Страница 18 из 54
Конечно, если выращиваешь перец сам по себе, то спасти килограмм–другой плодов — нормальное дело. Но если приподняться над перечной грядкой и оглянуться окрест себя, то сразу перехочется уничтожать муравьев.
Первое доброе дело, которое делают муравьи (и никто другой!) — стаскивают тлей со всего огорода на избранные ими сочные побеги: цветоносы пастернака, стебли крапивы и осота, бобы, кочанчики брюссельской капусты, листья брокколи, молодые веточки калины и сливы и т. п. К примеру, если рядом со смородиной окажется крапива или осот, то муравьи переселят всю тлю со смородины на эти «сорняки». Это они устраивают «пасеки» прямо на «медоносах», щекочут усиками насосавшихся на сочных побегах тлей, затем подхватывают выделяемые ими капельки мёда и убегают. А крапивный и осотовый мед муравьям нравится больше, чем смородиновый.
Тли, расселённые по всему огороду, — практически недоступны. Но когда они собраны в большие колонии, с ними легче справиться. Можно срезать заселенные тлями побеги осота и крапивы и выбросить их курам или в компостную яму. Или сбить тлей с побегов струёй воды. Или опрыскать колонию подходящим биопрепаратом. И уже за одно это «собирательство» тлей можно простить муравьям некоторый ущерб, во всяком случае, они его щедро компенсируют. Любопытно: очень часто муравьям ставят в вину именно «сплочение» тлей. Хулят их за то, за что надо бы поклониться!
Но вклад муравьев в благоденствие биоценоза не исчерпывается помощью в защите от тлей. Намного важнее то, что они исправно несут службу санитаров. Они как бы «хоронят» всех павших жильцов огорода — стаскивают их разделанные туши в муравейник. Если бы не муравьи, то ходил бы огородник буквально по трупам бабочек, ос, воробьев, жаб, ужей, ежей… Срок жизни многих созданий может исчисляться всего лишь днями и даже минутами, а огороды — чисты! И это — заслуга муравьев!
Растениям над муравейником, действительно, не позавидуешь, но жалкая участь этих немногих растений — мизерная плата за всё то доброе, что делают муравьи для биоценоза!
Если думать о благе огорода в целом, то даже медведку(!) нельзя однозначно отнести к вредителям. Это правда, что заботливая мама–медведка не позволит стеблю, расположенному к югу от гнезда, бросать на него тень. И с тем, что она надгрызает клубни, не поспоришь. Но — медведка всеядна, и это, как говорится, меняет дело. Ест она и растительную, и животную пищу. Причём отдаёт предпочтение, естественно, животной — она сытнее! Идёт себе под поверхностью почвы, встретится вкусный клубенёк — не повезёт клубеньку, а попадётся личинка — той первой не позавидуешь.
А теперь вопрос: «Кто ещё, кроме медведки, способен бороться с личинками майского жука?». Разве лишь крот. Но крот не маневрирует, идёт по огороду, как подводная лодка под океанской гладью, и уничтожает только тех личинок, куколок, червей, букашек, что попадутся ему «под руку». Медведка же гораздо маневреннее, «рыскает» по огороду и может, в отличие от крота, зачистить ощутимую площадь. А нужда в такой зачистке возникает чаще, чем хотелось бы. Пара–другая личинок майского жука может сделать «лысой» большую поляну в клубничных грядках.
Разумеется, речь не о том, чтобы любить медведку, потворствовать ей. Но несколько штук в огороде не помешали бы ему, поддержали бы биологическое равновесие. Если же медведку надо «укротить», то лучшего «регулятора» её численности, чем ящерицы, и искать не надо. Во время встреч в Клубах ОЗ меня часто спрашивают, как я борюсь с медведкой. И я, как последний зануда, рассказываю, почему эта борьба не обязательна, а потом добавляю, что из–за полчища живущих у меня юрких ящериц просто не знаю, есть ли у меня медведки.
Когда мне задают аналогичный вопрос о слизнях, я ссылаюсь на жаб и ужей, о проволочнике — на жужелиц, которых я стараюсь не беспокоить, о слепышах и хомяках — на кота Ширхана, складывающего свой «улов» у порога. И каждый раз рассказываю о беседе с фермером, продававшим картошку и баклажаны на субботнем фермерском рынке в Хартфорде (США). Это было ещё в те годы, когда я был начинающим «органистом».
