Страница 14 из 47
— Кушай, Сема, кушай. Ты совсем ничего не ешь!
Обед, в общем, прошел благополучно, если не считать маленького происшествия. Кто-то вдруг, царапая ноги, быстро взобрался ко мне на колени. Я так и оцепенел с ложкой у рта.
— Обжегся? — заботливо спросила Нина.
На коленях у меня сидел большой рыжий кот. Я старался его потихоньку спихнуть, но он озлился и цапнул меня за руку. Пришлось вмешаться хозяевам.
— Веник возьму! — крикнула Нина.
Кот прекрасно понял ее и моментально ускакал на кухню.
— И над чижом вот так озорничает, — кивнул в его сторону Валентин Петрович.
Домой я не шел — летел, заботливо прикрывая полой пальто клетку с чижом. Больше двух часов я пробыл, у Валентина Петровича, а пролетели они незаметно. Нина говорила, чтобы я заходил к ним чаще. Я буду заходить. Почему не заходить, если мне у них нравится и они ласково ко мне относятся. За эти часы я даже ни разу не вспомнил, что дома, наверно, сидит Николай и говорит о хорошей погоде, о том, что в жизни добиваться уважения обязательно надо, хотя это не каждому удается. И он приосанится после этих слов, так что сразу поймешь, кого он считает добившимся цели. Будь я дома, он стал бы смотреть на меня темными непонятными глазами и покачивать головой в такт своим словам. Это значит, он не верит, будто я смогу добиться у людей уважения. По его словам, я не умею разговаривать со старшими: невыносимо груб. Но ведь таким, как Николай, и не заметишь, как нагрубишь.
Я проходил темной улицей. Вот шоссе — и наш дом. Ни души кругом, тишина…
— Стой, друг! — послышался в это время голос, который заставил вздрогнуть: Пашка! Я бросился бежать, но куда там! Пашка перерезал дорогу.
— Давно тебя поджидаю, — сообщил он. — А ты и не думал, что встретимся? Мое слово — олово. Сказал, встречу, — так и будет.
Он с интересом взглянул на оттопыренную полу пальто.
— Чего прячешь? Ага, птичка! Нехорошо от друзей прятать. Покажь!
Я распахнул пальто. Но Пашка не удовлетворился этим. Он захотел ощупать клетку руками.
— Не трогай, Пашка! Это учительский чиж. Он ненадолго дал… для наблюдения. Мы птиц проходим…
— Не бреши! — остановил он меня. — Вы сейчас лягушек повторяете. Сегодня Голубин болтал, как получить скелет лягушки. В муравейник — и через два часа готовые косточки… А хорошая птичка! Чиж, говоришь, называется?
С этими словами он вырвал у меня из рук клетку. Не помня себя, я набросился на него и сразу отлетел в снег. Разве справишься с Пашкой?
— Так будет лучше, — сказал он со злобой. — Чиж мой по праву. Принесешь деньги — отдам назад. Не принесешь — прощайся с птичкой. Не видать тебе ее, как своих, ушей.
Я уже не пытался отнимать, а просил:
— Отдай, Пашка! В самом деле учительский чиж. Деньги я тебе принесу. А чижа у меня потребуют…
— Затем и брал, что он учительский. Если бы твой — не взял. Ты бы деньги и не стал отдавать, сказал: пусть чижом подавится. А тут принесешь, как миленький.
Я плакал от стыда, бессилия, оттого, что ничего не могу поделать. Пашка уйдет, мне останется только смотреть ему вслед.
— Гад ты, Пашка! Морду тебе мало набить!
Он придвинулся ко мне вплотную.
— Это еще что! Ты меня обзываешь? Скажи, я не ослышался? С ним по-хорошему, а он по-свински. Раз так, дружба наша врозь. И учти: с сегодняшнего дня я с тобой на «вы». Вы запомнили?
Глава девятая
Орлы без перьев
Он со мной на «вы». «Вы запомнили?».
Я запомнил это очень хорошо. И сейчас стою у дверей класса и раздумываю: идти ли на урок Валентина Петровича? Он, конечно, спросит, как у меня приживается чиж.
Предпоследняя перемена. До звонка еще несколько минут. В коридоре одноклассники затеяли игру в «жестку». Прыгают на одной ноге, другой ухитряются подбрасывать вверх «жестку» — подушечку, набитую сухим горохом. Выигрывает тот, кто умеет дольше всех продержать «жестку» в воздухе, не давая ей упасть на пол.
