Страница 2 из 4
– Давно ты здесь? – спросила Дженни, поставив чашку с блюдцем на поднос.
– Два года уже, – погруженная в свои воспоминания, не сразу ответила Ванесса. – Я хотела перевезти Андреа к себе в Нью-Йорк, но врач запретил, объяснил это тем, что она не выдержит переезда. Вот поэтому и приходится торчать здесь, в этом маленьком городишке, в этом полузаброшенном доме. На все сил не хватает, да и времени тоже. Я практически не отхожу от Андреа. Расскажи теперь, как ты жила все эти годы? Почему сбежала из родного дома? Я пыталась выспросить у Андреа причину твоего поступка, но она молчит, ни слова не говорит мне. Кстати, деточка, почему ты приехала одна, где твой муж? – Ванесса проникновенно посмотрела на Дженни, отчего ту даже передернуло. Тягостно сглотнув большой ком, Дженни некоторое время собиралась с духом, мучительно решая, о чем конкретно рассказать Ванессе. «Опустить неприятные моменты из своей жизни или поведать обо всем, как есть?» Прикинув все за и против, она решила: для того чтобы Ванесса поняла истинную причину ее бегства из дома, ей придется рассказать всю правду, ничего не скрывая и не сглаживая ни одного неприятного момента. «Пусть уж лучше Ванесса все узнает от меня, чем от посторонних людей».
Откинувшись на спинку дивана, Дженни закрыла глаза – и первое, что она вспомнила, это дикий страх при появлении в их доме Айка. Рассказывать, почему она сбежала из дома, как попала в Нью-Йорк, как познакомилась с Билли, который принудил её к проституции, было невероятно сложно. Несколько раз Дженни закрывала лицо руками и плакала. Даже спустя много лет ей было ужасно стыдно и больно. Вновь ощутив омерзение, граничащее с помешательством, Дженни поспешила перейти к более приятным воспоминаниям, продолжив рассказ о том, как она познакомилась с Мадлен, как стала работать в центре. Она по-доброму вспомнила о Брендоне, называя его настоящим другом. Ванесса не отрывала взгляда от внучки. Она то и дело охала, сдвигала брови, хваталась за успокоительные лекарства и, с облегчением выдыхая, радостно прижимала руки к груди. Когда очередь дошла до Дэниела, Дженни зажмурилась и несколько минут не могла произнести ни слова.
– Почему ты замолчала? Кто такой этот Дэниел? – осторожно спросила Ванесса.
– Отец ребенка, – тихо ответила Дженни, печально поднимая глаза на Ванессу. Скрывать, кто такой Дэниел, смысла не было. Вытерев краем салфетки выступившие крупными горошинами слезы, Дженни принялась рассказывать историю знакомства с мужчиной, которого до сих пор была не в силах забыть, который, несмотря на жестокое предательство, все же продолжал её волновать.
– О боже! Девочка ты моя несчастная, сколько же испытаний и горестей выпало на твою долю! Как печально, что вы расстались, как печально, что нельзя вернуть время вспять. Конечно, не мне судить, но, по-моему, вы оба были неправы. Мне очень жаль, что все это время мы были с тобой вдалеке друг от друга и в то же время очень близко. Если бы я знала, что ты живешь в Нью-Йорке, я обязательно помогла бы тебе. Я живу в западной части Манхэттена – в Гринвич-Виллидж, на Гроув-стрит. Как я люблю это место! Оно такое уютное, такое тихое. Представляешь: местные продавцы знают всех нас, старых жителей этого района, по именам! Сначала меня это удивляло и настораживало, а потом я привыкла. Напротив моего дома находится самое замечательное кафе в мире! Там продают самые вкусные, самые потрясающие пирожные от Магнолии Бейкери. Ты знаешь, я объездила много стран – и, уж поверь мне на слово, где бы я ни покупала для сравнения пирожные, лучше, чем у Магнолии, нигде нет!
«Ванесса рассказывает это с таким азартом, как будто она рекламный агент, продвигающий свой товар!» – подумала Дженни, с нежностью глядя на Ванессу.
– У нас вообще очень много уютных кафе. Я специально хожу туда, занимаю свое местечко и наблюдаю за приходящими туда молодыми девушками и юношами и, ты знаешь, даже набираюсь сил и бодрости, когда вижу, как они радуются жизни, смеются, как они влюблены. Они вдохновляют меня! Ой, Дженни, я совсем заболтала тебя, извини, дорогая, что отвлеклась. Так что ты теперь намерена делать? – спросила Ванесса.
