Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 49 из 65

— Альфа и омега также могут иметь отношение к святому Иоанну и Магдалине, — пробормотал Бернардино, пытаясь скрыть разочарование.

— Что вы хотите сказать?

— Это просто, Марко. Нам известно, что картина тайно посвящена Марии Магдалине.

— Узел! — вспомнил Марко. — Ну конечно! Узел, завязанный на конце скатерти!

— Думаю, Леонардо хотел сбить нас с толку. Долгое время маэстро старательно распускал слух о том, что узел — это его неофициальный способ подписывать картины. На романском языке фамилия Винчи происходит от латинского слова vincoli, что означает «связь» или «цепь». Однако тайное значение этого символа не может быть таким грубым. Безусловно, он связан с любимой женщиной Иисуса.

Прорицатель неловко повернулся в своем укрытии.

— Одну секунду! — воскликнула Елена. — Какое отношение это имеет к альфе и омеге?

— Это из Писания. Если вы почитаете Евангелия, то поймете определяющую роль Иоанна Крестителя в начале общественной жизни Мессии. Иоанн крестил Иисуса в Иордане. Фактически это послужило своего рода отправной точкой, альфой, его земной миссии. Магдалина, в свою очередь, была очень важна на закате его дней. Она присутствовала при его воскрешении. Она совершила помазание в присутствии апостолов за несколько дней до последней вечери. Разве вы не помните о Марии из Вифании [51]? В этот момент она выступала в роли настоящей омеги.

— Магдалина, омега...

Это объяснение не убедило девушку. В принципе, Иоанн и Фаддей никоим образом не были связаны, за исключением того, что оба апостола не глядели на Христа. Елена некоторое время всматривалась в картину, размышляя над альтернативным толкованием такого неуместного О. Она разглядывала оштукатуренную стену, пытаясь понять смысл этой загадки. Быстро светало, им следовало поторопиться, если они хотели сдать свой экзамен до прихода монахов. Если в «Вечере» действительно было зашифровано послание, у них оставалось совсем мало времени, чтобы прочесть его.

— Думаю, вы предлагаете слишком замысловатые толкования, — наконец произнесла она. — Насколько мне известно, маэстро — большой любитель простоты. — Марко и Бернардино повернулись к красавице. — Если он изобразил один край скатерти завязанным в узел, а другой оставил ниспадающим, то потому, что хотел привлечь внимание зрителя к этому углу стола. Здесь что-то есть. Здесь он изобразил себя самого, и он хочет, чтобы мы поняли почему.

Луини протянул руку к узлу и провел по нему подушечками пальцев. Узел был изображен очень искусно: каждая складка ткани выглядела очень натурально.

— Думаю, Елена права, — кивнул он.

— Права? В чем?

— Смотрите внимательно, Марко. Та часть композиции, к которой привлекает внимание узел, освещена гораздо лучше. Обратите внимание на тени на лицах апостолов. Видите? Они гораздо гуще, контрастнее по сравнению с остальными. — Обратив к спутникам греческий профиль, ди Оджоне долго смотрел на стену, изучая игру светотени на одежде и лицах апостолов. — Мне кажется, это не лишено смысла, — продолжал Луини, словно размышляя вслух. — Эта сторона фрески освещена больше, чем вся остальная картина, потому что для Леонардо познание исходит от Платона. Он представляет собой солнце, которое освещает разум. И больше других апостолов сияет святой Симон — обладатель греческого профиля, единственный из всех одетый в белые одежды...

Это наблюдение напомнило Луини еще об одном важном факте.

— А Матфей, апостол, который находится возле маэстро, это не кто иной, как Марсилио Фичино... Ну конечно! — неожиданно громко воскликнул он. — Незадолго до нашего отъезда из Флоренции Фичино передал маэстро писания Иоанна. Вот где кроется ключ!

Елена в изумлении смотрела на него.

— Ключ? Какой ключ?

— Теперь мне все понятно. Древние посвящали своих адептов, возлагая неизданное евангелие от Иоанна им на голову. Они верили, что путем подобного контакта духовная суть произведения передавалась в мозг и сердце желающего стать истинным христианином. Книга Иоанна содержала удивительные откровения о миссии Христа на земле и указывала путь, которым мы должны следовать, чтобы заслужить себе место на небесах. Леонардо... — Луини перевел дух. — Леонардо изложил этот текст в произведении искусства, в которое включил все основные символы. Поэтому он и послал нас сюда — чтобы мы посвятили тебя, Елена! Он верит, что это произведение сообщит тебе мистическую тайну Иоанна!

