Избранное

— Толя, но ведь жизнь не кончается, если нет возможности загнать шайбу в ворота или хотя бы показать, как это делается! Жизнь не кончилась, если нет больше сил разминировать старые фугасы или водить сверхзвуковой самолет… Есть же мирные профессии, где работает не тело, а мозг… — я повернулась к нему и снова положила руку на его локоть. — Толя, поверьте мне, что, следуя за той, невидимой чужому глазу, но вполне вулканической схваткой, которая идет в вашем мозгу, тело снова проживает высокоактивную жизнь… Вы пришли куда-то, продвигаясь путем своей мысли, — и выжаты так же, как после финальной игры на первенство мира!..

— Возможно… — сказал он недовольно. — Вера Сергеевна, извините, я просто еще не созрел для душеспасительной беседы.

Я простила ему, вспомнив себя на следующий день после профессорского обхода. Я старше, мне легче владеть собой.

— Ведь это второй раз в вашей жизни? — заговорила я через какое-то время, забывшись. — Наверное, вы то же самое испытали, когда пришлось уйти из сборной?

Он зло взглянул на меня, стиснул щеки руками, уронив голову в колени, потом поднялся и ушел. Я чуть было не бросилась за ним, моля о прощении. Думающая вслух бестактная идиотка… Я снова раскрыла книжку, пытаясь читать, но перед глазами словно заслон стоял, ничего не видела, ничего не воспринимала.

Минут через десять Анатолий вернулся с полотенцем, видно, ходил умыться. Довела, значит, парня до слез… Что это со мной — уж бестактностью вроде не отличалась? Или просто происходит этот самый, идиотский, неизвестно зачем необходимый мне «психоанализ» представителя поколения, не очень-то понятного мне? Подобно как Игорь Николаевич — заставляю всплеснуться, проявиться закрытый заторможенный организм, не заботясь о том, что это, может быть, если не смертельно, то очень болезненно?..

— Извините, — проговорил Анатолий более светлым голосом, видно, слезы облегчили его. — В больное место вы меня ударили, аж горло перехватило… Вы правы, если вас это еще интересует, — тогда со мной творилось почти то же самое…

— Но вы живы? Смирились? — подсказала я.

Он молчал довольно долго, потом произнес, пожав плечами:

— То было неизбежно. Я внутри все же был готов к этому.

— Толя, — я улыбнулась ему, — человек умирает, когда умирает мозг. Даже если при этом тело живо и полно сил — это не человек.

— Согласен… — не сразу выдавил из себя он. — Конечно, если выбирать, лучше быть калекой, чем идиотом. Хотя идиот счастливее.

— Так говорят традиционно, — подхватила я. — Но я не верю. Тот, кто не может осознать происходящее, не может быть счастливым. Что, по-вашему, составляет ощущение счастья?

Он пожал плечами, усмехнулся:

— Почем я знаю…

— Для меня — это предельная полнота секунды. Полнота мгновенья.

— Согласен! — веселым потеплевшим голосом сказал он. — Для меня тоже… Только вы чудачка, Вера Сергеевна. Я не знаю, как было в ваше время, но в наше… В большом спорте не может быть человека, у которого мозги не работают. Не в том смысле, что дебил, а по-настоящему. Игра — это же высшая математика, шахматная партия… Хорошая игра, конечно. — Он повернулся и, глядя на меня уже раскрытым добрым взглядом, продолжал: — Да и везде… Помните, вы мне про карусельщика рассказывали, который погиб на Байкале. В том смысле, что хорошая, мол, голова, талант, а прожил ни то ни се… Я понял ваш намек: не поздно, парень, еще, смени ориентиры. Но, Вера Сергеевна, так же нельзя! По-вашему, если у человека голова, он должен науку двигать, а кто клюшку от весла отличить не может — пусть тело и руку развивает? Вот, понимаешь… — он, усмехаясь, покачал головой. — Да ведь вспомните — барабан этот, у вашего Шивы?.. От звука произошло все живое! Значит, первоначально — действие? Ударили в барабан? Даже в вашей индийской философии?

— Мысль — действие, Толя. И более могучее… Звук вначале? Священный звук «ом-м-м»! Это дышит первобытная пучина, горячее болото… Это размышляет земля.

— Ох, вы смешная! — Анатолий тряс головой, от души хохоча.

Я глядела на него ласковыми глазами, радуясь, что он развеселился наконец. Раз человек смеется, значит, есть надежда, что выживет…

— Вера Сергеевна, ну объясните мне попросту, как кретину, — чем вы занимались всю жизнь и кому, кроме вас, это принесло радость?.. Честно, я не понимаю. Ну видел я вашу передачу, но такой фильм каждый может снять. Скульптура… Не вы же ее сделали!

