Страница 9 из 61
Для тех, кто окружал меня, не существовало вопроса: быть или не быть Советской державе? Мы знали: пока жив хоть один из нас - Россия была, есть и будет.
Мы были комсомольцами, а этим сказано многое.
По мобилизации ЦК ВЛКСМ в первые три дня войны в действующую армию ушли 900 тысяч комсомольцев, и среди них 50 тысяч комсомольцев Москвы.
В течение первых пяти месяцев войны МГК партии послал на фронт 100 тысяч коммунистов и 260 тысяч комсомольцев. В ходе Отечественной войны московская организация комсомола непрерывно направляла на фронт свои лучшие силы. В битве с фашизмом участвовало четыре пятых ее состава. [34]
Около 100 тысяч юношей и девушек работали на строительстве оборонительных рубежей под Москвой.
Я горжусь тем, что комсомольская организация столицы за активное участие в войне награждена орденом Красного Знамени. Горжусь, что 490 комсомольцев-москвичей получили высокое звание Героя Советского Союза, что десятки тысяч человек награждены орденами и медалями. Горжусь, что москвичами были Виктор Талалихин, Зоя Космодемьянская, Николай Гастелло, Александр Матросов и Тимур Фрунзе, имена которых будут вечно жить в памяти народной.
Как и во времена Николая Островского, комсомольская сталь закалялась в огне сражений, в напряженном, самоотверженном труде. Юноши и девушки, вчерашние школьники, не знавшие до тех пор ни голода, ни нужды, в суровый час испытаний проявили выдержку, стойкость и непоколебимую веру в победу{1} .
Многое дал каждому из нас комсомол. Мне, например, он дал не только крылья. Он определил мое место в строю, дал почувствовать, что я нужна людям. А это ощущение, по-моему, уже само по себе является одним из элементов челрвеческого счастья. И если разобраться серьезно и глубоко, оно крепко связано с комсомольской юностью.
Тридцать лет минуло после войны. У нас было время все продумать, мысленно оглядеть прошедшее, сделать для себя выводы на будущее, а главное - еще и еще раз прочувствовать, как прочно связана твоя судьба с судьбой Родины.
Я не люблю романов, повестей и пьес, где годы войны изображаются как время страданий, жестокости, ошибок. Я не верю таким книгам, потому что сама была солдатом, пережила горечь потерь и боль отступления, видела обездоленных советских людей.
Но я видела и победу. Видела ежеминутный, непрекращавшийся во времени подвиг. Видела, как чувство ответственности за судьбу России поднимало и очищало людей.
Там, под огнем, человек обнажался. Он был или героем или трусом. Мужественным или слабым. В главном [35] свет и тень были разграничены четко и резко. Могу с полной ответственностью сказать, что именно душевный свет, озарявший советского человека, определил исход борьбы с врагом.
На гигантские нравственные вершины взошел тогда русский народ. И художник, который не замечает этого, никогда не сможет правдиво показать войну.
Мы - солдаты!
Шли дни. Полеты, разборы, теоретические занятия. К вечеру уставали так, что засыпали, едва положив голову на подушку. А утром, чуть свет, вновь на ногах. И опять полеты, полеты, полеты…
В один из октябрьских дней до Владимировки дошла весть, всколыхнувшая всех летчиц: Расковой поручили формировать женскую авиационную часть.
Сбывалось наше заветное желание громить врага в одном боевом строю с мужчинами. Девушки-летчицы кричали «ура», обнимались, поздравляли друг друга.
Через несколько дней мы узнали все подробности. Оказалось, что уже с начала войны в Центральный Комитет партии, ЦК ВЛКСМ и другие организации ежедневно приходили десятки писем от летчиц Осоавиахима, Гражданского воздушного флота и просто от девушек, работавших на различных авиационных предприятиях, с просьбой направить их на фронт.
Партия и правительство пошли навстречу желанию советских патриоток, и в сентябре было вынесено решение о создании женских авиационных полков, костяк которых должны были составить летчицы-спортсменки и пилоты ГВФ.
