Рассказы-путешествия

Было солнечное воскресенье. На площади встречались влюбленные, двух подружек фотографировал их приятель. Девушки смущенно улыбались. Компании встречались здесь, отправляясь кутить или на прогулку. Под лестницей в фонтанчике в форме лодки плескались дети, и вода была бирюзовая. Как любят воду на юге! Мраморная доска справа от лестницы гласила, что в этом доме с зелеными жалюзи и цветами, увившими балкончик, умер великий английский поэт Джон Ките. Битник сидел спиной к публике. На спине его желтой куртки была надпись. И дальше – его программа жизни: «Виски, любовь, спорт». Он повернулся к нам лицом. На его лице было написано и того меньше.

Здесь надо прежде всего сказать о Сикстинской капелле, создании Микеланджело. Потолок и алтарная стена. На последней – «Страшный суд». Для того чтобы написать такого Христа, надо было самому родиться гигантом. Эти бицепсы, этот жест, посылающий в геенну огненную грешников. Это Гулливер среди лилипутов. Интересно, что его лицо – постаревшее, пережившее распятие, лицо Адама из потолочной фрески «Сотворение Адама». Видимо, позировал тот же натурщик. Случайно ли это совпадение? Или в этом было какое-то значение: первый человек и Христос – одно? Я ни у кого не читала об этом. Когда смотришь на Христа Микеланджело, то невольно является мысль: как он дал распять себя?

Бельведерский дворик в Ватиканском музее. Аполлон Бельведерский, его астенический в сравнении с Давидом торс и надменная красота. Лаокоон, деревца, ванны из терм Каракаллы и саркофаги, похожие на ванны.

А за окнами музея – неприкосновенная территория Ватиканского государства, аллеи, кусты цветущих еще и теперь олеандров, пинии, платаны, беседки, жилые дома, машины. И удивительное безлюдье после гула площади св. Петра, собора и музея. Только шлепают капуцины в сандалиях на босу ногу, иезуиты, монашки. Рабочие что-то строят, чинят. Птицы поют в кустах под голубым небом.

Вилла Боргезе. Зал с возлежащей на примятом ложе Полиной Бонапарт, сестрой Наполеона, работы Кановы. Легкомысленная и прелестная скульптура. Пальцы, пухлая узкая рука.

Бернини – «Аполлон и Дафна» (превращение в дерево), «Плутон и Прозерпина». Рука Плутона – прекрасная, мужская. Вмятины на бедре Прозерпины от его пальцев, впившихся в ее тело.

У нас с мрамором связано понятие холода. Мрамор Бернини, Кановы – мягкий, живой, почти теплый. Податливый, как воск.

И снова музеи. Скульптура. Из собора в собор, и всюду: вошел – задирай голову. Вскоре начинает болеть затылок. Чувствуешь себя мухой, которая ползает по потолку.

Вид на Форум с балкона мэрии, на Капитолии. Жарко. Рабочий варит смолу во дворе, за балконом. Сквозь дрожащее марево раскаленного воздуха виднеется Форум, остатки руин и колонн, к которым воображение должно пристроить слишком много. Ступени, на которых умирал Цезарь, успев воскликнуть: «И ты, Брут!» Узкие улочки. Тесно поставленные храмы. Но горьковатый запах кипящей смолы, которую не спеша помешивал рабочий, оживлял картину, добавлял ей что-то, какой-то небольшой, но необходимый привкус, как привкус какой-нибудь душистой травки в некоторых южных блюдах.

– Синьора, перфаворе… (будьте добры), – говорим мы в Италии.

– Месье, сильвупле (пожалуйста)… – говорим мы во Франции.

А дальше начинается «Марсель Марсо».

В Пантеоне, где погребен Рафаэль, мы слушали «Аве Мария». Играл на органе кто-то невидимый. Мы словно отслужили мессу по Рафаэлю. Купол Пантеона открыт, не застеклен, и в дождь вода стекает по каменному полу. Должно быть, там красиво и в снегопад, когда снежинки летают под высоким куполом. А луч солнца, падая сквозь отверстие в куполе весь день, в солнечную погоду передвигается по стенам, иногда образуя форму креста.

