Тайная вечеря

— Между христианами Рима и нами есть большая разница, Бернардино. Для того чтобы ощутить Божье благословение, они нуждаются в осязаемых таинствах. Для этого они используют хлеб, помазания или погружения в освященную воду. Что касается наших таинств, то они невидимы. Их сила в отвлеченном характере. Те, кому удается принять их, ощущают толчок в сердце и заполняющую все радость. Ощутив этот поток, понимаешь, что cпacён. Как вы полагаете, почему Христос на моей картинe не держит любимую римлянами облатку? Потому что его таинство в другом...

— Маэстро, — перебил его Луини, — вы говорите с Еленой так, как будто она уже знакома с вашей верой. Но она наверняка еще не понимает важности того, о чем вы говорите.

— Что вы предлагаете?

— Надеюсь, вы окажете мне милость и позволите отвести Елену к «Вечере» и там посвятить ее в ваш язык. В ваши символы. Быть может, таким образом... — Бернардино помолчал, как будто взвешивая слова. — Быть может, мы оба сможем очиститься и снова заслужим место возле вас. Она тоже этого желает.

Похоже, тосканца это не удивило.

— Это действительно так, Елена?

Девушка кивнула.

— В таком случае вы должны знать, что единственным способом познать мое творение является участие в нем. И вам это известно лучше, чем кому бы то ни было, Бернардино, — ворчливо добавил он. — Я есть единственная омега, к которой вы должны отныне устремляться.

— Если вы желаете, чтобы она устремилась к вам, маэстро, почему бы вам не использовать ее в качестве модели? Ее мать послужила вам при написании евангелия от Мадонны. Почему же дочь не может послужить моделью для вашей нынешней работы?

На лице Леонардо отразилось сомнение:

— Для «Вечери»?

— Почему бы и нет? — отозвался Луини. — Разве вы не ищете модель для любимого апостола? Или вы считаете, что вам удастся найти более ангелоподобное лицо, чтобы завершить образ Иоанна?

Елена, польщенная, потупила глаза. Облаченный в белые одежды старец в задумчивости погладил свою густую бороду и вновь принялся изучающе разглядывать юную Кривелли. И вдруг взрыв хохота потряс стены комнатушки.

— Действительно, — загремел бас Леонардо. — Почему бы и нет? В конце концов, я не могу себе представить, кто лучше, чем она, подойдет на эту роль.

30

— Оливерио Джакаранда?

Презрительная гримаса исказила черты приора, как только он услышал это имя. Когда брату Виченцо сообщили о том, что я вернулся, он тут же пригласил меня к себе. Как выяснилось, вот уже несколько часов вся община была обеспокоена моим необъяснимым отсутствием. Когда стемнело, несколько святых отцов, вооружившись палками и факелами, отправились на поиски. Поэтому, когда Мария Джакаранда привела меня обратно к двери монастыря целого и невредимого, хотя и несколько встревоженного, приор немедленно пожелал со мной встретиться.

— Так вы говорите, брат Лейр, что вы провели вечер в компании Оливерио Джакаранды, да еще и в его доме?

В голосе Банделло звучала неподдельная тревога.

— Я вижу, вы его знаете, приор.

— Конечно же, знаю. Эту гадину весь Милан знает. Торговец предметами культа. Он покупает и продает как портреты святых, так и статуи обнаженных Венер. Он богаче многих родственников герцога. Но чего я не понимаю, — тут он хитро прищурился, — так это зачем ему понадобились вы.

— Он хотел поговорить со мной о брате Александре, приор.

— О падре Тривулцио?

Я кивнул. Похоже, мой ответ его ошеломил.

— Если я правильно понял, они поддерживали нечто вроде деловых отношений. Они были, можно сказать, партнерами.

— Чушь! Что могло заинтересовать почившего в бозе падре Тривулцио в таком аморальном и порочном типе, как Джакаранда?

— Если то, что мне сказал синьор Джакаранда, правда, брат Александр вел двойную жизнь. Для вас он был богобоязненным любителем штудировать книги. Но вдали от вашего благотворного влияния он превращался в торгаша древностями.

