Страница 9 из 14
— Они шли. — Гейл вновь подчеркивает это слово, ради Ивонн. — Не бежали, не прыгали, не кричали. Шли, оставаясь такими же сдержанными, как и на теннисном корте. Ира хмурилась и держала палец во рту. Катя равнодушным, механическим голосом попросила: «Пожалуйста, поплавайте с нами, мисс Гейл». Я сказала — наверное, чтобы слегка разрядить атмосферу: «Мисс Катя, мы с мистером Перри почтем за честь искупаться с вами». И мы пошли купаться. Так? — обращается она к Перри.
Тот кивает в знак согласия и берет Гейл за руку. Непонятно, хочет ли он таким образом поддержать ее или успокоить, но результат, в любом случае, достигнут: она вынуждена закрыть глаза и подождать несколько секунд, прежде чем уступить новому приливу эмоций.
— Все было спланировано заранее. Мы это знали. Дети тоже. Но уж кому-кому, а этим малышкам было совершенно необходимо поплескаться с крокодилом и большим мячом, правда, Перри?
— Истинная правда, — охотно подтверждает тот.
— Ира ухватилась за мою руку и буквально потащила в воду. Катя и Перри шли следом, с крокодилом. И я все время думала: где же их родители и почему вместо них с детьми купаемся мы? Я не стала уточнять у Кати. Наверное, догадывалась, что вопрос может оказаться болезненным. Например, папа и мама развелись, или что-нибудь такое. Поэтому я спросила, что это за милый джентльмен в берете, который сидит на вышке. Дядя Ваня, сказала Катя. Прекрасно. Кто такой дядя Ваня? Просто дядя. Из Перми? Да. Никаких дальнейших объяснений. Как и в тот раз: «Мы больше не ходим в школу в Риме». Я верно излагаю, Перри?
— Без единой ошибки.
— Тогда я продолжу.
Солнце и море сделали свое дело, по словам Гейл.
— Девочки плескались и прыгали, а Перри изображал Посейдона и восставал из морских глубин, рыча, как настоящее чудовище, — честное слово, милый, это было впечатляюще, признай.
Потом, уставшие, они вышли на берег — девочки обсохли и оделись, и Элспет намазала их солнцезащитным кремом.
— Но буквально через несколько секунд они вернулись к нам и уселись на моем полотенце. Одного взгляда на их лица было достаточно, чтобы понять, что грусть никуда не делась, просто ушла вглубь. Я подумала, что мороженое и шипучка спасут положение, и сказала: Перри, выполняй свой мужской долг. Так, Перри?
«Шипучка?» — повторяет она про себя. Почему я снова выражаюсь, как моя матушка, черт возьми? Потому что я — точно такая же неудавшаяся актриса, которая говорит чем дольше, тем громче.
— Так, — с запозданием подтверждает Перри.
— И ты пошел за угощением. Карамельно-ореховые рожки для всех и ананасовый сок для девочек. Но когда Перри хотел подписать чек, бармен сказал, что все оплачено. Кем же? — тараторит Гейл с той же напускной веселостью. — Ваней! Добрым толстым дядюшкой, который сидит на вышке. Но Перри — это же Перри, он не мог с этим смириться, ведь так?
Неловкий кивок говорит о том, что Перри вне пределов досягаемости, но тем не менее вполне согласен.
— Он патологически не способен пользоваться чем-либо за чужой счет. Да, Перри? Тем более за счет человека, с которым он даже не знаком. Поэтому Перри полез на вышку, чтобы поблагодарить дядю Ваню за доброту и сказать, что он предпочитает заплатить сам.
Поток слов иссякает. Далее притворная беспечность неуместна — и нить рассказа подхватывает Перри:
— Я поднялся по лесенке на вышку, где на спасательном круге сидел Ваня. Я нырнул под навес, чтобы высказаться, и чуть ли не носом ткнулся в рукоятку огромного черного пистолета. Ваня расстегнул жилет на жаре — и за поясом торчала эта штука. Я не разбираюсь в оружии, слава богу, и не стремлюсь. Но вы, несомненно, разбираетесь. Пистолет был здоровенный, — с сожалением констатирует он, и воцаряется красноречивое молчание. Перри горестно смотрит на Гейл, но не получает ответного взгляда в награду за свои старания.
— И вы решили ничего не говорить, Перри? — немедленно уточняет маленький Люк, мастер заполнять бреши. — По поводу пистолета, я имею в виду.
