Страница 97 из 105
— Ты жив, желтобородый?
— Помоги мне встать!
Заскрипев зубами от боли, он все же при ее помощи заставил себя подняться на ноги.
— Подведи меня к пещере… пожалуйста! — сказал он старухе. Старуха правой рукой обняла его за талию, левой взяла его за левый локоть, словно собираясь танцевать с ним польку-кокетку. Егорычев тяжело откинулся на ее крепкие и жилистые руки, и они томительно-медленно побрели.
— Кто это тебя? — спросила старуха.
— Гильденстерн.
— Он тут поблизости лежит. Это ты его убил? Егорычев отрицательно промычал.
— Но это хорошо, что его убили, — сказала старуха. — Люди Нового Вифлеема будут довольны, когда узнают, что его убили…
Она удобно усадила его у входа в пещеру, прислонив спиной к чуть прохладной скале, вынесла ему автомат, несколько гранат. Запалы он по старой фронтовой привычке всегда носил при себе, в боковом кармане кителя. Он зарядил гранаты, разложил их с расчетом, чтобы они были у него под рукой, и сказал:
— Спасибо!.. Теперь пусть только сунутся сюда!
Ужасно неудобно было левой рукой прижимать набрякшую вату к груди. Мешал топорщившийся борт кителя. Егорычев поежился. Старуха сказала:
— Дай, я сниму с тебя твой… — она запнулась, так как не знала, как назвать китель, — твой камзол… Тебе будет легче.
— Сними, пожалуйста, — сказал Егорычев.
От потери крови он ощущал сильную слабость. Его начало клонить ко сну.
В деревне стало тихо. Они тревожно прислушались. Потом оттуда донеслись торжествующие крики многих десятков голосов. У Егорычева отлегло от сердца.
— Их прогнали, — расплылась в улыбке старуха и стала неумело стаскивать с него обильно пропитавшийся кровью китель. Егорычев старался поменьше двигаться. На его тельняшке медленно росло темно-вишневое липкое пятно. Вата набухла от крови и стала ощутимо тяжелее. Надо бы сменить, да маловато ее. Придется экономить. Не надо только двигаться без самой крайней нужды, тогда будет меньшая потеря крови. У него хорошая кровь: отлично свертывается. Ее хвалили еще в Инкерманском госпитале, под Севастополем. Под Севастополем… «Как это страшно далеко: Се-ва-сто-поль, — думает Егорычев и чувствует, что начинает засыпать. — Ни в коем случае не надо засыпать. Надо раньше поговорить со Смитом, с Гамлетом и всеми, кто дал отпор налетчикам из Священной пещеры. Молодцы какие!.. Орлы!.. Как бы они только не успокоились на своей победе. Не таковы Фламмери и Фремденгут, чтобы угомониться. Вероятно, они уверены, что Гильденстерн меня прикончил».
Старуха видит, что глаза Егорычева медленно закрываются, и ее охватывает испуг. Ей кажется, что он умирает. Такой хороший человек!
Она осторожно трогает его за плечо. Егорычев снова открывает глаза.
— Может быть, дать тебе напиться, желтобородый? — спрашивает старуха.
— Дай, пожалуйста, напиться, — отвечает Егорычев.
Он с жадностью выпивает стакан тепловатой воды, которую старуха приносит ему из пещеры. Вот черт! А ему почему-то представилось, что в пещере не осталось воды. Теперь он чувствует себя крепче.
Егорычев кладет на траву пистолет, который, и засыпая, не выпускал из руки, расстегивает английскую булавку и вытаскивает из левого бокового кармана кителя толстую записную книжку, которая до шестого июня принадлежала Фремденгуту. Теперь понятно, почему удар Гильденстерна, нацеленный прямо в сердце, все же оставил Егорычева в живых. Нож проткнул толстый кожаный переплет, но не в силах был пробить двести тоненьких листков бумаги, скользнул в сторону, и вот вместо смертельного ранения в сердце — болезненная, но неглубокая и неопасная резаная рапа. Если бы барон фон Фремденгут узнал, что Егорычев не только остался жив, но и обязан своим спасением не чему другому, как его, барона фон Фремденгута, записной книжке!..
Егорычев просит подложить китель ему за спину, чтобы мягче было опираться, и начинает терпеливо объяснять старухе, как пользоваться йодом и индивидуальным пакетом для перевязки раны.