— И вы можете посвятить меня, даже не зная точно, что именно записал маэстро? — В голосе девушки звучало изумление. — Да, поскольку другого выхода нет. В древности послушники даже не открывали утраченную книгу Иоанна. Многие даже не умели читать. Почему же эта фреска не может воздействовать подобным образом на нас? И еще: посмотрите на Христа. Он находится на достаточной высоте, чтобы мы могли стать внизу и принять это мистическое рукоположение. Одна его рука будет покровительственно простерта над нашей головой, а другая — обращена к небу.





Девушка еще раз бросила взгляд на альфу. Бернардино был прав. Сцена застолья размещалась на достаточной высоте, чтобы человек определенного роста мог стать под скатертью. Это было хорошее место для принятия духа картины. Тем не менее прагматичность Елены вынуждала ее искать более рациональное толкование. Леонардо был практичным человеком, не склонным к мистическим измышлениям.

— Кажется, я знаю, как нам прочитать послание «Вечери»... — Елена запнулась. Не успела она встать под защиту альфы, как ее осенило. — Вы помните список качеств, которые маэстро заставил вас выучить, чтобы вы хорошо представляли себе апостолов, когда вам потребуется писать их портреты?

Бернардино растерянно кивнул. События того дня, когда юная красавица выхватила у него список, все еще стояли перед глазами. Он покраснел.

— А вы могли бы мне сказать, какой добродетелью был наделен Иуда Фаддей? — упорно гнула свою линию Елена.

— Фаддей?

— Да, Фаддей.

Луини порылся в памяти.

Occultator. Утаивающий.

— Вот именно, — улыбнулась Елена. — Вот вам ваша О. Видите? Мы опять пришли к омеге. И это не может быть случайностью.

38

— Тысяча чертей!

Возглас ликования, изданный Бернардино Луини, эхом отразился от стен трапезной.

— Не может быть, чтобы это было так просто!

Задумавшись над открытием девушки, маэстро принялся заново изучать расположение апостолов. Чтобы видеть их всех одновременно, ему пришлось отойти на три шага назад. С расстояния в несколько метров от северной стены он увидел перед собой целостную картину. Все апостолы — от Варфоломея до Иоанна и от Фомы до Симона располагались группами по три человека. Лица почти всех были обращены к Христу, за исключением троих — возлюбленного ученика, глаза которого были закрыты, и Матфея и Фаддея, которые смотрели в другую сторону.

Луини оторвал кусок картона от одного из разбросанных повсюду этюдов и принялся углем рисовать на обороте силуэты участников вечери. Марко и Елена с любопытством следили за его действиями. Тем временем Прорицатель этажом выше изнемогал от нетерпения, поскольку до него не доносилось ни звука.

— Теперь я могу прочитать «Вечерю», — заявил Луини наконец. — Все это время разгадка была у нас перед самым носом, только мы ее не видели.

С этими словами художник подошел к краю картины. Указав своим спутникам на увлеченно наклонившуюся вперед фигуру Варфоломея, он напомнил им, что его прозвище было Mirabttis, что означает «необычайный». Леонардо изобразил его с рыжими кудрями, поскольку согласно Leyenda dorada Жака де Воражина он был сирийцем со взрывным характером, что в принципе свойственно рыжеволосым людям. Луини начертил М под силуэтом Варфоломея на своем куске картона. Затем он проделал то же самое с Иаковом Младшим, благодатным, или Venustus, которого часто принимали за самого Христа и который своими деяниями и заслужил подобное прозвище. На бумаге появилась буква V. Прозвище Андрея, Temperator — предупреждающий, изображенного, как и положено, с предостерегающе поднятыми руками, было быстро сокращено до бесхитростного Т.

51

Марк 14, 3—9. До XIX в. Церковь принимала истинным толкование, отождествлявшее Марию из Вифании с Магдалиной, тем самым породнив ее с Марфой и Лазарем — главным действующим лицом истории с воскрешением, рассказанной Иоанном в своем Евангелии (Иоанн 11, 2-44).