Псевдоним

42

"Дорогая мамочка!

Мы устроились вполне сносно: комната, где мы спим, довольно большая, так что Маргарет имеет свой уголок, выгороженный ширмой. Билл работает по ночам, поэтому мы не мешаем ему. Ему прибавили заработок, и мы теперь имеем сто долларов в месяц, совсем как в Остине.

Билл купил себе в лавке подержанных вещей: английский клетчатый костюм и желтые лайковые перчатки, потому что здесь очень следят за тем, как одеваются служащие.

Я приискиваю заказы на рукоделие, думаю, мои занавеси вполне можно будет выгодно продавать, это даст нам еще не менее тридцати долларов в месяц, но я пока не говорю об этом Биллу, чтобы не ранить его самолюбие, ибо работающая жена при муже, который не прикован к постели, конечно, позорно, и я вполне его понимаю.

Напиши мне, как развиваются дела у следователя? Есть ли надежда, что процесса не будет?

Очень тебя прошу, держи эту мою просьбу в секрете ото всех. Ты же достаточно хорошо знаешь Билла, он может перенести все, что угодно, но только не сострадательную зависимость. Порою я поражаюсь ему: другой бы на его месте заплакал, заболел, впал в прострацию, запил, наконец, но он абсолютно ровен, и мне делается страшно: не сокрыто ли в нем страшное равнодушие? Не бездушный ли он, холодный эгоист?! Нет, нет, я люблю его! Он прекрасный отец, я таких других не видела, просто, видимо, в нем нет того, что присуще нам, женщинам, нет воображения, которое не дает спать ночами, нет предчувствий, которые изматывают душу и делают сердце кровоточащим комочком. Я верю, Билл станет прекрасным юмористическим журналистом, еще больше я верю в то, что он сделается одним из лучших карикатуристов Техаса, но, когда он начинает рассказывать мне безысходные, грустные истории про ковбоев, которые кончаются смертью лучших или еще какой трагедией, мне делается горько жить на свете. Я осторожно сказала ему об этом; он пожал плечами: «Ты хочешь толкнуть меня на стезю лжи?» Что мне ему было ответить?

Дорогая мамочка, было бы замечательно, пришли ты мне набор новых спиц, выпущенный сейчас в Нью-Йорке, они так же хороши, как заграничные, а ведь все, что делают в Европе, несравнимо надежнее и красивей наших товаров! Стоимость этого набора одиннадцать долларов сорок три цента. Если я найду хорошую клиентуру, эти спицы (в каталоге их номер или 88-2, или, наоборот, 2-88) помогут мне в приработке. Только, пожалуйста, ни в коем случае не говори про это Биллу, ты же знаешь его щепетильность и болезненную гордость.

И еще, дорогая мамочка! Когда Билл опубликует свои юморески и получит за них двадцать-тридцать долларов, я тебе сразу же верну деньги, но сейчас ты бы очень выручила меня, ссудив пятнадцатью долларами, чтобы я смогла устроить ужин для коллег Билла по редакции, это для него крайне важно. Он говорит им, что ходит на ленч домой, и отказывается посещать вместе с ними бар, но домой-то он не приходит, а сидит в дешевом кафе, попивая сырую воду. Я узнала об этом совершенно случайно от стенографистки редакции мисс Пичес.

Дорогая мамочка, я пытаюсь следовать твоему совету и ставлю себе оценку за то, как себя вела каждый день. Когда мне делается совсем плохо и я чувствую, что могу не совладать с собою и снова наговорю Биллу грубостей или обидных колкостей, я, как и обещала, читаю Евангелие. Иногда мне это помогает, но, если начинаются приступы кашля, я совладать с собою не могу, особенно из-за изматывающей сердце неизвестности.

Целую тебя, дорогая мамочка, твоя Этол Портер".

43

"Дорогой мистер Камингс!

Конечно, «Первому Национальному» так и эдак пяток каторги обеспечен, это мне точно сказали, следовательно, ушат с дерьмом им будет надет на голову по самые уши, за воротник потечет.

Но если предлагается вообще суда над Портером не делать, а чтоб обвиняемый кассир сбежал, то и это можно попробовать.

