Лёха

– Шипы у них такие, гвозди специальные. Это шляпки сверкают. А весь каблук подковой забран, малость поменьше, чем лошадиная. Чтобы износу не было обувке. Мы уже дивились, когда первые германцы рядом с нами валяться остались. Может, оно и верно, только ходить тяжело, да шуму много, если не по траве, а по брусчатке идти. Баловство, в общем. Ладно, ты пока сиди тихо, мне кое-что узнать надо.

И Семенов аккуратно стал перемещаться дальше среди сидящих, спрашивая то одного, то другого о чем-то. Жанаев сидел молча, тоже посматривал по сторонам. Да и раненый сосед не шибко рвался болтать, потому Леха мог наблюдать за тем, что творилось вокруг, без помех. Сразу удивило, что немцы были какие-то сбродные: вроде в одной армии служат, а наряжены кто как; пятнистых, правда – таких, как те, что убили Петрова, – тут не было, никого вообще в камуфле, зато были и в сером, и темно-зеленом, двое прошли вообще в каких-то белых полотняных портках. То же и с фуражками – Леха помнил из фильмов, что у всех немцев фуражки были со стоячей такой тульей, горделиво задранной, а тут вон у того, что за столом сидит слева, – фуражка как кепка мятая, блином на башке. А у его соседа – кепи с козырьком. А третий с краю – в пилотке. Даже странно, по кино судя, все немцы одевались в одну форму, а тут как на ярмарке какой-то. И даже эсэсовец вон в черном прошел. Леха проводил взглядом невысокого парня, на пилотке которого поблескивали старомодные мотоциклистские очки, сам парень при этом выглядел немного комично, потому как был нагружен под завязку – тащил две полных канистры (тут Леху немного передернуло от свежих воспоминаний), а в зубах держал здоровенный бутерброд, отчего походил на озабоченную собаку, добывшую зачетную кость. Что это эсэсовец, Леха понял сразу – настолько-то уж он в Третьем рейхе разбирался: если на фрице черный комбинезон и черепа в петличках, точно эсэсовец. «Стильно смотрелась форма, – признал про себя Леха, – не зря Хуго Босс делал; классный дизайн и даже розовая окантовка на пилотке и петличках впечатления не портит, хотя цвета – девчачьи…» Тут менеджер опомнился и грустно улыбнулся: вот больше не о чем думать, как о дизайне. Жрать хотелось, а многие из тех арийцев, кого он сейчас видел, как раз либо жрали, либо готовились пожрать. Опять же странное впечатление разброда получалось, потому что слева, чуть подальше по улице, несколько человек стояли в очередь к явно самодеятельному котлу, стоящему на обычном костре, а вот справа – тут Леха был уверен – стояла нормальная походная кухня, но там никто не копошился, зато куча солдат неподалеку от этой кухни сидела и активно ощипывала кур – перышки так и несло ветерком по улице. Хотя видно было, что немцы перья явно собирают, но при таком объеме работы поневоле за всем не уследишь. Мимо пленных деловито скорым шагом прошли несколько немцев, тащивших капустные кочаны, но они явно шли не в ту сторону, где щипали кур. Леха проглотил набежавшую слюну и попытался отвлечься от представления хрусткого свежего капустного листа во рту. Мама часто готовила из капусты и морковки «витаминные салаты», и Леха в детстве прибегал на кухню, за отдельным листом. Традиция уже такая была – листик схрумтеть и потом кочерыжку сточить… Нет, надо кончать думать о жратве. И Леха постарался отвлечься.

Помогло и то, что не только жратвой фрицы занимались – несколько девчонок из местных явно были окружены льстившим им вниманием зольдатов и кокетничали вовсю, вон ту уже зольдат по-хозяйски так полапывает, а она, судя по всему, и не против, только похихикивает.

Леха усмехнулся – ну в общем, что в ночном клубе, что тут, только наряд другой, а так – те же песни. Немцы вон не только с девчонками тусуются, что-то делали еще, причем вроде как железом брякали. Приглядевшись, понял – разложили на дощатом столе разобранное оружие и вроде как что-то показывают нескольким новичкам из своих же. Вроде такой же пулемет, что на Леху сейчас смотрит.

В отличие от оживленных немцев куча пленных выглядела неподвижной, тусклой мятой массой. А немцы с чего-то стали еще оживленнее, начали собираться на улице, звать друг друга, словно цирк какой-то едет; даже те, что куриц ощипывали – бросили свою работу. И да, действительно, скоро под дружный смех зольдатов появился и цирк – роскошный легковой автомобиль; Леха уже и не удивился знакомой сверкающей звезде на радиаторе «мерседеса», только вот этот кабриолет волокла пара весьма убогого вида лошадок, и в целом зрелище было комичное. Никак неказистая колхозная, коротконогая и пузатая скотинка не сочеталась с шедевром германского автопрома.

