Пути-Пучи

Он бы еще даймами приволок, - подумал он.

Еще Сашу удивило то, что Гурман постоянно вокруг него трется, хотя в обычное время демонстративно старался держаться от него на другом конце залы. Потом его что-то отвлекло, а полчаса спустя, когда он снова просканировал помещение (это происходило у него непроизвольно, как оглядеться), он обнаружил, что долларов у Гурмана нет. Гурман вел себя странно, вертелся как на иголках, с испугом поглядывал по сторонам.

К тому времени, как занятия закончились, Саша совершенно выбросил этот инцидент из головы, тем более что в тот день ему сильно досаждала Бобик своей ненавистью.

- Вот уж кому точно пора в психушку, - подумал тогда Саша.

Он и не подозревал, насколько верная мысль его посетила.

Как всегда, он вышел последним, чтобы (а) не смешиваться с остальными и (б) при удаче переброситься с Адамовым парой слов – к тому времени он сильно к нему привык и даже, можно сказать, привязался (голубых просят с торжествующими улыбками не спешить и вообще по возможности убраться куда-нибудь по известному адресу). Но Адамов куда-то делся. По обыкновению.

На выходе из подъезда Сашу Ендобу поджидал сюрприз. Угол Лебедя и Куницы почти в полном составе толпился у крыльца. Все угрюмо смотрели.

- Ого! – подумал Саша, вспомнил армейскую молодость и подобрался.

- Александр Всеволодович! – позвал его Гурман, стоявший в центре и даже как бы во главе делегации. – Гасспадин Ендоба!

Саша вежливо поморщился.

- Я к вам обращаюсь, гассспадин Ендоба!

Глаза гурмановы были злы, кулаки сжаты, где-то на периферии под знакомой меховой шапочкой маячило лицо Бобика.

- Я вас слушаю, - любезно ответил Саша, понимая, что влип в какую-то гнусность.

Гурман подержал паузу. Похоже, она была не специальной, просто следующие слова застряли у него в глотке.

- Так я слушаю вас, - тоном усталого психоаналитика повторил Саша.

Гурман солидно откашлялся и, наконец, заговорил:

- У меня. Сегодня. В кармане, - провозгласил он и в подтверждение похлопал себя по левому лацкану пальто. – Вот в этом самом кармане. Было. Сто. Тридцать. Два. Нет. Три! Доллара. Я… Я, вы знаете, товарищи, я человек небогатый, и для меня эти деньги… Словом, их у меня украли.

- Сочувствую, - ледяным тоном, отбивающим всякую мысль о сочувствии, посочувствовал Саша. К сожалению, у себя самого он фиксировать доллары не умел – обычное дело для всех отбирателей Ордена Пути-Пучи. Но ему и не надо было себя обшаривать, он и так все уже понял.

- Мы проверили всех, - прокурорским тоном продолжил Гурман (это была явная ложь), - и ни у кого указанных долларов не оказалось. Остались вы, Александр Всеволодович. Мы, конечно, все очень вас уважаем, но позвольте вас обыскать. Вам, так я думаю, проще всех было…

- Очинтересно, - сказал Саша и вежливо осведомился. - Ну, а если вы у меня доллары обнаружите, то как докажете, что они ваши?

- А у меня они все были в долларовых бумажках! – с наскоком сообщил Гурман.

- Так, - улыбнулся Саша. – Понятно. А если мы найдем долларовые бумажки, но я заявлю, что деньги мои и что это какое-то очень странное, если не сказать подозрительное, совпадение? Тогда что?

- Очень, очень подозрительное! – гаркнул кто-то из-за гурмановой спины.

- Так-то оно так, это как раз понятно, - согласно кивнул Саша. – Но все-таки, как вы, Сергей Степанович, докажете в этом случае, что деньги именно ваши?

Гурман разнервничался и начал угрожающе махать указательным пальцем.

- Ничего у вас не выйдет! – возопил он. – У меня все номера записаны!

- Ой, как интересно, - развеселился Саша, - Это прямо какой-то рояль в кустах. Это что же, случайно у вас получилось?

- А хоть бы и случайно, тебе-то что?

Тут Гурман осекся и растерянно оглянулся на остальных. Ситуация грозила обернуться против него самого.

- Ну… не случайно, конечно, - продолжил он тоном ниже. – Просто я человек небогатый, коплю, сколько могу… Номера записываю. Для меня доллар, это… И вот… Словом, записал я все номера. Для надежности. И-хо-те-лось-бы-про-ве-рить!

Саша огорченно вздохнул.

- Ну, тогда что ж. Тогда обыск имеет смысл. Только, если вы позволите, я произведу его сам. На ваших глазах, конечно. Не так унизительно, согласитесь.

Согласились. Молча. Глядя нехорошо.

- Так, - сказал Саша. – Смотрим. Сначала пальто. Правый карман.

Он похлопал по карману, сунул в него руку.

- Ключи. Бумажка какая-то. Зажигалка. Ох, черт, сигарет забыл подкупить. Извините. Дальше все. Пусто. Демонстрирую.

Вытащил наружу карман.

- Теперь левый. Вообще пусто. Смотрим, смотрим! Теперь… внутренний… Ого!

Саша порылся в левом нагрудном кармане, засунул руку поглубже…

- Вот они. Доллары. Много и по долларовой бумажке. Они?

- Они! – истерически крикнул Гурман, еще даже и долларов не увидев. – Ох, сволочь! Вот ведь зараза! А я думал, кто это у меня…

- Дальше что? – перебил его Саша, бросая доллары под ноги Гурману. – Морду бить?

- Э, нет! – торжествующе прохрипел Гурман, собирая со снега деньги. – Морду зачем же? Мы тебя, зараза…

- В милицию?

- И не надейся, гадина ты такой! Мы тебя под суд Пути-Пучи, к Адамову отведем! Там ты поймешь, козел, что это такое нарушать Главное правило Угла! Вот там-то тебя ущучат!

Действительно было такое правило. И главным почему-то звалось. Саша еще посмеивался над ним.

- Как у уголовников, - говорил он. – Вор у вора дубинку не укради. Опустят - это самое меньшее.

В Углу Лебедя и Куницы, конечно, не опускали и вообще никакого насилия, разве только что на занятиях, но там это учеба. Провинившегося, как было сообщено Саше в самом начале его путипучеристской карьеры, просто выгоняли, в качестве высшей меры предварительно пропустив через процедуру всеобщего отбирания. Председатель Угла (в данном случае Адамов) в этой аллее шпицрутенов был последним – утверждали, что он отбирал у наказанного дар отбирания.

Табу-то оно, конечно, было табу, но какое-то несерьезное. Некоторым, например, тому же Гурману, все сходило с рук, воспринималось как невинная шалость, ну разве что пальчиком иногда погрозит Адамов – мол, ай-ай-ай, как нехорошо, а ведь совсем взрослый мальчик. Никто никогда в Ордене не объяснял Саше, какое отбирание у своих есть элементарная шалость, а какое – смертный грех. Он должен был сам догадываться. И он догадывался, что отнимание денег у своих вряд ли добром закончится. Что и происходило.