Я проработал тут кое-чего, и выходит, что в поезде, который ходит из Хьюстона в Остин – а судить голубя будут там, – вполне можно организовать ему встречу с человеком, которому тот верит. Я полистал записную книжку памяти, нашел имя Конрада А. Смита, который сейчас на мели, но хочет купить себе отель, а голубь его помнит со своих юношеских лет и уважает. Он готов повлиять на голубка, но ломает за это изрядную сумму, пятьсот баков. Так что смотрите, на ваше благоусмотрение, а про случившееся он знает от Ли Холла, который в дружестве с подследственным и очень к нему сердечен.

В случае успеха предприятия я возьму за услуги пятьдесят долларов с вас и сто со старого ковбоя, дайте только знать и пришлите задаток в двадцать пять баков.

Ваш Кеннет, президент фирмы «Посреднические услуги».

44

"Дорогой Майкл!

Как мне ни горько тебе сообщать это известие, но пусть оно лучше придет к тебе от меня, чем от кого другого.

Следствие закончено, Портеру инкриминируется растрата в пять тысяч долларов, и через три дня он будет – увы, по моему указанию – арестован.

Для тебя я готов сделать то, что мне в общем-то делать нелегко: я выпущу его до суда под залог.

Прости меня.

Твой Кальберсон, прокурор.

P. S. Пожалуйста, сожги это письмо, потому что я не имею права говорить об этом никому".

45

"Дорогой мистер Портер!

Поскольку я безграмотный, это письмо под мою диктовку пишет внучка Кэролайн, ей двенадцать лет.

Наверное, вы меня не помните, я служил объездчиком коней на ферме мистера Ричарда Д. Холла, где вы были в то же время ковбоем, гитаристом, переводчиком на испанский, а также поваром. Потом вы снова уехали к брату мистера Ричарда Д. Холла, мистеру Ли Л. Холлу, а все постоянно про вас вспоминали: и как вы разыгрывали спектакли, в которых надо всеми шутили, но не обидно, а по-дружески, и как ухаживали за испанкой Тонью.

Когда я вложил свои деньги в акции «Фрут компани», которые были выпущены проходимцами (о, я, конечно, об этом не знал), и стал поэтому нищим, мне надо было срочно выплатить за аренду земли, на которой я поставил маленький салун (а то «Скотопромышленный банк» сразу же погнал бы взашей, они не церемонятся, совсем молодые люди, пришли сюда, на Дальний Запад, на все готовенькое, после того, как мы его для них обжили, а я бы стал совершенно нищим, а ведь у меня семья и две внучки, а их отца убили во время перестрелки на границе, и я их содержу один, больше некому).

Теперь вы, наверное, меня вспомнили, я же вам все об этом рассказал, когда вы служили в «Первом Национальном», и попросил у вас ссуду в сорок девять долларов шестьдесят два цента под обязательство вернуть через сорок дней, и вы пошли на то, чтобы спасти меня от нищеты. А теперь меня вызвали к прокурору, и там молодой человек в очках, назвавший себя мистером Трамсом, спросил, сколько вы взяли себе из тех сорока девяти долларов шестидесяти двух центов. Я даже не понял сначала, о чем он говорил, а потом только дошло до меня, что вы, давая ссуды горемыкам вроде меня или же друзьям директора Банка без достаточно оформленной финансовой поручительской документации, получали со всех мзду, которую клали себе в карман.

Я, конечно, послал этого подлого мистера Трамса куда подальше, а он стал мне грозить, что, мол, привлечет меня в качестве соучастника хищений, на что я пообещал ему дырку в голове, я всегда работал с оружием сорок пятого калибра, сердце не выдерживало вида страданий раненых, а сорок пятый гарантирует моментальный переход в лучший мир, никаких мучений.

Он на это сказал мне, что засадит меня в тюрьму, а я предложил ему попробовать это сделать.

С этим я ушел от него, но решил сразу же написать вам письмо.

Можете рассчитывать на меня, как на себя. С помощью вашей ссуды в сорок девять долларов шестьдесят два цента я откупился от «Скотопромышленного банка», потом рискнул вложить деньги, оставшиеся от выплаты, в приобретение новых пластинок для граммофона и стал продавать билеты в мой салун на музыкальные концерты. Это принесло кое-какой барыш. Тогда я – коли пошла удача, пользуйся ею – выписал из Лос-Анджелеса больного деда моего друга, где он потерял врачебную практику и ниществовал. А тут я нарисовал большой плакат с его именем и оповестил всех, что самый великий врач Западного побережья дает консультации за два доллара. Ну, и повалил народ. Так что я сейчас при деньгах и строю большой крытый навес, чтобы гостям можно было держать коней в тепле, когда идут ливни.