Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 23



— Не понимаю тебя, атаман, — проговорил Дмитро. — То с Булавиным супротив своей старшины воюешь, а сейчас к такой же чужой старшине в гости поспешаешь. Чудно мне сие…

— Без старшины жить нельзя, — убежденно произнес донец. — Да только разная она бывает. Одна милостивая и людям служит, а другая, как дикий зверь, все под себя подмять стремится. И малороссийский гетман прислал к нам, донским беглецам, своего человека с вестью, что хочет втайне от московского царя говорить с нами. Желает обсудить, как вернуть нам все старинные казачьи права и вольности. Вот наши атаманы и послали меня погутарить с ним обо всем этом.

Сотник расхохотался.

— Это Мазепа — защитник казачьих вольностей? Перекрестись, атаман. Да будь его воля, он давно бы всех казаков в холопов обратил. Да только не по зубам ему это! И не о защите Дона от царских бояр да воевод мыслит он, а хочет использовать вашего брата, донца, в своих вечных кознях. Сразу видать, атаман, что совсем не знаешь ты нашего хитреца-гетмана.

Сидоров глубоко вздохнул, почесал затылок.

— Много и разного слыхали мы о гетмане, хорошего и плохого, а потому и решили сами говорить с ним. Может, на самом деле вложил в него Господь душу незлобивую и заботу о близких своих?

Сотник зло сверкнул глазами.

— Это у гетмана Ивашки душа незлобивая? Да у него и души-то нет, а лишь глаза завидущие да руки загребущие. А самая сладкая и сокровенная мечта его — стать не вельможным гетманом, а украинским королем вроде ляшского. Уж мы, запорожцы, знаем его хорошо! Смотри, атаман, как бы не угодить тебе в мазепину паутину. А плести он ее весьма горазд.

Донец упрямо мотнул чубатой головой.

— Меня послала к гетману громада, и я буду говорить с ним, — твердо произнес он.

—Дело твое, атаман, — пожал плечами сотник. — Только не раз ты еще мои слова о гетмане Мазепе вспомнишь…

Так и плыли они, пока не пришла пора расставаться. Дмитро трижды расцеловался с атаманом, окинул взглядом полсотню его казаков-донцов, остающихся на берегу. Махнул им на прощание рукой, широко перекрестил,

— Доброго пути, друга! И дай Бог всем нам еще свидеться!

2

Отсветы пламени горевшей невдалеке деревни плясали на стенах палатки. Багровые пятна на тонком полотне соперничали порой с яркостью свечей стоявшего рядом с королем шандала. Откинувшись на спинку складного походного стула, устало вытянув ноги, Карл старался не слышать голоса своего первого министра графа Пипера.

В палатке их было двое: сам король и Пипер. На сегодняшний совет Карл не пригласил даже своих самых ближайших советников: фельдмаршала Реншильда и генерал-квартирмейстера Гилленкрока. Юный король, будучи от рождения замкнутым и неразговорчивым, предпочитал принимать решения самостоятельно и не делиться ни с кем своими мыслями. Больше всего в жизни он боялся двух вещей: болтливости «своих» и всепроникающего шпионажа «чужих». Считая себя королем-солдатом, слепо веря в гениальность, непогрешимость и написанное ему на роду воинское счастье, Карл по-детски завидовал личной славе своих далеких предков-викингов, что уже не раз ставило его жизнь в опаснейшие положения и совсем недавно едва не привело в русский плен. Отличаясь редкой самоуверенностью Карл не терпел никаких советов, усматривая в них стремление подчеркнуть его молодость, умалить полководческое дарование и даже ограничить властью.

И сейчас, вполуха слушая первого министра, Карл вновь думал о правоте своих суждений. Разве не знал он сам всего того, что уже битый час доказывал ему Пипер? У его солдат кончилась провизия и на исходе порох, и если в Прибалтике и Литве продукты еще можно было купить, то в Белоруссии крестьяне все прятали по ямам и лесным оврагам. Когда же шведские провиантские команды пытались взять продовольствие и фураж силой, жители встречали их вилами и топорами, предавая огню все, что не успевали спрятать или унести с собой.