Банделло почувствовал, что его мозг вот-вот лопнет от напряжения.

— Мне трудно в это поверить, — выдавил он наконец, — хотя, если задуматься, это кое-что объясняет...

— Что именно, падре? О чем вы?

— Я обсуждал с полицией иль Моро обстоятельства смерти брата Александра. Никто не может объяснить один странный и в высшей степени противоречивый факт, который всех сбивает с толку.

— Вы говорите загадками, падре. Умоляю вас, просветите меня.

— Видите ли, полиция не обнаружила на теле отца Тривулцио признаков насилия или борьбы. Однако не похоже, чтобы он повесился сам. Кто-то должен был находиться радом с ним в момент смерти. Этот кто-то прикрепил к одной из босых ног библиотекаря странную карточку.

Приор порылся в карманах и извлек клочок бумаги, исписанный неразборчивыми каракулями. Это был широкий кусок картона с истрепанными от частого использования краями.

— Взгляните. — Он протянул мне клочок.

Под пристальным взглядом приора, довольного тем, что ему удалось всецело завладеть моим вниманием, я вынужден был принять удивленный вид. Да и как иначе? Часть этих странных символов представляла собой ту самую загадку, которая меня сюда привела. Судите сами: Oculos ejus dinumera и странная подпись Прорицателя занимали центральную часть этой карточки. Все семь строк были написаны неровными буквами. У меня возникло ощущение, что кто-то не пожалел времени и сил, чтобы тщательно изучить эту надпись, а окружающие ее заметки являются отражением усилий ученого мужа разгадать ее значение.

— Это моя головоломка, — признал я.

— «Сосчитайте его глаза / но не смотрите ему в лицо. / Код моего имени / обнаружите у него на боку...» Да. Я знаю. Вы мне показывали ее незадолго до смерти брата Александра. Помните? Но это не мои записи, — сказал он, обводя пальцем стихи Прорицателя.

Его глаза засветились злорадным блеском.

— И это еще не все. Смотрите.

Падре Банделло перевернул карточку. Изображение на обратной стороне не вызывало никаких сомнений. При виде францисканки с крестом в правой руке и книгой в левой я застыл от ужаса.

— Бог ты мой! — воскликнул я. — Та самая карта... Ваша карта!

— Нет. Это карта Леонардо, — уточнил он. — Никто не знает, кто оставил эту карту на теле брата Александра после его смерти, но совершенно очевидно, что это неспроста. Напомню вам, что тосканец насмехался над нами именно в связи с этим рисунком. А теперь эта карта появляется на ногах библиотекаря с вашей загадкой на обороте. Что вы об этом думаете?

— Вы еще не все знаете, приор, — глубоко вздохнул я. Банделло нахмурился. — Я не знаю, как это следует понимать в свете того, что вы мне поведали, но мы с синьором Джакарандой беседовали именно об этой карте. Или точнее, о книге, которую держит эта женщина.

— О книге?

— Это не простая книга, приор. Джакаранда разыскивал ее, чтобы выполнить один очень важный заказ. Он доверил эту работу брату Александру. Похоже, этот важный манускрипт принадлежит маэстро Леонардо, поэтому он считал, что библиотекарю было бы легче, чем кому-либо другому, приблизиться к нему с подобным предложением. Простая коммерческая операция, которая стоила жизни уже двоим людям.

— Вы говорите, двоим?

— Я не успел вам сообщить, приор, что клиенткой, желавшей получить эту книгу, была Беатриче д’Эсте, упокой Господь ее душу.

— Боже правый!

Приор знаком пригласил меня продолжать.

— Джакаранда не знает, почему герцогиня решила прибегнуть к его услугам, а не обратилась непосредственно к маэстро Леонардо. Но он убежден, что, так или иначе, Леонардо причастен к этим смертям.

— А что думаете вы о маэстро Леонардо?

— Мне трудно в это поверить. Леонардо художник, а не воин.

Брат Виченцо озабоченно опустил глаза.

— Я разделяю ваше мнение, но, насколько мне известно, вокруг маэстро действительно происходит много смертей, и это очень странно.