Тайная вечеря

— Леса порождают детей, которые затем их уничтожают. Что это? — нараспев произнес он, не обращая внимания на мое явное нежелание отвлекаться от основной задачи. — Рукоятки топоров!

Брат Александр не скупился на подробности. Из всего, что он мне поведал, мое внимание особенно привлекло то, что любовь к загадкам в Санта Мария выходила за рамки развлечений. Очень часто монахи использовали их в проповедях для наставления прихожан. Если то, что я услышал, не было преувеличением, в этих стенах находился самый крупный в христианском мире центр по подготовке шифровальщиков. За исключением, конечно, Вифании. Следовательно, было более чем вероятно, что Прорицатель находится здесь.

— Позвольте дать вам совет, падре Лейр, — библиотекарь перешел к тому, что волновало непосредственно меня. — Когда вы будете располагать числом, но не будете знать, что с ним делать, посоветуйтесь с любым из наших братьев. Каждый в два счета решит вашу задачу.

— Говорите, каждый?

Библиотекарь недовольно скривился.

— Ну конечно! Каждый! Те, кто здесь живет, несомненно, знают о загадках больше, чем римляне вроде вас. Смело обращайтесь к приору, повару, кладовщику, писарю — да к кому угодно! Только постарайтесь быть кратким, чтобы вас не упрекнули в нарушении обета молчания, который обязаны соблюдать все монахи.

С этими словами он отодвинул большой деревянный засов на двери главного входа в монастырь.

Небольшая лавина снега, сошедшая с черепичной крыши, шумно рухнула к нашим ногам. Честно говоря, я не ожидал, что такая банальная задача, как осмотр фасада церкви, превратится в сложнейшее предприятие. За ночь снег замерз, и теперь перед нами расстилалось ледяное поле. Пустынное и белое, окутанное зловещей тишиной. Одна только мысль о необходимости огибать ограду монастыря, держась за кирпичную стену, сооруженную архитектором Солари, способна была нагнать страху даже на самых отважных. Достаточно неудачно поскользнуться, чтобы свернуть себе шею или остаться хромым до конца своих дней. Не говоря уже о затруднениях, которые могли возникнуть с объяснениями другим монахам, почему в столь ранний час мы разгуливаем за стенами монастыря, а не молимся, как и все.

Не раздумывая долго, но соблюдая осторожность, мы двинулись вперед. Стараясь не ступать в сугробы и обходя наледи, мы медленно, почти на четвереньках, шли вдоль улицы. Отойдя на достаточное расстояние, мы обернулись. Перед нами находилось главное здание церкви. Ряд круглых окон тянулся вдоль фасада. Освещенные изнутри, ими напоминали глаза дракона. Стена церкви резко обрывалась на углу. «Лицо» церкви смотрело в другую сторону.

— Но не смотри ему в лицо... — отстучал зубами я. Оцепенев от холода, я втянул руки в рукава сутаны и принялся считать окна: один, два, три... семь.

Это число привело меня в замешательство. Семь строк, семь окон...

Это злосчастное повторяющееся «семь» и было, несомненно, числом имени нашего анонима.

— Но семь чего? — спросил библиотекарь.

В ответ я только пожал плечами.

17

То, что произошло затем, пролило свет на многое.

— Так, значит, вы и есть тот самый римский священник, который обосновался в нашей обители?

Приор Санта Мария делле Грацие Виченцо Банделло окинул меня суровым взглядом, прежде чем пригласить войти в ризницу. Наконец я познакомился с человеком, составлявшим для Вифании письменный отчет о смерти Беатриче д’Эсте.

— Брат Александр много о вас рассказывал, — продолжил он. — Он говорил о вас как об умном, внимательном, волевом человеке. Ваше присутствие могло бы пойти нашей общине на пользу. Как прикажете вас называть?

— Августин Лейр, приор.

Скудные лучи солнца озаряли долину. Банделло только что окончил дневную службу и собирался удалиться к себе, чтобы заняться подготовкой проповеди для похорон донны Беатриче, когда я к нему подошел. Мое решение было лишь отчасти иррациональным. Разве брат Александр не предлагал мне обратиться со своей загадкой к любому монаху из общины Санта Мария? Или это не он уверял меня, что вопрос, неожиданно заданный любому из них, даст искомый ответ? А кто, как не приор, меньше всех ожидал, что я стану задавать ему вопросы?