Рим не только Ватикан, Колизей и Капитолий. Рим – это Трастевере, район бедноты, ставший «модным» туристским районом после неореалистического кино. Здесь живут герои фильмов «Самая красивая», «Похитители велосипедов», «Мечты на дорогах».

Герои «Сладкой жизни» живут на виа Венето и в доме Орсини – где модерн вмонтирован в древность. «Ночи Кабирии» снимались в ЭУРе, новом Риме по дороге в Остию, бывшем выставочном районе. Это яркий современный город – порождение второй половины 20-го века. Разноцветные балконы и чувство необжитости, как во всех Черемушках мира. Голо и солнечно. Ресторан наверху водонапорной башни, который содержит известный певец Марио дель Монако. Дорога на пляжи Лидо.

Не знаю, когда я полюбила Рим. Но я полюбила Рим.

Это в Риме, в день отъезда, гуляя по городу, мы видели две свадьбы в двух соседних церквах на площади Венеции, напротив Виктора-Эммануила. В первую церковь мы даже вошли, не зная, что всех посторонних уже попросили удалиться. Нас никто не задержал. Должно быть, решили, что мы родственники молодых. Причем родня жениха думала, что мы родственники невесты. А родня невесты – что мы родичи жениха. У жениха – высокого, худого, с кадыком, носатенького – был вид суетливый и взвинченный, как у человека, перенесшего крушение. Невеста – черноволосая, смуглая, румяная и круглолицая – держалась куда уверенней. Потом молодых фотографировали на ступенях церкви.

Это в Риме мы сидели за столиком в кафе «Розатти», на виа Венета, наблюдая парад американских, английских, немецких и прочих лиц «высшей» породы. В этот поздний час они совершают променад по улице, где отели и даже стакан кока-колы – самые дорогие. Собаки у этих людей тоже высшей породы. Собаки маленькие, комфортабельные, удобные для путешествия. Портативные собачки. Преобладают английская и немецкая речь. Меховые накидки. Изысканность туалетов. Белый, «дневной» свет над виа Венета как белая ночь. Столики стоят у стен домов и вдоль края тротуара в несколько рядов. Рядом с «Розатти» американский бар. А позади виа Венета остатки городской стены, темнота, луна над развалинами, как будто там, за стеной, за ее руинами – кончается свет. А ведь свет, жизнь там только и начинается.

Это в Риме нам посчастливилось впервые увидеть новый фильм Федерико Феллини «Джульетта и духи» с Мазиной в главной роли. Нам показали его еще до выхода на экран в Италии. Это цветной фильм. Фильм-фреска, фильм-вакханалия.

Содержание его таково: Джульетта слышит, как муж во сне зовет другую женщину – «Габриэлла!» – и, пытаясь найти соперницу, узнать правду, ударяется в спиритизм. Впечатлительная женщина сходит с ума, и лишь к концу картины, несмотря на то, что мужа не удалось удержать – он уходит, – она выздоравливает. Исчезают страшные видения; солнце, ветер и лепечущий голос: «Твои друзья любят тебя! Твои друзья любят тебя!» – обещают жизнь и счастье.

К сожалению, мы смотрели фильм почти без перевода. Но Феллини всегда велик, хотя фильм многих разочаровал. Говорили, что он повторил «Сладкую жизнь» и «Восемь с половиной». Но повторил он, между прочим, себя и остался самим собой. Это фильм-фантазия, фильм – дурной сон, но приснился он все-таки гиганту.

Феллини приближает к нам эпоху Возрождения, потому что сам приближается к ней. В искусстве Италии – современном – только одна исполинская фигура Федерико Феллини заставляет нас поверить, что возможны на земле в прошлом и в будущем гиганты, подобные Леонардо и Буонаротти.

Это в Риме мы видели фашистские листовки. Улица возле Санта-Мария Маджиоре была густо устелена ими, они прилипли к тротуару, затоптанные гордыми каблуками римлян, и ни одна рука не протянулась, чтобы поднять их с земли.

Это в Риме черствые булочки с грохотом сыпались в фаянсовую миску из бумажного мешка. Официант Рафаэль сказал, что булочки черствые, потому что бастуют булочники.

Три дня в Риме мы ели черствые булочки и, когда поутру раздавался знакомый грохот черствых булочек, с улыбкой переглядывались: