверь рядом.

Удобно.

Даниэла слишком поздно заметила странные привычки у детей. К матери-то они относились нормально, а что с отцом предпочитали не общаться — так и он с ними тоже не особенно. До сих пор вспомнить жутко: жилы на шее Николь страшно проступают, голова откидывается, рот распахивается немыслимо широко и из глотки вырывается вопль, который, казалось, просто не может родиться в мягком, маленьком человеческом теле. Это вопль молодой самки, зовущей на помощь самцов-воинов. От таких шуток Николь даже домашние нукты половины города начинали сходить с ума.

Они с братом лазали по стенам наравне с Рексом. Два метра, отделявшие край крыши их коттеджа от ближайшего толстого сука, вообще не были преградой. У Николь нечеловеческая быстрота реакции и чувство пространства почти как у нукты.

Но даже она — не телепат.

Истерики добиться не удавалось, и я зашла с другого края. Войти в транс мне всегда было проще. Некоторым нужно обязательно видеть нукту, чтобы обменяться с ним эмоциями, а мне, к счастью, нет. Я сосредотачивалась и пыталась забыть о разделяющем нас расстоянии. Медленно плавала в непрозрачном тумане, ища свою рыбку — гематитово-чёрную, с лезвиями-чешуями и двумя наборами зубов в быстрой пасти…

И однажды я нашла. Я услышала. Только не то, что хотела и ожидала услышать. Вокруг по-прежнему висела серая мгла пустого ментального эфира, собеседник не появился в ней как какой-нибудь яркий объект. Просто между ушами гулко звучали до странности знакомые голоса.

Люди?! Неужели я в контакте с людьми? И что, сразу с двумя? Но они же не со мной общаются, а друг с другом? И почему я их не просто слышу, — то есть, не просто чувствую улыбку в голосе, но ещё и почти вижу её?

И фон, который я чувствую, как-то слишком знаком. Я всегда думала, что фон человека должен сильнее отличаться от нуктового. Ой, бедняжка… я же по его психике, наверно, как броневиком проехала…

Ну, конечно. Домашний. Совсем кроха, с собаку размером, на коленях у Дока Андерса…

Не то чтобы мне хотелось их слышать, этих типов. Но их беседа могла оказаться важной для меня. Поэтому я постаралась остаться в состоянии связи.

— Ты её ни в чём не убедишь! — возопил местер Хейнрри.

Они не обо мне?

Как же паршиво, что при телепатической связи нельзя подкрутить громкость. Хоть и слышу я не ушами, всё равно впечатление такое, что сейчас перепонки лопнут.

— Я скажу ей, — доверительно и расслабленно протянул Лучший Самец, — «Девочка моя! Эта республика, эта демократия осудила вас на смерть за то, что вы защитили себя от насилия».

Точно про меня. Там что, переворот готовится? Какая республика? Объединённый Совет? Правительство одной из колонизированных планет? Правительство одной из земных стран?

Джедаи… язви их.

— И ты ни в чём её не убедишь, — повторил Андерс. В этом случае он был прав. — Знаешь, почему?

Потому, что самовлюблённый идиот. И мучитель животных. А вовсе не благородный разбойник.

— Я смогу, — объявил Самый Совершенный Производитель.

— Я не буду с тобой спорить, — холодно ответил Док. — Ты убедишься сам.

— А ещё я хочу её трахнуть, — мечтательно сказал Экмен, явно Хейнрри игнорируя. — Блондинка, глазки синие… ноги длинные, личико отмороженное…

— Думаю, после нукты ты её ничем не поразишь, — ядовито сказал Хейнрри.

Ах ты, старая мразь!

— По-вашему, это правда? — оживился Наиболее Оптимальный Брачный Партнёр.

— Экмен, — сказал Андерс. — Ты что, не понимаешь? Она сама генетически модифицирована! Поэтому у неё такая морда! Ей никто не нужен, кроме её динозавра!

Он такой же динозавр, как ты обезьяна.

— Зачем программировать человеку атрофию мимических мышц? — справедливо изумился Экмен.

— Атрофия — побочный эффект, — быстро объяснил психический дед. — Она нелюдь! Я не знаю, трахал он её или нет, но сцепка у них такая, что мне делается страшно. У человека не может быть такой сцепки с животным. У человека даже с человеком такой сцепки быть не может! Они общаются телепатически!

— Это лажа, — лениво и раздражённо оборвал Экмен. — Никто ни с кем не общается телепатически. Док, вы же умный человек, книги читаете…

Меня стал разбирать смех, и я испугалась, как бы связь не разорвалась. Но голоса только стали немного тише. Оно и к лучшему. Мой нечаянный микрофон совсем поник. Он так растерялся и перетрусил, что невольно пустил слюни хозяину на руки. Андерс сбросил его на пол.

Прости, малыш, мне очень нужно. Правда.

— А я хочу её потрахать, — продолжал Великий Оплодотворитель.

— Ты не боишься, что у неё vagina dentata?

— Я трахну её в задницу, — Экмен хохотнул. — А если у неё и в жопе зубы, то, значит, такая у меня судьба.

— Она нелюдь. Это всё равно, что трахнуть ррит.

— Если бы рритские бабы были такими же хорошенькими, я бы их трахал.

— Это скотоложество.

Экмен ухмыльнулся.

— Это ксенофилия…

— Ты знаешь, был такой отморозок, охотник, Лакки, — хладнокровно сообщил Док, — который трахал ррит.

— Как? — Экмен чуть не подпрыгнул.

— На спор.

— Как?!

— Фиксировал и трахал.

— Вот отморозок! — с каким-то оторопелым восхищением согласился Лучший Самец. — А где он сейчас?

— Я не знаю, где он сам, — тонко улыбнулся старик. — Но я могу сказать тебе, где находится его скелет. Ориентировочно.

— А, — сказал Самый Совершенный Производитель. — Понял. Это хорошо. Такие не должны размножаться.

— Он сумел украсть где-то кусок биопластика, — мягко продолжил Док. — И сделать боевые ленты. У него было две ленты, — старик помолчал. — Интересно, как ррит ухитрились его взять. Они не действуют командой. Но в существование великого рритского воина, который сумел избавиться от двух лент, я не верю. А ленты попали к ним…

— И что? — расслабленность Экмена куда-то пропала.

— Фронтир — то ещё местечко. Мы ловим рыбку в мутной воде, но как бы из неё не вынырнуло чудовище…

— Док, конкретней! Ленты ещё появлялись? Ррит научились ими пользоваться?

— Это неизвестно.

Экмен резко выдохнул.

— Ну, так и нечего полошиться, — зло сказал он. — Хомо сапиенс создал, хомо сапиенс командует.

— Не отмахивайся, — ответил Док и в голосе его прозвучало железо. — Все сапиенсы понимают, что уничтожить планету, как в ролике, невозможно технически. Объединённый Совет не богат настолько, чтобы выжигать целый мир. А эти проклятые горы, многокилометровые пещеры, болотистые джунгли… Почему город стоит в пустыне, а не на краю леса, где-нибудь у воды, где климат лучше? Потому что Фронтир — это не планета. Планета называется Ррит Кадара. Фронтир — это кусок пространства, который люди зачем-то захапали. Я предчувствую, что однажды город эвакуируют. И где тогда окажемся мы?

— Доктор, да вы крышей едете, — буднично, почти равнодушно, заметил Экмен. — То у вас нукты общаются телепатически, то город эвакуируют. Перегрелись, что ли?