Страница 7 из 17
Одесса-главная бурлила. Приказом командующего были запрещены все увольнения и отпуска, весь личный состав находился на кораблях в полной боевой готовности. Уходили на Румынский фронт воинские части, располагавшиеся в Одессе и округе. Прибывали на станцию эшелоны раненых. Развертывались новые и новые лазареты.
С первых дней большевики Одессы, в частности Черноморской транспортной флотилии, повели среди солдат и матросов широкую агитационную работу, разъясняя грабительский характер войны.
Царская охранка не знала покоя. Морская тюрьма была переполнена революционно настроенными моряками. Но спасти загнивающую монархию было уже невозможно.
Поздним ноябрьским вечером 1916 года, когда море вскипало от шторма и замирали в непроглядной темени сигнальные огни, в кубрик к Юдину спустился грузный Никита Пономарчук. Юдин, только что закончивший вахту, устало дремал на провисшей койке.
— Подъем! Приказ капитана: откомандировать старшего матроса Юдина на курсы моторных[16]. Будешь унтером, салага!
— Есть на курсы! А когда?
— Завтра, к двенадцати!
— Есть, завтра!
— Дело вот какое, — продолжал Пономарчук полушепотом. — Руководить курсами будет подпоручик Сосновский. Дворянин, поместье отца на Дону в тысячу десятин. Монархист. Весь состав курсов он будет, как и надо полагать, вести к верному служению богу, царю и отечеству. Это не курсы — шлифовка унтеров и верноподданническом духе. Понял?
— Как не понять.
— А что из этого вытекае? — боцман начал путать русский язык с украинским.
— Вытекает, что я на курсах буду…
— Вторым руководителем… большевистским, понял? Таково решение комитета.
— Ясно!
Боцман устало опустился на скамью, достал трубку.
— Время, друг, тяжелое. Заповедь твоя — всегда быть с народом. Разъясняй нашу политику терпеливо. Народ всегда поймет, всегда увидит правду и будет за нее бороться. Правда, она для царя и буржуев — хуже чумы, а для нас — сила, которую не подавить никакими пушками, не то что нагайками.
Несмотря на предупреждения Пономарчука быть осторожнее, в конце 1916 года за пререкания с подпоручиком Сосновским Александр Юдин был отдан под суд. Пререкания — это только предлог. Арестовали Юдина как политического, за революционную работу среди матросов на курсах моторных унтеров.
И снова уже знакомая морская тюрьма. Допросы, бессонные ночи. Придающие силы письма от Машеньки. Так в течение двух месяцев, до свержения царя в феврале 1917 года. А дальше калейдоскоп революционных буден.
Вскоре после освобождения из тюрьмы Юдин был избран членом исполкома Совета матросских депутатов. В дни корниловщины — он уже член Одесского революционного комитета, а после похода против Центральной Рады, разгрома оборонческого комитета и Хоменковских банд — комиссар Одессы-главной.
Александр Алексеевич Юдин.
В ноябре 1917 года Юдин едет представителем партии большевиков на Румынский фронт. Уже в эти дни широкоплечий черноморец с ясной улыбкой стал любимцем не только матросов, но и солдат.
Пробыл на фронте Александр Алексеевич недолго. После пулевого ранения в правое бедро и двухнедельного лазарета его направляют в распоряжение РУМЧЕРОДа (Румыно-Черноморо-Одесского революционного штаба)[17].
Затем поездка в Киев. Встреча с Машей. И отпуск по ранению. В начале весны 1918 года Юдин навсегда покинул ставшую ему второй родиной Одессу.
III. КУРГАН — ВАСИЛЬКИ
По дороге в Сибирь Юдин оброс, похудел. Лихорадочная дрожь будоражила все тело. Мария Ивановна ни на минуту не отходила от мужа.
— Саша! Что с тобой? Неужели тиф? — шептала она.
Опасения не были напрасными. Народ неделями сидел на вокзалах. Эпидемия косила людей. Больницы были переполнены. Ежедневно от них уходили подводы с наваленными, как бревна, трупами…
На третий день пути в болезни наступил перелом.
Доктор-попутчик радовался вместе с Марией Ивановной.
— Такой богатырь! Конечно, он победит! Конечно!
