Баня по-Казански

Конечно же, под другими странами имелись в виду прежде всего мусульманские, восточные. В них с древнейших времен получил распространение хамам — особый тип бань с помещениями с последовательно нарастающей жарой. Мылись в них волосяными щетками или рукавицами из грубой шерстяной ткани — хальва. С проникновением ислама обязательной принадлежностью и мусульманского Булгара становятся бани наподобие восточных хамамов. И уже арабский путешественник Абу Хамид ал — Гарнати мог разнообразить их посещением свое пребывание в столице булгар в 1135–1136 и 1150 годах. Мылись в них, как заметил он, обвязав вокруг пояса изаре, крепкую плотную ткань. Еще ему довелось тут познакомиться с местным богатырем — великаном «по имени Данки», «бравшим лошадь под мышку»: «Не было в Булгаре бани, в которую он мог бы войти, кроме одной, с большими дверями, и он ходил в нее». Приверженность булгар к бане во многом объясняла и замеченную ал — Гарнати их «выносливость в отношении мороза».

В начале XIV века в Булгаре, по свидетельству арабского географа Абу — л — Фида, имелись три общественные бани. В северной части города, на берегу протекающей здесь реки, стояла Белая палата — большая каменная баня в 30 метров длиной и шесть метров высотой. «Главную часть составляет квадрат, в котором центр покрыт куполом, — описывал ее известный русский востоковед И.Н. Березин, исследовавший Булгарское городище в 1853 году, — в четырех углах находится по отдельной, также квадратной комнате с куполом… Зал и угольные комнаты были выштукатурены и украшены лепным карнизом из арабских арочек». Главный зал, отделанный белым камнем, выделялся большим бассейном и двенадцатилепестковым фонтаном, маленькие бассейны имелись также в угловых комнатах. Вода к ним подавалась по специальным керамическим трубам, вмонтированным в стену. По остальным каналам шел теплый воздух. В пяти куполах, покрывающих баню, были устроены окна.

К бане примыкали еще два пристроя: один — «посетителям для раздевания, куренья трубки и для питья», другой: —для банщиков. «Такая сложная и лепною работою постройка бани в Булгаре для тогдашнего города немного роскошна, — не без восторга заключал И.Н. Березин, — подобная баня и теперь не сделала бы бесчестия любому мусульманскому городу, будь то Исфаган, Каир или Константинополь».

На другой стороне реки располагалась Красная палата, как выяснили археологи, построенная на месте еще более старой бани. Она не уступала по роскоши и убранству Белой палате — ведь в обоих коротала время булгарская знать. Они во многом напоминали восточные бани с миниатюры «Шах — наме» Фирдоуси и служили местом омовения, укрепления сил, поднятия упавшего настроения, здесь происходили непринужденные встречи и дружеские беседы, тут договаривались о торговых сделках, играли в шахматы и нарды.

На городской окраине, в северном Заречье, находилась еще третья баня, предназначенная «для публики попроще». Потому внутри нее уже не было ни архитектурных украшений, ни стенных росписей, как в Белой и Красной палатах. Все три булгарские бани были разрушены во время карательного похода на город Булат — Тимуром в 1361 году. Одну из них — Белую палату — запечатлел позже в своем рисунке знаменитый художник И.И. Шишкин. По типу булгарских бань были устроены затем и знаменитые бани ханской Казани.

«Бани также необходимы мусульманину, как мечети», — считало местное духовенство и всячески способствовало их строительству как в городах, так и деревнях. В каждом зажиточном доме старались ставить собственную баню, а те, кто победнее, строили совместно — на два — три двора. Это были курные бани — кара мунча — невысокие срубы на мху с крохотным оконцем, низенькой дверью и высоким порогом. Внутри около входа располагалась печь — каменка, на ней — груда мелких булыжников.

В банную печь вмазывался чугунный котел для нагрева воды. За каменкой — полок, на котором парились, вдоль стен — полки и лавки. Дым при топке выходил через дверь, иногда над печью прорубалось отверстие — дымоволок. Но все равно дым шел и в парилку, коптил при этом стены — отсюда и название бани по — черному. После топки ее непременно проветривали, а стены окатывали водой. Для тепла основание бани снаружи заливали льняной кострикой или пеньковым омельем. Белые же бани с дымоходом— ак мунча — появились у зажиточных татар лишь в начале XIX века. При них обязательно устраивали предбанник, где раздевались и отдыхали на специальных нарах.