Впрочем, седоки кабриолета хоть и выглядели явно начальством, потому как на погонах у них что-то серебряное было, но держались очень демократично, словно понимая комизм ситуации и сами вовсе не против были поучаствовать в общем веселье. «Кучер»-шофер шутовски раскланялся перед собравшимися, его наградили аплодисментами и одобрительными выкриками. За спинами собравшихся вокруг автомобиля происходившее было видно не самым лучшим образом, тем более, сидя с земли, но вскоре до Лехи дошло: то ли словечко «пропаганда» несколько раз услышал, то ли увидел на вылезших из авто посверкивавшие на солнце фотоаппараты, то ли еще как, но ясно стало, что это корреспонденты тогдашних СМИ прибыли. В воздухе прямо чувствовалось, что зольдаты чуточку презрительно относятся к этим корреспондентам, чуточку их опасаются – и явно хотят запечатлеться в истории. Даже хлипкий и сутулый зольдат, стоявший неподалеку в весьма обтерханном обмундировании, горделиво выпятил тощую грудь, когда оказался рядом с автомобилем. Прибывшие тут же стали распоряжаться, но не так, как им полагалось по чину, не по-офицерски, а как-то очень по-домашнему, по-свойски, называя окружающих «камерадами»[37]. Тем не менее публика живо засуетилась, к поломавшейся машине тут же нагрянули несколько эсэсовцев в уже знакомой черной форме с розовыми кантами, вместе с ними оказались и несколько обычных вояк – в серой, живо открыли капот и завозились уверенно в брюхе заболевшей кабриолетины, лошадей выпрягли и убрали с глаз долой и начали что-то городить на противоположной от пленных стороне. Те, кто дрых у стены, живо построились в очередь перед вынесенным из дома стулом, рядом поставили что-то странное, на треноге, но как будто знакомое, корреспондент повыбирал место, откуда снимать будет, потом появился явно какой-то чин, потому что на нем форма сидела очень ладно и много было всяких фиговин на погонах и мундире, первый из очереди сел на стул – и тут Леха понял, что это походная стоматологическая установка, а вон и аккумулятор стоит, электрическое питание, значит. Жужжала бормашина, пациент старательно растягивал пасть, стоматолог уверенно работал, стоявшие вокруг отпускали шуточки – все, кроме тех, кто стоял в очереди. Второй из кабриолета тем временем сделал несколько общих снимков, потом подошел к почтительно вставшим перед ним конвоирам за столиком с пулеметом. Пулеметчик остался на месте, остальные подошли к пленным и стали осматривать сидящих. Выбрали несколько человек, на вкус Лехи совершенно нефотогеничных, каких-то плюгавых, корявых и кривоногих, треть из них были впридачу еще и азиатами. Мордами они тоже не вышли. Честно признаться – корявые у них были морды. Словно гоблины какие-то, могли бы в кино по романам Толкиена без грима сниматься.

Пока их фотографировали, конвоир в фуражке блином другую группу поднял – эти выглядели совсем иначе: в полной форме, с шинелями, котелками и флягами. Совершенно нормальные люди, ни у одного нет никаких бинтов, все целые и здоровые. Тут же немцы приволокли пару армейских термосов – ребристых, здоровенных, литров на двадцать каждый, – и выстроившимся в очередь чистеньким пленным немец, аккуратно надевший на себя белый поварской фартук, половником стал разливать довольно густой суп, что корреспондент и запечатлел для истории. Смысл таких действий Леха не понял, но корреспондент действовал уверенно, явно точно зная, что ему надо. Потом затрещал забор у домика слева и оттуда, валя фруктовые деревья, выехал малюсенький танк, в котором опытный глаз геймера сразу опознал Pz.Kpfw.II, «двоечку», на буксире танчик волок советский БТ, не горелый, но сильно битый, пробоины были видны даже на расстоянии. Сначала корреспонденту пришлось немного поорать, чтобы стоявшие рядом зольдаты отошли подале. Потом на фоне битого БТ гордо несколько раз проехала – и с закрытыми люками, и потом с открытым, откуда воинственно торчал командир, – «двоечка», вытащившая БТ на буксире откуда-то с задворков. Подождали, пока уляжется пыль, поднятая гусеницами, потом оба корреспондента, что-то обсудив, вытащили из кучи пленных испуганного паренька в танкистском шлеме и горелом в нескольких местах замасленном комбезе, что-то ему втолковали через услужливого переводчика из пленных, и танкист неохотно полез в танк БТ, где и встал в башенном люке, задрав руки. Но выглядел при этом как-то, по мнению Лехи, неестественно. Немцы пришли к тому же выводу, потому что один из эсэсовцев в черном комбезе по приказу фотографа лихо вспрыгнул на броню БТ и дал нашему танкисту подзатыльник. Парень в шлеме испугался еще больше, но такой вид фотографа устроил, и он сделал несколько снимков, сняв заодно и пару как бы берущих в плен этого дурня эсэсовцев.

37

Kamerad – товарищ, однополчанин (нем.).

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.