Вместе со своими помощницами - неоднократной мировой рекордсменкой Верой Ломако, известными летчицами сестрами Тамарой и Милицей Казариновыми, комиссарами Евдокией Рачкевич и Линой Елисеевой, с политработниками и другими опытными летчицами - Раскова составляла списки женщин-авиаторов, разыскивала их в Гражданском воздушном флоте, в аэроклубах, в авиационной промышленности. [36]
Имя Расковой было овеяно легендой, и сотни женщин с разных концов страны откликнулись на ее призыв.
Вскоре в Москву вызвали некоторых наших летчиц. Первыми уезжали Валерия Хомякова, Ольга Шахова, Мария Кузнецова, Раиса Беляева, имевшие большой опыт летной работы. Мы, молодые летчицы, смотрели на них с завистью и, прощаясь, жалобно просили замолвить словечко за нас.
Формирование женской авиационной части вначале проходило в Москве. К Марине Расковой шли и шли девушки с производства, из институтов и техникумов. В одну шеренгу с опытными летчицами становились совсем юные, но смелые сердцем и стойкие духом. Большинство девушек не только никогда не летали, но даже не знали самолетов. При этих условиях очень нелегко было создать в сжатые сроки боеспособные воинские части.
* * *
Сотни комсомолок собрались в ЦК ВЛКСМ 10 октября 1941 года. Длинная очередь выстроилась к отделу кадров.
Екатерина Рябова, которая была тогда студенткой Московского университета, рассказывала позже:
Мы пошли в вузком комсомола. Там стали убеждать, что в армии будет очень трудно, может, не по силам даже. Потом упорно интересовались, не жалко ли оставить родителей. Тех, кто колебался, сразу вычеркивали из списка… Я держалась стойко и была готова переносить любые трудности, только бы попасть на фронт. Оставшихся в списке пригласили в ЦК комсомола. Здесь тоже отговаривали. И все же те, кто держался твердо, прошли. Нас зачислили вооруженцами и сказали, что командиром будет Марина Раскова. Никто не знал, что такое «вооруженцы», но все тут же согласились…
Сборным пунктом формирования женской авиационной части стала Военно-воздушная академия имени Жуковского. Сюда направлял девушек ЦК комсомола, сюда же со всех концов страны, из глубокого тыла и из фронтовых частей, приезжали женщины-авиаторы, которые должны были составить боевое ядро женских авиационных полков.
* * *
Я по- прежнему занималась подготовкой летчиков для армии. От подруг, которые первыми уехали в женскую [37] авиачасть, не было никаких вестей. Я ходила расстроенная. Дужнов и Мацнев при встречах только разводили руками, давая понять, что помочь ничем не могут. Наконец пришла долгожданная телеграмма: «Чечневу откомандировать в распоряжение Расковой».
Я выехала в Энгельс{2}.
Город Энгельс. Здесь началась моя дружба со многими девчатами, с которыми мы затем вместе прошли по долгим дорогам войны. Большинство девушек (я говорю здесь лишь о тех, кто впоследствии вошел в состав нашего полка) уже были знакомы друг с другом - либо раньше встречались, либо учились вместе. Надя Попова, Лариса Розанова, Соня Бурзаева, Катя Пискарева перед войной закончили Херсонскую авиашколу Осоавиахима и работали летчицами-инструкторами. Сима Амосова, Дина Никулина, Оля Санфирова, Вера Тихомирова летали на мирных трассах ГВФ. Наиболее многочисленной была группа москвичек. Ирина Ракобольская, Аня Еленина, Катя Рябова, Женя Руднева, Дуся Пасько, Руфа Гашева, Полина Гельман, Леля Радчикова были студентками Московского университета. Галя Докутович, Наташа Меклин и Рая Аронова занимались в авиационном институте. А Таня Сумарокова и Катя Доспанова готовились стать врачами.
Едва я прибыла в формируемую женскую авиачасть, во мне вновь пробудилась старая мечта стать истребителем. Мне казалось, достаточно попасть на прием к Расковой - и я сумею упросить ее поддержать мою просьбу.