Я задумалась. Вот и наступил этот миг подведения итогов — скептическое усмешливое человечество устами любимого своего представителя спросило у меня отчет. Словно на Страшном суде: тебе дана была жизнь, прекрасное творение рук моих, на что ты ее истратил?.. И как объяснить, чтобы этот любимец публики не просто понял, — чтобы его проняло?..

— Не много я успела… — заговорила я. — Жизнь коротка, Толя, особенно если живешь внутри себя. Годы летят с удручающей быстротой… Чем занималась? Многим, всего не расскажешь. Но вот, например, есть у индусов древний, почитаемый и посейчас бог. Самый мною любимый, хотя остальные тоже славные и не без смысла. Бога этого вы помните — танцующий четырехрукий Шива.

— Ну, — Анатолий следил за мной, улыбаясь глазами.

— Вот и «ну». Такого бога нет ни у одного народа. Были боги яростные, были могучие и могущественные, были кроткие, всепрощающие, боги-утешители. Были боги-звери, боги-птицы, боги двуоснастные, у индийцев тоже такой есть — Брахма, символизирующий единство в мире плюса и минуса, начала мужского и женского, великой гармонии природы. Но Шива танцует! И вот я пытаюсь дойти нынешней мыслью до тех, наивных, но мудрых. Вернуться на пять, а может, на десять тысячелетий назад… Шива — созидатель и разрушитель, он охранит и успокоит… Это понятно. Но почему Первый увидел его танцующим? Тот, самый первый, кто вымолвил его имя и талантливой рукой дал ему форму, которая потом многие столетия уточнялась, прежде чем стать традиционной? Почему он увидел его танцующим и сказал: пока Шива танцует — жизнь движется?..

Анатолий слушал меня, сначала иронически щуря глаза, потом взгляд его стал серьезным, уголки губ опустились. Я замолчала. Он резко оперся о ручку кресла и встал, лицо его налилось краской.

— Потому! Потому… — сказал он, — что король мира — движение! Движение — это… — он нервно топтался передо мной, горько давясь непроизнесенными словами. — Господи, да как вам это понять, если вы… Если бы вы знали, как это сладко — править своим телом: мышцы свободны — присел, подпрыгнул — бросок… Ох… Господи, да за что вы мучаете меня?..

Он снова, с трудом сложившись, опустился на диван и, зажав лицо руками, заплакал. В горле у него рвалось и хлюпало, плечи тряслись. Я вскочила.

— Толя… Толя, ради бога. Я не хотела. Ну это просто — больным местом, как ни повернись, обязательно заденешь. Ну, ради бога, не надо, взрослый вы ребенок!..

В наш закуток завернул толстомордый технолог из палаты Анатолия. Постоял, растерянно глядя, потом ухмыльнулся:

— Извините…

Поковылял было дальше, оглянулся, крикнул:

— Анатолий, к тебе мужики там пришли.

— Иду… — не сразу отозвался Анатолий.

Он еще посидел, пряча лицо в ладонях, потом утерся рукавом олимпийки, поднялся, не глядя на меня.

— Извините… — буркнул он, уходя.

Он ушел, а я осталась сидеть, откинувшись на спинку дивана, прикрыла глаза, потом открыла, глядя в одну точку, улыбаясь.

Какой-то шум и суета происходили в коридоре, заходили в закуток девочки-вязальщицы, глядели на меня с тревогой и удивлением, словно хотели что-то сообщить важное, я понимала это, но не воспринимала.

Конечно, это известно: Шива — олицетворение ритма, правящего жизнью. Зима сменяет лето, ночь — день, рождение — смерть, и снова зима, снова ночь, снова рождение. Каждому человеку природа тоже задает ритм, который управляет его поступками, сообщает ему свой, особый рисунок движений.

Я видела Первого. Одряхлевшего от старости, а может, просто искалеченного в бою или на охоте, вынужденного на какой-то срок, пока ему сохраняли жизнь, стать неподвижным. Мысль его освободилась от суеты, но тело томилось по движению — и вот однажды, в озарении, он постиг то, что, как ему казалось, правило Миром, поддерживало Жизнь. Взяв ломоть глины, он слепил себе Танцующего бога, вложив в изгибы, в пластику тела все, о чем он тосковал: стремительное Движение… Потом, спустя столетия, он понял, что есть Ритм, который владеет Движением, вообще всем сущим на земле…