Страница 8 из 14
В ночь на 1 мая 1943 года на третьем боевом вылете их сбили в районе Крымской. Ольге удалось посадить машину, но на вражеской территории. Двое суток пробирались они через линию фронта. Спасло их то, что недалеко были плавни: болото и камыши, в них они прятались от немцев. Нашли они эти плавни по кваканью лягушек. В день рождения Санфировой - 2 мая Руфа подарила ей четыре семечка подсолнуха, которые завалялись в кармане…
Ночью шли, видели, как летают По-2, а днем наблюдали воздушные бои и радовались за наших летчиков. На рассвете 3 мая вышли на наши передовые артпозиции. Их тепло встретили, покормили и помогли добраться до полка… В ночь на 4-е они снова летали на задание…
Руфа пишет в литературном журнале 2-й эскадрильи: «Только и теперь я не могу равнодушно переносить кваканье лягушек. Невольно наворачиваются слезы умиления и благодарности. Кому как, конечно, а мне лягушачья песня дороже соловьиной трели…» [45]
Потом их машину подожгли уже при полетах в Польше, в районе Населска. Они выпрыгнули с парашютом (с 44-го года полк летал уже с парашютами), попали на нейтральную полосу. Ольга Санфирова подорвалась на противопехотной мине, а Руфу вынес на руках наш боец. Руфа потом стала летать с новым командиром эскадрильи - Надей Поповой.
Мне казалось, что она не сможет летать после всего пережитого. Но Руфина Гашева была необыкновенным человеком, с такой силой духа…
И Санфирова, и Гашева, и Себрова, и Меклин - все они стали Героями Советского Союза.
Ира Себрова сделала в полку больше всех вылетов - 1004, даже произнести страшно. Я думаю, что во всем мире не найти летчика с таким количеством боевых вылетов. А была она тихой, скромной, вроде бы и не яркой девушкой.
После войны рассказал мне муж Себровой - Саша Хоменко, как перегнал он Ирину машину из ремонта в полк. Саша служил тогда инженером в ремонтной мастерской (ПАРМ). Туда мы отправляли самолеты, когда был выработан моторесурс или машина требовала ремонта после обстрела. Самолет восстанавливали и возвращали на фронт.
Прилетел Саша на аэродром в Ивановской, и Ира стала опробовать машину. Саша сел во вторую кабину. Договорились, что петлю она делать не будет, поэтому он не привязался. И вдруг он видит, что она начала делать петлю, забыла, что он не привязан. «Я вцепился в борта кабины, когда был вниз головой - чуть не выпал».
Очевидно, Ира вспомнила о нем, быстро снизилась, села на площадку, выскочила из кабины и пошла на КПП… «Я зарулил машину на стоянку, - продолжал рассказывать Саша, - пошел тоже на командный пункт. Вижу, Ира сидит на скамейке, руками за голову держится и говорит мне: "Если бы ты выпал, что бы я сказала командиру полка?"…»
Осень 1942 года. Шли бои под Сталинградом. Наш фронт проходил среди гор и рек. Отступать было некуда.
Наступило 7 ноября. Было объявлено общее построение полка в длинном коридоре одноэтажной школы. В моих руках пачка с поздравительными приказами по дивизии, 4-й Воздушной Армии, ВВС фронта. Я начала их читать. Вдруг к школе подъезжает сразу много легковых машин, выходит группа генералов, среди них знакомый - только Вершинин. Я судорожно нахожу старшего, с максимальным количеством звездочек и докладываю: «Полк, смирно! [46]
Товарищ генерал-полковник, 588-й авиаполк для чтения приказов построен! Начальник штаба, лейтенант Ракобольская». Он здоровается. В это время вбегает вызванная дежурным Бершанская, тоже считает звездочки: «Товарищ генерал-полковник». Это же повторяется с командиром дивизии полковником Д. Д. Поповым.
- Да что же вы все меня в звании снижаете! - усмехнулся командующий фронтом, генерал армии Тюленев… (а это мы привыкли, что, кроме звезд, на петлицах есть еще авиационная птичка, и недосчитывали одну звезду).
Повернулся Тюленев к генералам: «Это вы писали поздравительные приказы, поздравьте лично, быстрее будет и лучше».
А последним выступил сам, рассказал про первые победы под Сталинградом, а потом о нашем фронте, что перешли мы в наступление и взяли Гизель. Полк взорвался криками «ура» и аплодисментами (это в строю-то).