— Есть ли у вас колорадский жук?
— Конечно.
— А как вы с ним боретесь?
— Зачем же с ним бороться? Если мне, чего доброго, удастся его победить, то лишатся еды и исчезнут те существа, что питаются жуком, и уж тогда он покажет мне «Къюскина мат» (запомнились американцам уроки русского языка от незабвенного Никиты Сергеевича!).
Языковой барьер помешал мне тогда толком уяснить, кто такие «те существа». Мой собеседник, по–видимому, мог иметь в виду кого–то, помимо златоглазок, божьих коровок, богомолов, трихограмм (в садовых центрах Америки продаются их яйца и личинки).
Какая глубина понимания цельности природы, какая трогательная забота о балансе! Фермер готов уступить жуку пяток–десяток процентов листвы баклажанов, чтобы не лишиться всех ста! Не надо напрягаться, чтобы представить себе, как повел бы себя в такой ситуации фермер, нацеленный на сиюминутный успех.
Помню, как оживился зал, когда С. С. Антонец отвечал на вопрос о борьбе с вредителями. Я не могу воспроизвести ответ Семёна Свиридоновича дословно, но смысл его был таков: «Мне–то что до этого? Пусть сами разбираются, кто из них вредитель, а кто хищник». В этом–то и дело: когда биоценоз избавлен от деструктивных пахоты и «химии», о вредителях можно и не думать. Баланс поддерживается самим же балансом. А вот когда земледелец брутально вмешивается в жизнь фауны, у него начинает «болеть голова» от обилия проблем, порождённых разбалансировкой.
До сих пор речь шла о том, как может измениться отношение к отдельным представителям фауны, если «приподняться над грядкой». Нечто похожее можно сказать и о растениях.
Взять, к примеру, лебеду. Хрестоматийный сорняк! Долой его! Ганьба (позор)!
«Ганьба?» — может «поднять бровь» тот, кто живёт не одним днём. Скажем, появилась молодая лебеда по соседству с капустой. И естественной реакцией является желание подрезать её или даже уничтожить с корнем, словом, не дать лебеде обидеть капусту и за счёт этого повысить вес вилка капусты на сотню–другую граммов.
А вот другая линия поведения: подрезать лебеду лишь перед бутонизацией, придержать её. Во–первых, может случиться так, что муравьям захочется организовать «пасеку» именно в этом месте, и тогда лебеда может показаться им предпочтительнее капусты. Кроме того, благодаря задержке сформируется мощный корень, и вся эта биомасса останется в земле. В ближайшие год–два она разложится, каналы заполнятся разлагающейся органикой, по ним будет ходить воздух, принося дважды в сутки подземную росу и обеспечивая нитрификацию (усвоение корнями растений свободного азота прямо из воздуха). По каналам будут свободно разгуливать черви и иные почвообразующие создания, беспрепятственно проникать вглубь корни растений, впитываться осадки… Словом, образуется клочок удобренной и пористой почвы — такой, какую не купишь ни за какие деньги, не сделаешь никакими силами, не увидишь в самом розовом сне. И такой она будет не один год!
Правда, капуста из–за соседства с лебедой, возможно, недодаст упомянутую сотню граммов (хотя это — не факт!). Но этот гипотетический недобор с лихвой окупится в последующие годы. Пойти же на такую «кредитную операцию» может лишь тот, кто не «однова живёт».
Пример с лебедой — условный. Я вовсе не хотел призвать всех разводить лебеду. Хотелось лишь сказать о том, что надо взвешивать разные факторы прежде, чем браться за подходящий к случаю инструмент. Сорняк — лебеда, сорняк! И я это не ставлю под сомнение. Только с нею надо не бороться самозабвенно, а выжать из неё по ходу дела максимальную пользу — подобно тому, как Хольцер заставляет «служить праведному делу» комаров и мух. У Зеппа комары и мухи, в конечном счете, подкармливают человека, а не наоборот! Кстати, такую же «службу» несут комары в поместье Н. С. Вепрецкого, где сооружён «зарыбленный» пруд с изумительно чистой водой. Коля с сыном Артёмом уже рыбачат на пруду, таскают килограммовых карпов, но… выпускают обратно, дают им как следует расплодиться.