— Да. Судя по всему, он не понял, что я заметил оружие, поэтому я решил, что с моей стороны разумнее будет промолчать. Я только поблагодарил его за мороженое и спустился вниз — туда, где Гейл болтала с девочками.
Люк напряженно задумывается. Кажется, что-то его зацепило. Уж не мучит ли его замысловатый вопрос из области шпионского этикета? Что делать, если видишь пистолет под жилетом у человека, с которым ты почти незнаком? Сказать ему об этом или проигнорировать — как если бы он забыл застегнуть ширинку?
Ивонн, шотландский «синий чулок», помогает Люку выпутаться из затруднения.
— По-английски, Перри? — строго спрашивает она. — Вы поблагодарили его по-английски, насколько я понимаю? И он вам ответил?
— Не ответил. Ни на каком языке. Кстати, к жилету у него была приколота черная траурная брошь — такие штуки я уже давно не видел. А ты, наверное, даже не знаешь об их существовании, — укоризненно замечает он, обращаясь к Гейл.
Удивленная внезапной агрессией, она качает головой. Да, Перри. Виновата. Я понятия не имела о траурных брошах, а теперь знаю, так что можешь продолжать.
— А вам не пришло в голову известить, например, служащих отеля, Перри? — не отстает Люк. — «На спасательной вышке сидит русский со здоровенным пистолетом».
— Иногда ситуация сама диктует правила, Люк, и, несомненно, это был именно тот случай, — гневно отвечает Перри. — Что бы могли сделать в отеле? Все указывало на то, что если Дима и не владеет курортом официально, то, по крайней мере, контролирует его фактически. Так или иначе, с нами были дети — стоило ли устраивать скандал в их присутствии? Мы решили, что нет.
— А островная полиция? О ней вы не подумали?
— Нам оставались еще четыре дня на Антигуа. Мы не хотели тратить их на разбирательство с людьми, которые, возможно, и так уже у местной полиции в печенках сидели.
— Это было ваше совместное решение?
— Это было волевое решение. Мое. Еще не хватало мне подойти к Гейл и сказать: у Вани пистолет за поясом — как ты полагаешь, не лучше ли обратиться в полицию? Тем более при девочках. Как только мы остались одни, я собрался с мыслями и рассказал ей о том, что видел. Мы все обсудили с позиций здравого смысла и решили ничего не предпринимать.
Охваченная внезапным приливом любви и нежности, Гейл спешит прикрыть Перри с позиции профессионала:
— Может, у Вани было разрешение от местных властей на ношение оружия. Откуда нам знать? А может, Ваня даже не нуждался в разрешении. Может, полиция сама выдала ему пистолет. Мы не в курсе местных законов насчет оружия, ведь так, Перри?
Она уже готовится выслушать юридические контраргументы от Ивонн, но та слишком занята — читает свой экземпляр проклятого документа в кожаной папке.
— Если вас не затруднит, опишите, пожалуйста, этого «дядю Ваню», — просит шотландка бесстрастным тоном.
— Рябой, — быстро отвечает Гейл и вновь поражается тому, что ее память сохранила столько подробностей. Лет пятьдесят с хвостиком. Щеки как пемза. Пивное брюшко. Кажется, на корте он украдкой глотал из фляжки, — впрочем, она не уверена.
— Жирный. На каждом пальце правой руки по кольцу, — говорит Перри, когда наступает его очередь. — Все вместе выглядит как кастет. Из-под берета торчат во все стороны черные волосы, но, подозреваю, макушка у него лысая — именно поэтому он ее прикрывает.
Да, это он, соглашаются они, когда, соприкасаясь головами (между ними проскакивают искры), разглядывают фотографию, которую Ивонн подсовывает им под нос. Да, это Ваня из Перми, второй слева из четверых толстых весельчаков, сидящих в ночном клубе в окружении проституток, бумажных гирлянд и бутылок шампанского, в канун 2008 года, бог весть где.
Гейл нужно в туалет. Ивонн ведет ее по узкой подвальной лестнице на первый этаж, обставленный с загадочной роскошью. Жизнерадостный Олли, без берета, развалился в кресле, погрузившись в чтение газеты. Она необычная — напечатана кириллическим шрифтом. Гейл вроде бы разбирает русские слова «Новая газета», но уточнять не хочет. Ивонн ждет, пока Гейл делает свои дела. Туалет красивый, с полотенцами, душистым мылом и дорогими обоями, на которых изображены охотничьи сценки. Потом они возвращаются в подвал. Перри по-прежнему сидит ссутулившись, рассматривая собственные руки, но на сей раз они лежат ладонями вверх, как будто он читает по ним двойное будущее.