Страница 3 из 30
«Становись! Р-р-равняйсь! Смир-р-но!» - самые любимые слова Клюева. [12]
Правда, иногда он бывает многословен, и тогда в его лексиконе появляются более обширные фразы, вроде: «Грудь вперед! Живот убрать! И не шевелись!» Однако это лишь дополнение к излюбленной команде «Смирно».
Теперь двенадцать отличников, выпускников училища, направляемых в действующий полк, Клюев сопровождает к вокзалу.
- Смир-рно!
Клюев в последний раз придирчиво осматривает строй уже бывших курсантов.
- Р-разойдись!
Гудит паровоз. Мы подносим руки к пилоткам и щелкаем каблуками. По уставу. С особым шиком. Как учил Клюев. А он просто обнимает нас за плечи и целует. Это не по уставу.
Глава 2. Новички
Мы прибыли в полк. Хотя он и называется действующим, но расположен далеко от фронта. Поэтому, если забыть про голодный тыловой паек, здесь еще не чувствуется войны. По утрам построение, поверка, короткая политинформация о положении на фронтах. Сводки Совинформбюро скупо сообщают об оставленных городах. Летчики молча расходятся по самолетам.
Каждый день тренировочные полеты. Почти как в училище.
Вечером мы идем в театр. Тщательно надраенные сапоги на версту разят густым запахом ваксы.
Мне кажется, что спектакль сегодня только для отвлечения мыслей от тревожной действительности, только для того, чтобы забыть на миг самое главное - войну. Но она напоминает о себе размеренным шагом кирзовых сапог. Выйдя на сцену, посыльный из штаба, смущаясь, одергивает гимнастерку:
- Товарищи летчики! Приказано явиться на аэродром!…
Негромкие хлопки стульев, шарканье сапог по полу. На миг умолкшая музыка продолжается с оборванного такта. Жизнь идет своим чередом.
Семь километров от театра до аэродрома преодолеваем бегом. Рядом с аэродромом виднеется длинный эшелон из теплушек и платформ.
- Самолеты на платформы! [13]
- Первая эскадрилья! Вторая!
- На посадку.
Посредине теплушки железная печурка-«буржуйка». Тепла от нее почти нет. Температура не выше, чем на улице. Эшелон то стоит сутками в чистом поле, то идет не останавливаясь мимо станций.
Каждый из нас уверен, что стоит только нам попасть на фронт - и тут же изменится ситуация всей войны в нашу пользу. Скорей бы уж пришел наш эшелон на фронт!
И все же невольно задумываемся: как мы будем воевать? Самолеты у нас У-2. Небесные тихоходы, простейшие учебные самолеты, собранные по военным училищам и сибирским аэроклубам, предназначенные только для учебных полетов начинающих летчиков.
Через год, когда полк, преклонив колено перед боевым знаменем, даст клятву гвардейцев «Ни шагу назад!», новичкам не придется ломать голову в поисках ответа на этот элементарный вопрос: как воевать?
О подвигах гвардейцев будет знать вся страна. А сейчас выгруженные с платформ самолетики стоят на подмосковном аэродроме рядом с грозными истребителями и бомбардировщиками, и такой у них вид, что не приходится обижаться на кличку «кукурузник», которая прочно пристала к нашему У-2{2}.
С каким нетерпением и волнением мы все ожидаем первого боевого вылета! Ни у кого из нас еще нет боевого опыта, никто, за исключением командира полка, комиссара и штурмана, даже не представляет, что такое война.
Большая поляна с укатанной полосой снега - аэродром. Наш полк размещен в избах, где еще недавно жили немецкие летчики. По всему видно, что фашистские асы устраивались здесь прочно и надолго. Правда, говорят, что каждому из них фюрер обещал более комфортабельное жилье в самой Москве. Но случилась неувязочка - прогнали отборные войска фюрера от русской столицы! Сбежали эти асы, оставив всю аэродромную технику, емкости с горючим, запасы бомб, снарядов и патронов. Оставили в избах, помимо запасов консервов и шнапса, расклеенные по стенам вырезки из солдатских журналов и портреты своего обожаемого фюрера.
Наш командир эскадрильи посмотрел на эти залепленные бумажными картинками стены и не вытерпел: [14]
- Отдраить! И чтоб духу их!…
Он первый засучил рукава. К вечеру свежепобеленные стены сверкали чистотой.