Я решил обратиться к нему вскоре после того, как, окончательно замерзнув, я укрылся в стенах монастыря и выпил горячего чаю. Мне повезло: первая же попытка разыскать его увенчалась успехом — падре Банделло действительно находился в ризнице. Библиотекарь покинул меня сразу после прогулки: он исчез под предлогом запастись в кухне едой для нашего нового совещания. И тут меня осенило.

Брату Виченцо Банделло было чуть больше шестидесяти лет. Его сморщенное и нахмуренное лицо с волевым подбородком напоминало парус, спущенный с мачты, и удивительным образом выдавало его чувства. Он был еще меньше, чем показалось в ту ночь, когда я его впервые увидел в церкви. В состоянии нервного возбуждения приор шагал по ризнице от шкафа к шкафу, не зная, который из них следует закрыть первым.

— Скажите-ка мне, падре Августин, — наконец нарушил он молчание, укладывая на место потир и поднос для просвор, — мне очень любопытно, чем вы занимаетесь в Риме.

— Я служу инквизиции.

— Ну да, ну да... И, насколько я понял, в свободное от ваших служебных обязанностей время вам нравится разгадывать загадки. Это хорошо, — тут он улыбнулся, — я уверен, что мы поймем друг друга.

— Именно об этом я и хотел бы поговорить.

— В самом деле?

Я кивнул. Если приор действительно был такой выдающейся личностью, как утверждал библиотекарь, нельзя исключать вероятность того, что от его внимания не ускользнуло присутствие в Милане Прорицателя. Тем не менее мне следовало проявлять осторожность. Быть может, он сам является автором этих анонимных донесений, но не решается снять маску, не догадываясь о моих истинных намерениях? Или того хуже: если ему ничего не известно, а я обо всем расскажу, он может предупредить иль Моро о нашей операции?

— И еще, падре Лейр. Как любитель снимать покровы с тайн вы должны были что-либо слышать об искусстве запоминания, — как бы невзначай обронил Банделло.

Я тщетно пытался определить степень соучастия приора в деле с письмами. Мне казалось, он грешит чрезмерным рвением. Хотя, вообще-то, мой список подозреваемых рос с каждым новым знакомством, завязываемым в Санта Мария. Брат Виченцо не стал исключением из правила. Честно говоря, из трех десятков братьев, обитавших в монастырских стенах, приор наиболее полно соответствовал моим представлениям о Прорицателе. Не знаю, почему это не пришло мне в голову еще в Вифании. Даже в его имени Виченцо было ни много ни мало семь букв. Как семь строк в этих дьявольских стихах, как семь окон на фасаде церкви. Эти мысли пронеслись в моей голове, когда я отметил про себя сноровку, с которой он открывал и закрывал дверцы и шкафчики реликвария с помощью большой связки ключей под сутаной. Приор был одним из немногих, кто знал о планах и замыслах герцога относительно Санта Мария. Он был единственным, кто мог воспользоваться официальным почтальоном и печатью, чтобы отправить письмо в Рим.

— Так что же? — настаивал приор, которого все больше веселила моя внезапная задумчивость. — Слыхали вы об этом искусстве или нет?

Я покачал головой, одновременно пытаясь рассмотреть в нем хоть что-то, что подтвердило бы мою догадку.

Какая жалость! — гнул он свою линию. — Мало кому известно о серьезных изысканиях нашего ордена в этой достойной большего внимания области.

— Я впервые об этом слышу.

— И разумеется, вам также неизвестно, что не кто иной, как Цицерон, упоминает это искусство в своем труде De оratore [25] и что о нем также говорится в еще более древнем трактате Ad Herrenium [26], который предлагает нам точную формулу для запоминания всего, что только пожелаем...

— Нам? Доминиканцам?

25

Трактат Цицерона «Об ораторе»

26

Четыре книги риторики, посвященные Гереннию – анонимное древнеримское сочинение по мнемотехнике (прим. ред.)