За этим занятием их и застают Сэмюэль Смит, Гамлет Браун, юный Боб и еще человек двадцать островитян, в том числе все старейшины Нового Вифлеема и Доброй Надежды.
Предоставив Гамлету удовольствие ввести Егорычева в курс событий, Смит благодарит старуху и сам принимается за обработку второй раны своего друга. Он моет руки спиртом, тщательно очищает рану кусочком марли, смазывает ее йодом и собирается уже перевязывать, но Егорычев напоминает ему о стрептоциде. Смит извлекает из дерматинового ящичка походной аптечки пузырек с порошком стрептоцида и обильно засыпает рану этим порошком. Покончив со второй раной, он возвращается к первой. Надо, на сей раз безо всякой спешки, перевязать и ее по-настоящему, так, как требует наука. Он делает эту работу с видимым удовольствием и даже, можно сказать, со вкусом. Егорычев слушает рассказ Гамлета и думает, что, пожалуй, родись Сэмюэль Смит в Советском Союзе, был бы уже он давно врачом и, вероятно, совсем неплохим.
А Гамлет тем временем рассказывает, как он улучил минуту и выскочил из хижины и как он побежал снимать дозоры с южных и восточных подступов и вернулся с ними украдкой в деревню, и дал бой, и первым делом убил этого мерзавца Полония. И еще он рассказал, как ему встретился по дороге юный Боб Смит и потребовал, чтобы ему обязательно и немедленно дали какое-нибудь боевое поручение, и сам предложил, чтобы его послали в Добрую Надежду за помощью. Он послал Боба в Добрую Надежду и поручил ему сказать тамошним старейшинам, чтобы они смело шли против врагов из Священной пещеры, потому что желтобородый и черноусый на стороне людей Нового Вифлеема и у них тоже имеются мушкеты, да еще получше, чем у белоголового.
Боб Смит порывается сообщить дополнительные подробности. Егорычев обещает выслушать его, лишь только он отпустит старейшин. Вслед за этим он обращается к ним с вопросом, задумывались ли они над тем, что надо делать дальше, и уверены ли они, что белоголовый и его люди успокоятся на полученном сегодня уроке?
Оказывается, что как раз на эту тему и шел разговор, пока они поднимались сюда, к пещере. Гамлет от лица старейшин обеих деревень высказывает соображение, что следует немедленно послать гонцов в остальные три деревни, чтобы без малейшего промедления, сегодня же и еще задолго до полудня, пришли их старейшины обсудить дальнейший план совместных действий. Если у Егорычева нет возражений против этого предложения, надо сейчас же разослать самых быстроногих гонцов.
Егорычев с наслаждением слушает речь Гамлета Брауна, и ему становится весело, и в самом краешке глаз у него накатываются предательские слезинки. («Эх, и здорово же ты ослабел, товарищ Егорычев!») «Какие люди! — думает он с уважением и радостью, — какие настоящие, свободолюбивые и гордые люди! И как мелки рядом с ними Фламмери, Фремденгут и их прихвостни!..»
Конечно, он ничего не имеет против предложения старейшин. Он сам собирался предложить то же самое.
Из присутствующих выделяют шестерых наилучших бегунов, и они сразу же пускаются в путь.
Теперь Егорычев узнает о раненом мальчике. Сэмюэль Смит был бы счастлив оказать ему квалифицированную медицинскую помощь. Захватив с собой все необходимое для этого, кочегар в сопровождении Боба, который вызвался показать ему, где лежит раненый мальчик, спускается вниз, в деревню.
Когда у пещеры остаются лишь Гамлет да Егорычев, происходит сугубо секретный разговор о ребятах, которые должны следить специально за Фремденгутом.
Еще через полчаса двое мальчишек, искусно прячась в густом кустарнике, залегли в дозоре неподалеку от речки, отделявшей Северный мыс от остальной громады острова. Один из них был послан сюда Гамлетом Брауном, второй примкнул к нему уже в пути. Нужно ли говорить, что это был Боб Смит? У этого мальчика был сверхъестественный нюх на опасные и ответственные задания…
Шел восьмой час утра тринадцатого июня.
XX
В половине девятого утра в Священной пещере был выработан план второй операции. Она должна была сгладить неудачу первой, перекрыть ее по части стремительности и беспощадности и окончательно, раз и навсегда повергнуть к стопам правительства Роберта Фламмери все население, земли, недра, угодья и прочие богатства острова Взаимопонимания.