Страница 20 из 75
На заставе Новиковы узнали, что князь Гористани поднял восстание против республики. Гористанцы и джанги враждовали давно, и колонизаторы поддерживали распри. Дело в том, что бедные пастухи никогда не встречались с бедными крестьянами — джангами. В Гористан приходили джанги — купцы и ростовщики. Естественно, горцы с охотой взялись за оружие, когда князь объявил священную войну за веру и землю, против проклятых ростовщиков.
За веру, за землю, за свободу!
А воевал-то князь, в сущности, за подати, за джан с каждого жителя и буйвола... За то, чтобы катились в его сокровищницу золотые монеты, не иссякал бы звонкий поток.
За свободу Гористана горячо ратовал Тутсхолд. В молодости он сам был губернатором Гористана и проводил карательные экспедиции. Но теперь, выступая по радио, он без зазрения совести заявил:
«Каждый народ имеет право жить на своей земле в соответствии со своими вкусами и обычаями, имеет право отвергать иноземные, чуждые духу нации влияния».
Под иноземными, чуждому духу гористанцев влияниями Тутсхолд подразумевал электропередачу. Видимо, и сам князь Гористани поддержи- вал эту точку зрения. Поэтому в первый же день восстания мачты были взорваны, дорога испорчена, склады со строительными материалами сожжены, а недавно обученные монтеры и техники повешены на проводах вниз головой за то, что «продали свою душу электрическому дьяволу».
Впрочем, князь ополчился только на электроэнергию. На двигатели внутреннего сгорания не было гонения. Вместе с конниками в войсках князя действовали самоходные орудия и танки. Милиция Джанджаристана с ее верблюдами и слонами не устояла перед броней. Путь на столицу республики был открыт.
Президент Унгра был, как известно, противникам кровопролития. Он проповедовал терпение, молчаливое сопротивление, неохотно поддерживал партизанские отряды в период борьбы за независимость. Но сейчас, когда полки князя шли на столицу, громили фабрики, вешали учителей и техников...
— Нам придется вооружить народ, — сказал президент Чарии. — И если западные державы не помогут, мы попросим Советский Союз поддержать нас в Совете Безопасности.
Разговор происходил с глазу на глаз в кабинете президента. Потрясенный Чария грузно стал на колени, воздел руки к небу.
— Умоляю вас, учитель, не делайте этого! — вскричал он. — Народ не простит, если вы подружитесь с безбожниками. Князья восстанут; все они сочувствуют мятежнику Гористани. И жрецы возненавидят вас. Наш народ чтит богов, он не захочет, чтобы его интересы защищали неверующие.
— Но у нас нет выхода, — сказал Унгра.— Если через два дня мятежники не будут остановлены, они возьмут столицу и Джарскую крепость. Тогда — война на годы...
Час спустя, на веранде у Тутсхолда Чария бегал из угла в угол, опрокидывая соломенные кресла:
— Ни за что, никогда! Я, патриот Джанджаристана. Никогда я не подам голос за независимость Гористанского княжества.
Тутсхолд сдержанно улыбался:
— Дался вам Гористан! Голые камни и полтора миллиона пастухов в овечьих шкурах. Чтобы спасти жизнь, можно пожертвовать пальцем.
Будьте дальновидным политиком, Чария. Если Унгра получит у большевиков поддержку, он победит князя, а победив, возомнило себе и начнет подражать большевикам. Медного гроша я не дам тогда за ваш банк.
Чария вздохнул, вытер пот:
— Тяжело быть политическим деятелем. Увы, мы должны жертвовать своими привязанностями во имя культуры и блага нации.
Он говорил о культуре и нации, но думал о сейфе в банке «Чария и Компания».
Не хватило горючего, и только поэтому танки остановились на ночевку. В сумраке притаились под пальмами громадные стальные черепахи. На земле, у гусениц, спали танкисты, утомленные грохотом, гарью и жарой. А будь горючее, танки шли бы на столицу полным ходом...