После построения все командование собралось в нашем штабе, мы доложили командующему о своей работе и своих проблемах, в том числе о громадных кирзовых сапогах… Брюками нашими он тоже остался не очень доволен. И вот через какое-то время сняли со всех мерки и прислали нам коричневые гимнастерки с синими юбками и красные хромовые сапожки - американские. Только воду они пропускали, как промокашка.
Долго после этого считалась у нас форма с юбками «Тюленевской», и надевали мы ее по приказу полка: «Форма одежды парадная». Например, когда получали Гвардейское знамя. Летать же в юбках, или бомбы подвешивать, или мотор чистить, конечно, было неудобно…
* * *
Вскоре после посещения полка Тюленевым пришло письмо от Вершинина.
Письмо К. А. Вершинина Е. Д. Бершанской:
Т. Бершанская!
И все твои бесстрашные орлицы, славные дочери нашей Родины, храбрые летчицы, механики, вооруженцы, политработники!
Приветствую и крепко жму руку.
1. Посылаю некоторое количество хотя и не предусмотренных «по табелю», но практически необходимых принадлежностей туалета. Кое-что имеется в готовом виде, а часть в виде материала, т.е. необходима индивидуальная пошивка. Я думаю, с последним справитесь.
Распределение сделайте своим распоряжением.
Получение прошу подтвердить. [48]
2. Материал на присвоение полку звания Гвардейского - на подписи. Заслуги полка у всех вызывают единодушное одобрение. Заботу о всех вас проявляет лично т. Тюленев.
3. Приказы по индивидуальным правительственным наградам подписаны в отношении вашего полка - без изменений.
Искренне поздравляю награжденных и желаю всем вам боевых успехов.
4. В отношении двух девушек, допустивших ошибку, - не нарушайте товарищеской обстановки. Дайте им возможность спокойно работать, а через некоторое время возбудите ходатайство о снятии с них судимости. Я уверен, что в конце концов они, так же как и все остальные, будут достойны правительственной награды{6}.
5. При возможности прошу сообщить, какие у вас есть нужды и просьбы. Будьте здоровы!
Желаю успеха в боевых делах!
Командующий ВВС фронта К. А. Вершинин [49]
* * *
Выдуманный мой! Мой чудесный несуществующий человечек! Какое завтра число? 22.12.42 г. Впрочем, это уже не завтра, а сегодня. Как быстро настоящее становиться прошлым, а будущее настоящим.
Итак, 23 года! Это уже вещь. Вот она и кончается - юность. Жалею? Нет. Подвести итоги, что ли? Не надо.
23 года! Вместе с этим годом осталась в прошлом вереница людей, теперь ушедших из моей жизни. Жалею? Нет, нет. Подвести итоги, что ли? Незачем.
Чего же я хочу в 24 ща?
Короче. Короче.
1. Хочу научиться работать лучше, так, чтобы в глубине души быть довольной собой. Успеха в работе. Сил для этого.
2. Хочу увидеть маму. Пусть ненадолго.
3. Хочу сохранить себя такой же.
И это все не подразумевает конца войны. Ибо конец войны - это настолько велико, что смешно желать в день рождения.
Вот и все. И это будет.
Интересно, сколько лет я знаю тебя? Почти четыре года. И ха все это время не поумнеть… Ну и пусть. Ну и пусть это глупо - эти письма неизвестному, несуществующему. Это же мой секрет. Это же мои письма себе. И нельзя всю жизнь делать одни умные вещи. Хочу - есть йты. Хочу - нет. Здорово. Последнее время ты был под Сталинградом. Ну, что же, будь и сейчас там.
* * *
До 1944 года летали мы без парашютов. Да и кто раньше брал парашют на самолет По-2? Логика была простая: «Если собьют над вражеской территорией, то лучше погибнуть, чем попасть в руки к фашистам, а если над нашей, то как-нибудь сядем, наша машина прекрасно парашютирует»… Так и случалось. У Веры Тихомировой заглох мотор на высоте 1000 м, и она, планируя, посадила самолет. Дина Никулина села прямо на автодорогу, хотя была ранена. Да и кабины тесные, а штурман обычно брал себе на колени САБ и мелкие бомбы (например, «лягушки» - они прыгали, прежде чем взорваться), а потом сбрасывал их прямо через борт над целью. Да и вес был лишний…