Самозабвенно играет со всеми Витька Голубин, странный человек, которому никакие неприятности не могут испортить настроения. Наверно, это очень умно: относиться ко всему на свете с легким сердцем.
Иной характер у неповоротливого Тольки Уткина. Он старается быть серьезным, хотя у него не всегда получается.
На днях прибежал ко мне, спрашивает, где бы найти две большие консервные банки, — очень нужно. Разыскал ему одну, а второй нету.
— Пойдем к дяде Ване, у него найдем, — предложил я.
Дядя Ваня был дома. На столе опорожненная бутылка вина и хлеб. Вошли и слышим:
— Хоть и часто, Иван Матвеевич, а простительно… Гоп-гоп! Иван проспится, а дурак никогда…
Дядя Ваня взглянул в нашу сторону и потряс головой: наверно, подумал, что мы ему привиделись.
— Дядя Ваня, нам нужно железную консервную банку.
— Зачем? — спросил он недоверчиво.
— У меня одна есть, — стал объяснять Толька, — я обрежу края и вставлю в нее другую. А вовнутрь — карбид подмоченный. Брошу на улице — вот взрыв будет!
Дядя Ваня насмешливо хмыкнул:
— Ерунда! Что ты придумал — настоящая ерунда! Кто же банку с карбидом по улицам разбрасывает? Ты отцу под стул подложь. Взрыв будет на всю Ивановскую. И до меня докатится…
— Да, хитрый! А если убьет?
— Кого убьет? Можешь не беспокоиться. Папа твой целехонек останется. А взрыв будет. Иди, а я прислушиваться буду.
Толька, оказывается, так и сделал, как советовал дядя Ваня. Взрыв получился, но совсем не тот, какого он ожидал. Алексей Иванович выпорол Тольку, а потом вынужден был, несмотря на мороз, держать полдня открытыми двери, потому что карбидом провоняло всю квартиру.
Сейчас Толька в классе — сидит над немецким учебником. Говорит, что они, Уткины, перебираются на новую квартиру, по этой причине не успел сделать домашние задания.
Мне очень грустно. Может, лучше не встречаться с Валентином Петровичем? Сбежать с его урока? Все равно: семь бед — один ответ.
И почему я такой невезучий уродился? Все со мной что-нибудь случается. А сейчас чувствую, совсем начинаю запутываться.
В дверях класса появляется улыбающаяся физиономия Тольки Уткина..
— Коротков, как по-немецки «кувшин»?
— Геен зи цу тойфель! — говорю я, не задумываясь.
— Что ты меня к черту посылаешь? Я серьезно. Дай посмотреть перевод.
Пока доставал тетрадь с переводом, задребезжал звонок. И не успел он еще смолкнуть, быстро вошел Валентин Петрович. Пришлось из-за «кувшина» остаться в классе.
Как долго тянулись эти сорок пять минут! Из объяснений Валентина Петровича я, конечно, ничего не понял. Весь урок сидел как на иголках. Когда учитель смотрел в мою сторону, я краснел, смущался и ерзал за партой. Думал, вот-вот он спросит про чижа.
Наконец спасительный звонок. Я убрал книжки и приготовился первым выскользнуть из класса. Но то, что сказал Валентин Петрович, пригвоздило меня к парте.
— Коротков и ты, Голубин, зайдите после уроков ко мне в учительскую.
Так и есть! Узнал про Пашку и Корешка, хочет расспросить подробнее и сделать выводы. Значит, придется сказать, что Пашка отнял у меня чижа.
Нет, так нельзя. Верну чижа — тогда, может быть, расскажу. Только не сейчас. Чтобы не думал Валентин Петрович, будто я растяпа. Ему ведь, я знаю, жалко чижа. И отдал он мне не потому, что кот житья не давал птичке, просто Валентин Петрович очень добрый, старается делать людям приятное.
Конца уроков я ждать не стал. Следующий немецкий, можно пропустить. Немецкий язык мне дается легко: если пропущу один час, учительница ругаться не будет.
В раздевалке толпились и галдели, как галчата, ученики младших классов. Хорошо, что здесь не оказалось моих октябрят. Стоять в очереди мне было некогда — я стал пробиваться вперед. Малыши запищали, начали меня оттаскивать за пиджак, но я не обращал на них внимания: если пробуду долго в раздевалке, увидит кто-нибудь из учителей, попросит обратно в класс.