Польский король Станислав Лещинский, занявший престол с помощью шведских штыков, обещал в свое время Карлу создать большую шляхетскую армию, захватить Киев и затем, вторгнувшись на Левобережную Украину, соединиться там со своим другом и союзником гетманом Мазепой. Однако теперь Лещинский, боясь своих соперников, придерживающихся ориентации на Россию, безвыездно сидел в Польше и удерживался на троне лишь с помощью шести шведских полков, оставленных ему Карлом. Недаром о новом польском короле в Европе говорили, что одна половина Польши его не признает, а вторая ему не повинуется. И хотя Карлу позарез нужны были те девять тысяч солдат генерала Крассова, что без всякой пользы стояли сейчас на Висле, он понимал — спокойствие в тылу тоже немаловажно.

Нет пока помощи Карлу и от украинского гетмана, сулившего поднять против России всю Украину и бросить против царя Петра 25—30 тысяч своих казаков. Предпринять какие-либо действия, которые могли бы облегчить положение шведов, Мазепа обещает лишь в том случае, если Карл придет на Украину со своими войсками.

Вот они, союзники и обещанная ими помощь! И все-таки Карл продолжал непоколебимо верить в свою счастливую звезду!

Король выпрямился на стуле, глянул на первого министра.

— Где Левенгаупт? — отрывисто спросил он, перебивая Пипера на полуслове.

— Последние сообщения от генерала поступили три дня назад. Он извещал, что приближается к Днепру и собирается форсировать его у Шклова.

Карл удивленно вскинул брови.



— Я хочу знать, где он сейчас, а не трое суток назад.

— Ваше величество, к царю Петру примкнул отряд украинских казаков под командованием полковника Голоты. Их разъезды прервали всякое сообщение с корпусом Левенгаупта.

Карл презрительно скривил губы.

— Меня это не интересует. Если казаки мешают — уничтожьте их, но я должен постоянно иметь связь с войсками. Тем более с Левенгауптом, от прибытия которого зависит ход всей зимней кампании.

Пипер почтительно склонился перед королем, льстиво заглянул ему в глаза.

— Ваше величество, по моей просьбе гетман направил к генералу отряд своей личной гвардии, якобы изменившей ему и царю Петру. Казаки Мазепы помогут Левенгаупту выбраться из болот и примкнуть к нам.

— Хорошо, Пипер. А теперь я хочу знать, что происходит у московитов.

— Царь Петр, видимо, смог вовремя оценить опасность, которую представляет для него соединение Левенгаупта с вашей армией. А потому сегодня утром с частью своих сил он выступил навстречу генералу. В этом русском отряде двенадцать тысяч конницы и пехоты, командует им князь Меншиков.

В глазах Карла мелькнуло неподдельное изумление.

— Двенадцать тысяч? Но ведь у Левенгаупта шестнадцать тысяч первоклассных солдат! Неужели русский царь надеется со сбродом своих мужиков в мундирах удержать эту силу?

Пипер неопределенно пожал плечами.

— Ваше величество, московский царь — варвар. Ему неведомы воинское искусство и законы стратегии.

— Что ж, я учил его воевать под Навой, придется продолжать пауку здесь, — высокомерно произнес Карл. — Уверен, что вначале Левенгаупт всыплет ему как следует, а затем уже мы навсегда отучим московитов браться за оружие. Кстати, каково ваше впечатление от Мюленфельса? Насколько я наслышан, вы прямо-таки влюблены в него.

— Ваше величество, это умный человек. Недаром он одним из первых понял бесплодность борьбы России со Швецией и перешел от царя Петра к нам. Он хорошо знает русских, их армию и предложил весьма интересный план, как…

Взмахом руки король остановил первого министра.

— Я солдат, Пипер, и побеждаю врага силой оружия. Поэтому интригами занимайтесь сами. Вы свободны…

Очутившись в своей палатке, Пипер швырнул на стул плащ и треуголку и дернул шнур колокольчика.

— Человек, о котором я предупреждал, здесь? — спросил он у появившегося слуги.

— Да, ваше сиятельство.

— Зовите…

Бывший бригадир[4] русской службы Мюленфельс, изменивший царю Петру и перебежавший к шведам, остановился у входа, отвесив Пиперу низкий поклон.

4

воинское звание, промежуточное между полковником и генералом