Страница 4 из 118
Но дальше – еще хуже. Начиная перечислять конкретные формы времени, соответствующие видам движения или изменения материальных образований, словарь включает в них время биосферы и человеческой истории. Есть, они говорят, время биосферы и время историческое как особые конкретные формы нашей всеобщей формы – времени. Но кто может сказать с уверенностью, что бытие биосферы нацело определяется материальными процессами, что в ней не осталось еще чего-то, не сводимого к материи и энергии? Современная наука ничего подобного сказать не может, напротив, она настойчиво подталкивает к мысли, что живые организмы нельзя свести к материально-энергетическим процессам. Еще в большей степени это касается человеческого поведения и основанного на нем исторического процесса. Следовательно, не очень корректно будет утверждать, что время определяется конкретными вещественно-энергетическими взаимодействиями в биосфере, ведущими процессами которой служат явления живой природы, и тем более историей людей. Ведь мы для хронологии истории используем астрономическое время, а не что-либо специфически историческое. В чем нам лучше всего количественно выразить время правления Хлодвига? Удобнее всего в годах.
Выходит, данное определение как и многие другие, только все запутывает, и все потому, что тщится выяснить сущность времени.
Вероятно, нам следует смириться и не пытаться понять и определить время как таковое, выяснить его кардинальную природу, на манер философских словарей или пытаться определить его сущность с помощью запутаннейших, каждый раз придумываемых заново в каждой данной науке или в философии терминов. Надо ограничить свою задачу, потому что только ограничение усиливает. Может быть, следует отказаться от претензии познать сущность времени и пространства, ухватить их суть, оставить в стороне субстанции, первоосновы, и вместо всего самого главного спросить второстепенное: почему идет время? Вместо познания сущности мы тем самым обратимся к обычным явлениям природы. (Аксенов, 1986А, 1986Б).
В последнее время намечается такой подход в некоторых исследованиях. Немалую известность приобрели книги американского теоретика Дж. Т. Фрейзера, основателя Международного общества по изучению времени. Основываясь на эволюции мира от простого к сложному, Фрейзер насчитывает шесть “уровней темпоральности”, то есть временности, для различных физических, биологических, социальных реальностей, которые развиваются, переходят один в другой. (Fraser, 1982; The Study..., 1972, 1975).
Заявление о времени и пространстве как явлении природы оказывается, впрочем, весьма ответственным. Оно отрывает данные понятия от философских, потому что переводит его в разряд природных феноменов, которые служат объектами науки. А если они – явления природы, то следовательно, ни время ни пространство не есть всеобщее явление, всеобщее свойство природы, всеобщий атрибут материи. Любое явление, если оно именно явление, то есть то, что измеряется или описывается научным языком, не бывает всеобщим, не бывает повсеместным и вездесущим. Таких нет. Не повсеместно ньютоновское тяготение, не повсеместно электричество как явление природы, не повсеместны лес или вулканы. И если время и пространство измеряются, как же им не быть вполне конкретными, ощутимыми и осязаемыми нашими органами чувств или их продолжением – приборами? С ним можно работать, мы с ним непрерывно и работаем, измеряем часами или чем-нибудь еще, прикладываем разные линейки к поверхностям, т.е. рассчитываем величины в пространстве и используем их для различных надобностей. Отличие объекта науки от предмета общих и неконкретных рассуждений в том, что его не обязательно понимать, уяснять его суть и т. д. Его нужно принимать, использовать и применять таким как оно есть, непонятным. Если мы дадим себе труд подумать, все предметы науки этим и отличаются. Мы с ними работаем и в их использовании заключена их суть, а не в том, чтобы понимать, что они такое. Наше достоинство и наш вместе с тем недостаток состоит в том, что мы сначала действуем, а потом соображаем. Но такова данность.
Итак, условимся для начала считать время явлением природы и следовательно, не универсальным, а вполне локальным явлением, как и все прочие. Вот, к примеру, такое явление, как электричество. Если спросить любого физика, ни один не объяснит до конца, что оно такое. Зато каждый физик умеет с ним работать. Хотя лучше сравнить время с каким-нибудь более сложным явлением, определяемым более абстрактным словом, к примеру, с наследственностью. Эволюция взглядов на это понятие покажет нам более отчетливо нашу проблему с временем и пространством. Судьбы их схожи, поскольку мы можем точно сказать, к чему слово наследственность относится и что оно означает более точно, чем раньше, когда начало употребляться.
В конце прошлого века и в начале нашего слово “наследственность” было не менее отвлеченным, чем слово “время”, и не менее запутанным. Оно считалось всеобщим, главным свойством организма вообще. Но с открытием материального носителя все стало на свои места. Оказалось, что наследственность есть свойство не всего организма, у него есть источник, оно диктуется вполне конкретным материальным комплексом, в котором закодирована информация о вполне конкретных свойствах организма. Наследственность имеет основание или причину в виде генетического материала, четко локализованное в структурах клеток. Иначе говоря, есть вполне измеримые образования в глубине клеток, отвечающие за воспроизведение в следующем потомстве каждого из всех свойств организма. С ними и связана наследственность – общее понятие, относящееся ко всем организмам без исключения.
Примерно подобную же эволюцию претерпевает, на мой взгляд, и понятие времени (соответственно, и понятие пространства). Надо считать их явлениями, вызываемыми вполне конкретными и осязаемыми причинами. Оно детерминировано другими природными факторами, при появлении которых обнаруживается и время. Иначе говоря, следует предположить для начала, что время не всеобще, как то трактуют философские словари. Оно появляется и может быть измерено лишь при определенных условиях, и следовательно, при других условиях не появляется, его там просто нет. Ведь есть области, где электричество или наследственность имеют значение, а в других нет. Так же и время, и пространство. У них есть не мистическая “всеобщность”, но локализованная и не расплывчатая, а вполне земная причина?
О ее поисках и находках и пойдет далее речь. Но есть ли основания так ставить проблему: находить и описывать время и пространство через их причину или как-то иначе? Здесь нам помогут сами свойства времени. Какие из них мы знаем?
Прежде всего всем очевидно, что оно длится. Есть несомненное течение, ход, бег, которые еще образно называют “рекой времени”. Длительность есть настолько ясное и заметное свойство времени, что чаще всего оно и отождествляется с временем. Неосознанно подразумевается, что длительность и время – это одно и то же, хотя по здравому рассуждению длительность нельзя свести к времени и наоборот. Время более многоаспектное явление, чем длительность, а последняя есть нечто бесструктурное, беспрерывное, спонтанное, не имеющее ни начала, ни конца. Мы всегда находимся в его середине, на стремнине реки времени, откуда теряется из виду и начало продолжительности, и ее конец. Все можно себе представить, только не мир без длительности.
Далее становится ясно, что длительность каким-то образом связана с делением времени на мерные единицы, на чем основаны все его измерения. Членение времени на мерные единицы знакомо каждому, поскольку существуют часы, делящие наши дни на мерные одинаковые куски. Биение пульса, удары сердца, равномерное падение капель, качание маятника, чередование одинаковых по размеру дней – все это примеры и образы явлений, с помощью которых можно делить длительность, прерывать постепенность. Обыденность этих явлений состоит в их циклической завершенности, повторяемости, когда части единого потока выстраиваются и шествуют в определенном порядке. Они существуют благодаря цикличности, возвращению каждый раз в исходную точку.