И действительно, через день Юдин встал. Он весело разглядывал своих соседей, напевал любимого «Варяга», смеялся.
В Кургане Юдины вышли из теплушки и направились в Совдеп.
— К комиссару? — спросил товарищ, дежуривший в приемной.
— К нему, — ответили в голос супруги.
В просторном кабинете их встретил сероглазый, среднего роста человек в военной форме. Слегка вьющиеся волосы обрамляли лицо, румяное и свежее, высокий лоб был прорезан сетью едва приметных морщин, глаза впали от бессонницы. В движениях уверенность и точность.
Когда Юдин предъявил партийный билет, комиссар улыбнулся, вскочил:
— Юдин? Александр Алексеевич? Васильковский? Знаю! А я — Дмитрий Пичугин из Моревского… Значит в нашем полку прибыло?!
Юдины расспрашивали о работе, о делах в уезде, и Дмитрий Егорович охотно рассказывал:
— Земцы у нас в деревнях пока силу имеют. Предполагаем в ближайшее время подзаняться учебной командой расположенного здесь 34-го Сибирского полка. Офицерье воду мутит, земство поддерживает.
— Как быть нам?
— Помочь надо, Александр Алексеевич. Останьтесь на несколько дней здесь, а там в волость.
— Есть остаться.
— Да и вам, Мария Ивановна, без мужа в деревню ехать одной опасно.
— Почему?
— Вчера из Камышловского уезда один товарищ приехал, рассказал: в деревеньку Рыбаловку приехал солдат из Лодейнопольского полка. А жена из Финляндии… ни слова по-русски. Признали немецкими шпионами. Убили.
Юдин встал, поморщившись от боли в ноге. Пичугин это заметил.
— Вы нездоровы?
— Так, пустяки.
— Подождите минутку.
Он крутнул ручку телефона, попросил:
— Ветрова… Александр Мартынович? Направляю к вам товарища Юдина. Квартиру ему и прочее. Да нет, фронтовик. Ну, я надеюсь. — Положив трубку, он объяснил: — Это наш снабженец. Идите к нему. Он вас устроит.
Вечером 31 декабря 1917 года у председателя укома партии собралась вся руководящая группа курганских большевиков[18]. Накануне произошло следующее: делегация офицеров 34-го Сибирского полка, расквартированного в Кургане, явилась в Совдеп и заявила: «Сдавайте оружие. Законная власть принадлежит земским управам». Но большевики не дрогнули: в городе было много фронтовиков, да и солдаты не поддержали офицеров.
На закрытом совещании Совдепа выступил комиссар Красной гвардии М. Н. Петров (В. И. Буров-Петров). Он, как всегда, говорил спокойно, убедительно. Председательствовал на собрании Д. Е. Пичугин. В прошлом простой крестьянин, Дмитрий Егорович вступил в партию в империалистическую войну. Вместе с революционными матросами Петрограда солдатом Измаильского полка отвоевал власть Советов, слушал пламенные речи Ильича. Он выбрал верную дорогу в жизни и шел по ней твердо и прямо.
Став заместителем председателя Совдепа, Д. Е. Пичугин решительно повел линию на передачу власти Советам, ездил по уезду, разъясняя линию большевиков, горячо откликался на нужды крестьянства.
На совещании был изложен план действий: провести предварительно встречи с рабочими и фронтовиками, действовать небольшими группами, ночью снять патрулей, арестовать офицеров, демобилизовать учебную команду.
Александр Юдин принял участие в этой операции.
В ту же ночь небольшая группа фронтовиков подошла к зданию учебной команды — это было одно из подразделений 34-го Сибирского полка.
Выбили у часового винтовку. Замотали солдату полотенцем рот.
Вошли в казарму. Дневальный, сидя на стуле около тумбочки, крепко спал. У него вынули штык, скрутили руки. Потом прошли в кабинет ротного. Там спали двое офицеров. Их разбудили. Бледные, они стояли у стены и согласны были выполнить любое указание.
16
ЦГАСА, ф. 164, оп. 291.
17
ЦГАСА, Послужной список № 1366-и.
18
С. С. Глебов. «Победа Советской власти в Южном Зауралье», 1961, стр. 99.