Не каждому по средствам была такая баня. Не зря в народе говорили: «Копейкой баню не построишь». «Почти у каждого баня, в которых они еженедельно парятся, — отзывался о казанских татарах русский путешественник и ученый XVIII века И.И. Лепехин. — В паренье у них есть некоторое отличие. Они парятся в несносном жару стоя, и в два веника».

Для большего жару бани топили березовыми поленьями, реже осиновыми дровами, но они были не такие жаркие, как первые. Для аромата пол посыпали сосновыми иголками или же травами и цветами. Банный день приходился на пятницу. Обязательной была она и накануне народных и мусульманских праздников.

Известный казанский этнограф К.Ф. Фукс был свидетелем, «ак в начале XIX века устраивались бани перед джиеном — праздником встречи родственников и смотрин невест. «Мылись в банях, и притом мужчины прежде женщин. Вскоре после бани я приглашен был к обеду», — отмечал он в из¬вестной своей книге «Казанские татары в статистическом и этнографическом отношениях».

Без бани не обходились и свадьбы. Еще накануне бракосочетания в некоторых татарских деревнях устраивались «кэлен мунчасы». А ранним утром после свадьбы обязательной была баня для молодоженов. «Наутро для жениха топят баню, куда он идет вместе с женой, — читаем в этнографических очерках Каюма Насыри. — В бане жених оставляет деньги, называемые банными деньгами для человека, истопившего баню».

А топили ее, как правило, родственники новобрачной. Первая совместная баня молодоженов запоминалась, конечно же, на всю жизнь. Хорошо она описана в рассказе Рашата Низамиева «Первая баня»: «Молодые муж и жена впервые вот так, вдвоем, заходят в баню. Вроде бы уж и привыкли друг к другу. Но нет. Это тайна. Нельзя привыкнуть. Плоть и душа, все вместе — в первозданной чистоте, обнаженности…

И какой теперь смысл ежиться, бросая друг на друга смущенные взгляды? Сдержанно улыбнулись. И все же Роза произнесла:

— Фанис, отвернись, я стесняюсь.

— Сама тоже отвернись!

Снова замолчали. Но души их разговаривают, волнуются. Спиной ощущают робкое, стыдливое раздевание другого, легкое и какое — то по — новому таинственное шуршание одежды.

Когда зашли в баню, в лицо ударило сухим паром. Поначалу обжигало даже уши. Затем напитанный паром, пахнущий смолой воздух исподволь благостно стал проникать во все поры и клеточки тела. Стены из сосновых бревен изрядно накалились, рукой не дотронешься. Запотевший алюминиевый бидон наполнен до краев холодной водой. Окатив ею нижнюю ступеньку лестницы, присели. Пол бани чисто вымыт. Березовый веник, погруженный в таз, впитывает влагу, ждет своей очереди. На краю полки стоят ведра, эмалированные тазы. Был и еще один предмет: медный, похожий на музейный экспонат, кумган с длинным, изящно выгнутым носиком и жестяной ручкой. Короче говоря, все это готово обмыть, ополоснуть, очистить, освежить тебя…

— Пора пускать пар, — всполошился Фанис и, стараясь не обжечься, открыл дверцу печи. Плеснул на камни ковшик воды. Со свистом рванул пар. Размякший в тазу веник перешел в руки Фаниса, который стал, следуя данному когда — то Закирзяном — абый совету, махать веником в разные стороны, гнать воздушный ток к дверям. Это проделывалось, чтобы избавиться от угара, смягчить банный воздух. Еще один ковшик с водой — хоп!..

— Давай — ка, в первую очередь тебя попарим.

— Ой, такая жарища…

Фанис отхлестал Розу веником от плеч до пяток. Усердно, так, чтобы запах вплетенных в веник душицы и крапивы пропитал кожу. Роза не вытерпела, выскочила в предбанник и шлепнулась на скамью. Долго отдыхала, переводя дух. Тело после такой пропарки легко дышит. Непередаваемо состояние невесомости… Время словно остановилось. Вокруг в мире вечное лето, вечное солнце. От них исходит теплая, приятная, убаюкивающая волна. Роза как будто вернулась вдруг в детство. Потом далекие образы прошлого сменились образом мужа, заставив учащенно забиться сердце. Перед глазами — мускулистая, покрытая горошинками пота фигура Фаниса, сияющие улыбкой глаза. Впервые почувствовала Роза, как в ее душе что — то сдвинулось, переменилось. Что произошло? Какая ворожба открыла ей красоту, естественность чувств?