Вскоре пришел боевой приказ. Первый боевой приказ по полку. Первый боевой вылет. Готовимся к нему, как к выпускному экзамену, который недавно прошел для нас в военном училище. Предстоящая цель - вражеский аэродром близ города Юхнова.
Помимо нас, летных экипажей, на аэродроме собрались все свободные от нарядов и службы работники штаба и батальона аэродромного обслуживания. Здесь даже машинистки и девчата из санчасти. Мы видим их восторженные взгляды и чувствуем себя именинниками.
Темная ночь. Редкий снежок ухудшает и без того плохую видимость. Плывут внизу черные кляксы лесов по серой промокашке снега. Кое-где виднеются пятнышки деревушек, едва угадывается дорога, скрытая снегом речушка. Не уклониться бы с курса, выйти бы на цель… Для этого надо непрерывно сравнивать карту с местностью. Включаю у себя в кабине свет и раскладываю на коленях планшет с картой.
- Во-о! Устроил иллюминацию! - возмущается мой летчик Федор Маслов. - Выключай, слепит!
- Федя! Мне же надо сориентироваться! Я на минутку!
Я понимаю: темнота - наша единственная защита, но я боюсь отклониться в сторону, мне необходимо вывести самолет на цель! Быстро сравниваю карту с местностью - идем правильно. Свет горел какую-то минуту, но за это время самолет успел отклониться от курса. Как же я не додумался раньше до простейшей вещи: заучивать маршрут полета на память? Позже это войдет в привычку и не раз выручит в самой сложной обстановке. Я с волнением вглядываюсь в очертания плывущей внизу земли и стараюсь увидеть, где же линия фронта. Будто угадав мои мысли, шевелится в своей кабине Федор.
- Скоро ли эта чертова линия? - спрашивает он.
- Наверно, подходим.
- А ты не наверно, ты - точно!
- Что, Федя, коленки трясутся?
- Так же, как у тебя, - парирует мое злословие Федя. - Вылет-то первый.
- Первый, - миролюбиво соглашаюсь я.
А тут из темной глубины леса, что распластался под нашим крылом, вдруг поднимается извилистая цепочка желтых светляков и тянется в сторону самолета. [15]
- Во-о! - восклицает Федор. - В нас метят! Значит, прошли линию фронта?
- Выходит, прошли.
Вторая очередь проносится ближе. Желтые пунктиры пулеметной трассы уже не извиваются, а со свистом рвут воздух равными промежутками: вжик-бам, вжик-бам!…
Но вот впереди изгиб дороги, за ним лесок, близ которого - цель. Ну-ка, штурман, чему тебя учили в военном училище? Напряженно вглядываюсь в лесной массив. Вот на опушке какие-то бесформенные пятна… Да это же самолеты, замаскированные срубленными стволами елей!
- Самолеты! Федя, самолеты!
- Где? Не вижу.
Федя вертится на своем сиденье, высовывает голову за борт кабины, и… самолет уходит в сторону!
- Эх, ты! - в сердцах восклицаю я. - Сошел с боевого курса! Давай заходи снова. Вдоль кромки леса.
Федя разворачивает самолет и заходит снова. Мне видно, как внизу начинают взрываться бомбы, сброшенные с других самолетов, а небо исчерчивают сверкающие трассы крупнокалиберных пулеметов. Но Федя вертится на своем сиденье, выглядывает из кабины, и самолет все дальше отклоняется от лесной опушки.
- А мы с тобой так не выйдем на цель, Федя! Заходи снова!
- Пожалуйста! Хоть сто раз!
Но зайти снова уже труднее: включилась вся зенитная оборона противника, пулеметные очереди, снаряды тяжелых зениток ложатся все ближе.
- Почему не бросаешь бомбы?! - нервничает Федя. - Смотри, другие-то бомбят!
- Сбросим и мы. Только выполняй мои команды. Чуть влево! Так держать!
Команда «Так держать!» подается летчику на боевом курсе. «Так держать!» - и летчик не имеет права дрогнуть, не имеет права изменить курс, высоту. Об этом говорит боевой устав. Это знает и Федя. Но в самолет упирается слепящий луч прожектора, рядом проносятся пылающие сгустки огня зениток и… Федя пытается отвернуть в сторону!