– Я вернулась домой. Мое место теперь здесь, рядом с вами.
– А ребенок?
– Я оставлю ребенка, иначе и быть не может, – уверенно ответила Дженни.
– Вот и славно! Значит, скоро у меня родится правнук или правнучка! Какое это счастье! – скрестив ладони на груди, радостно воскликнула Ванесса. Одобрительно похлопав внучку по плечу, Ванесса, вдруг спохватившись, спросила:
– Ты, наверное, хочешь сейчас подняться к Андреа и поприветствовать её?
– Да, было бы неплохо, – тихо ответила Дженни, чувствуя, как от волнения ладони становятся липкими. Чтобы побороть тягостное чувство страха и вины перед больной матерью, Дженни решила не откладывать до вечера встречу и подняться, даже несмотря на сильную усталость. Она уже приготовилась к самому худшему, хотя до последней секунды надеялась, что дела матери не так безнадежны.
– Я сразу хочу предупредить тебя, милая. Андреа понимает, что происходит, но не говорит и практически не двигается. А теперь пойдем, – Ванесса обняла Дженни за плечи и, прижав её к себе, медленно направились с ней на второй этаж, в спальную Андреа.
Подойдя к лестнице, Дженни на мгновение остановилась, специально пропуская вперед Ванессу. Сглотнув подступивший к горлу ком, она громко выдохнула и решительно сделала первый шаг.
Глава 2
Спальная, выходящая окнами на южную сторону, была освещена ярким весенним солнцем. Андреа неподвижно лежала на высокой кровати и смотрела в окно. Услышав посторонние звуки, она повернула голову и, широко раскрыв испуганные глаза, уставилась на открывающуюся дверь. В комнату вслед за Ванессой робко вошла Дженни. У Андреа от увиденной картины заметно участилось дыхание, щеки покраснели, выступившие слезы застилали глаза, тонкой ниточкой стекая по худым морщинистым щекам, но это нисколько не мешало ей. Не отрывая глаз, она рассматривала такую красивую и уже совсем повзрослевшую дочь.
«Боже! Мамочка! Как же ты изменилась! Какая же ты стала. Ты лежишь сейчас такая беспомощная и такая потерянная. Я помню, какой ты была сильной и уверенной, и вдруг ты даже слова не можешь произнести!»
– Ванесса, а она понимает, кто я? – повернувшись, дрожащим голосом спросила Дженни.
– Конечно. Она часто вспоминает о тебе. Подойди ближе, смотри, как она разволновалась, даже испарина на лбу выступила, – тихо произнесла Ванесса, заботливо вытирая платком с лица Андреа слезы и пот. – Андреа, смотри, дорогая, к нам Дженни приехала. Ты рада? Конечно же, рада, по-другому и быть не может. Тише, тише. Не волнуйся слишком сильно, дорогая. Что? Что ты хочешь? Тебе блокнот подать? – Ванесса уловила сигнал от Андреа и, повернувшись к комоду, вынула блокнот и ручку. Подсунув все дочери под руку, женщина стала быстро нажимать на рычаг кровати, чтобы немного изменить её положение.
– Мама, здравствуй, – прошептала Дженни, сдерживая слезы. Она старалась оставаться спокойной, но мелкая дрожь выдавала все переполнявшие её эмоции. Сил произнести что-то ещё совсем не было. Дженни смотрела на мать и никак не могла поверить, что такая уверенная, гордая женщина теперь была абсолютно беспомощна. Слезы, не удержавшись, стали падать одна за другой на белоснежное покрывало, и Дженни, не в силах больше подавлять свои чувства, расплакалась в голос, позабыв всю многолетнюю обиду и неприязнь к матери. Она вдруг ясно осознала, насколько тяжело сейчас Андреа.
Не отрывая глаз от дочери, Андреа что-то нацарапала и, выбившись из сил, сразу обмякла, тяжело опустив веки. Смахнув слезы, Дженни осторожно вытащила из-под руки Андреа блокнот и, прочитав одно-единственное слово «Прости», разрыдалась с новой силой. Снова бросившись к матери, она стала с такой силой осыпать Андреа поцелуями, что даже испугалась, не причинит ли ей вред. Шепча на ухо, Дженни тоже просила у матери прощение за все. Ненависть, мучившая её столько лет, испарилась вмиг, осталась лишь вина, что она бросила Андреа, что ни разу не поинтересовалась, как живет родной ей человек.