Но князь не огорчался. Все складывалось прекрасно. Оказалось, что воевать легко — легче, чем он ожидал. Копья, как иголки, отскакивали от танковой брони, слоны и верблюды разбегались с ревом; совсем нетрудно было давить гусеницами глинобитные домишки, людей с пиками и без пик. Небольшая армия князя, словно нож, вонзилась в тело страны. Не стоило досадовать из-за временной задержки. Горючее обеспечивает Тутсхолд, танкер уже в пути, завтра он войдет в порт, и через три дня князь возьмет столицу Джанджаристана.
Князь молча улыбался, сидя на простой походной кровати. Кровать была складная, железная, вместо матраца — шинель, палатка брезентовая. Сегодня Гористани солдат, суровый и сдержанный... Но через три дня... Стоило помечтать о великолепном будущем!
Горному замку конец. Через три дня новый император войдет во дворец президента. Дасья и все эти красные профессора будут повешены за ноги. Унгру... помилуем старика... Князь посадит бывшего президента на цепь, как собаку, и будет кидать ему обглоданные кости. Толстяк Чария пусть торгует себе, но политику — забудет навсегда! В стране будет наведен порядок. Дисциплина — каждый знает свое место: простые люди трудятся, жрецы молятся, знатным— честь и почет, а думает за всех император.
Величие и слава — вот для чего рожден он, князь Гористани. И он сумеет быть великим. Он возьмет себя в руки. Вино и танцовщицы — долой! Суровая простота приличествует великому императору. Он будет справедливым и строгим. Взяточнику и вору рубят руку, даже если он друг или брат императора. Все равны перед императором и богом. Может быть, он и сам объявит себя богом, как владыки древнего Египта и Рима, и высечет в горах стометровую статую орла с лицом князя Гористани. Пусть через тысячу лет...
Какой-то шум прервал приятные размышления князя. Полы палатки распахнулись. Дюжие воины втолкнули связанного человека с бородой, съехавшей на ухо.
— Лазутчика поймали, сиятельный князь, — сказали они, склонившись до земли.
— Хорошо, идите! — князь с первого взгляда узнал человека с утиным носом и тусклыми глазами, посланца Тутсхолда и Сайкла.
— Друзья шлют вам поздравление, — сказал тот, потирая затекшие руки.—Вы победили, князь. Унгра признал независимость Гористана.
Князь презрительно расхохотался.
— Признал независимость! Унгре послезавтра конец. Я посажу его на цепь, как собаку.
Человек с утиным носом уныло смотрел в землю.
— Друзья не советуют вам идти на столицу, проговорил он. — Тут сложная политика. Унгра просит поддержки у русских. Чтобы не толкать его в объятия красных, державы дадут Унгре оружие. В результате он получит пушки и остановит вас... даже если танкер придет к вам своевременно. Но как раз с танкером вышла задержка. Из-за бури ему пришлось повернуть в ближайший порт Джанджаристана.
Князь сжал кулаки и заскрежетал зубами.
— Но мне обещано... — начал и осекся. «К чему тратить слова? Гонец только гонец. Его можно убеждать или повесить — ничто не изменится. Великая Империя лопнула, как мыльный пузырь. Проклятые Тутсхолд и Сайкл не разрешили ему стать великим. Им не нужна могучая Империя и не нужна сильная Республика. Воинственное княжество, беспокоящее большую дряблую страну, — вот что их устраивает. Тутсхолд и Сайкл выиграли войну за поставки. Князю — нефть, и президенту — нефть, князю — танки, президенту — противотанковые пушки... а ты, Гористани, сиди в своей каменной башне, как в тюрьме, и воображай себя независимым! Никаких Наполеонов, никаких Тамерланов!»
Откинув полу палатки, князь выпятил грудь и крикнул во тьму:
— Солдаты, мы победили, мы отстояли свободу и веру!
...Война продолжалась недолго, победа досталась «дешево»: всего шесть тысяч убитых горцев, всего пятнадцать тысяч убитых джангийцев, сколько-то умерших от голода и болезней, повешенных и изуродованных, тысяч двадцать плачущих вдов, матерей и сирот, да сколько-то там сожженных деревень, разрушенных домов и растоптанных посевов. Но Чария был почти доволен, Сайкл совсем доволен и Тутсхолд вздохнул с облегчением. Его розовощекие племянницы обеспечены приданым, они выберут мужей из лучшего общества... И старая сердобольная тетушка имеет возможность пригреть сколько угодно бездомных котов.