Страница 39 из 67
В целом же белогвардейское командование считало сибирское казачество надежной социальной опорой власти и даже возложило на него главную надежду при подготовке к проведению Тобольской наступательной операции в августе — сентябре 1919 г. Контрразведка своевременно предупредила командование, что при проведении мобилизации в ряде станиц казаками были проведены секретные круги, на которых серьезно обсуждался вопрос о переходе на сторону красных. Однако эти сведения Ставка всерьез не рассматривала, что стало ее роковой ошибкой: в самый неподходящий момент атаман П.П. Иванов-Ринов отказался исполнять директивы белого командования и участвовать со своим корпусом в наступлении{430}.
По данным контрразведывательных органов на начало октября 1919 г., воевавшие на фронте казаки настроены были воинственно и желали бороться с красными до победного конца. Остальные казаки не знали, за что борются, поэтому относились к войне индифферентно{431}. Однако, когда гибель белогвардейской государственности на Востоке России стала очевидным фактом, казачьи формирования всеми силами начали уклоняться от службы{432}. Подвергнутые разложению казачьи части во время боев в районе Иркутска оказались неспособны оказать сколь-нибудь серьезное сопротивление наступавшим частям Красной армии.
Настроения сельских жителей Сибири, причины и характер восстаний крестьян стали предметом изучения контрразведки и государственной охраны.
По нашему мнению, серьезная ошибка, допущенная белыми еще в начале войны, заключалась в откладывании разрешения ряда насущных социальных вопросов (и прежде всего земельного), которое предусматривалось провести после победы над большевиками. Не вполне удовлетворяла население и политика «непредрешения» государственного строя России, который должно было определить после победы над большевиками Национальное учредительное собрание — но не старое, разогнанное большевиками и не признававшееся белыми по причине его демократизма (под предлогом того, что оно было избрано в «обстановке народной смуты»), а вновь созванное. С одной стороны, уклончивый лозунг непредрешения был единственно реальной в тех условиях попыткой сплотить под своими знаменами сторонников монархии и республики. Но он вызывал и ряд вопросов. Упоминание об Учредительном собрании и «народоправстве» не могло удовлетворить монархически настроенное ядро офицерства. Сам адмирал А.В. Колчак отмечал, что идея Учредительного собрания не действует. В то же время монархические лозунги не пользовались популярностью среди интеллигенции, рабочих и крестьянства.
Для неграмотного, аполитичного крестьянства «буржуазные» лозунги были чужды и непонятны. А чего было хотеть от безграмотных крестьян, если образованные офицеры затруднялись ответить на важнейшие в тот момент времени вопросы: за что они воюют и что несет белая власть простому человеку? Деревенских жителей больше интересовала проблема, чьей будет земля. От сменивших советскую власть антибольшевистских режимов они ждали разрешения аграрного вопроса, разумеется, в свою пользу. Однако белые, отменив большевистский Декрет о земле, так и не смогли предложить закона, удовлетворяющего нужды основной массы населения страны.
В ходе Гражданской войны отчетливо проявилась ментальная черта нашего народа — во всем полагаться на административно-регулирующую роль государства, которое для него «являлось источником порядка, инициатором и двигателем любых перемен, носителем и защитником его благ»{433}. Но белогвардейские режимы не оправдали надежд и чаяний широких слоев населения. Характеризуя работу омского правительства, управляющий Министерством иностранных дел И.И. Сукин признавал: «При затянувшейся борьбе такая попытка удовлетворить сразу всех становилась мало практичной и вынуждала правительство к бесплодной эквилибристике, в которой оно теряло сочувствие каждой группы в отдельности. Все громче поэтому раздавались голоса о необходимости сделать выбор, оценить по достоинству все политические и хозяйственные слои населения, которые нуждались в правительстве, и повернуть руль в определенном направлении… Теряясь в сомнениях и колебаниях, мы искали курса, который позволил бы омскому правительству хотя бы как-нибудь продержаться»{434}. Да и сам состав правительства, взявшего на себя роль всероссийского, оставлял желать лучшего. Американский дипломат Моррис отмечал: «Штатские члены правительства были людьми серьезными, политически умеренными, но ни на что не способными». Генерал А.П. Будберг утверждал, что адмиралу с таким Советом министров «не выехать на хорошую дорогу; слишком уж мелки, эгоистичны и не способны на творчество и подвиг все эти персонажи, случайные выкидыши омского переворота». Сам адмирал А.В. Колчак говорил о некоторых из своих министров: «После встречи с ними хочется вымыть руки»{435}. Возможно, следует согласиться с мнением современного исследователя А.А. Реца, что «стремление во многом организовать власть по старому законодательству предопределило ее непригодность к нуждам Гражданской войны и имевшимся ресурсам. Прежде всего, это произошло из-за неспособности Омска создать четко функционирующую систему органов власти. Это было обусловлено проникновением во властные структуры некомпетентных и корыстных людей»{436}.
Надежды избавиться с приходом белых от большевистской продразверстки быстро сменились у крестьянства разочарованием и озлобленностью к новым налогам, реквизициям и насильственным мобилизациям. Ответной мерой власти на неповиновение в условиях военного времени стал террор, по своей суровости мало чем отличавшийся от красного (хотя и менее системный и массовый). Ответной реакцией населения было широкое партизанское движение, которое активно использовали в своих целях большевики и эсеры.
Как показывает анализ научно-исследовательской литературы и архивных документов, настроения сельского населения, причины и характер восстаний крестьян в основном стали предметом пристального изучения органов контрразведки. Исследователь Е.А. Корнева пишет, что наиболее характерными причинами волнений крестьян, возникавших, как правило, из-за незнания целей и мотивов правительства, контрразведчики считали конфликты по поводу мобилизаций, злоупотреблений казачьих атаманов, арестов дезертиров, сбора налогов, борьбу с самогонными заводами. Крестьяне воздерживались от взноса податей, объясняя, что они не знают, кому эти деньги пойдут, т.к., по их мнению, настоящего хозяина в России в то время не было. Общая цель крестьянских восстаний в некоторых районах состояла в том, чтобы «сбросить казацкое иго, установить крестьянское правление»{437}.
Управляющий Амурской областью Прищепенко сообщал в январе 1919 г.: «Настроение в области тревожное, масса большевиков… подстрекают население [к] выступлениям. Поступают донесения [о] скоплении большевистских отрядов… Милиция только формируется. Японцы оказывают весьма существенную помощь. Русская военная власть жалуется недостатком средств, теплой одежды… Требуется более энергичная борьба [по] охране государственного порядка»{438}.
В апреле 1919 г. сельский секретарь села Тюменькино Бугринской волости Новониколаевского уезда Томской губернии Н. Врушковский доносил: «Настроение 8/10 сельского населения… затаенно-враждебное, все симпатии на стороне российских большевиков, которых ждут из-за Урала как избавителей», при этом действия колчаковского правительства рассматриваются «как порабощение и переход к монархизму», и даже выборная администрация волостных земств в своей массе состоит из малограмотных крестьян, подверженных влиянию большевистской агитации{439}.