Страница 1 из 2
Дьявольский эликсир
Дни в доме профессора Бутковского проходили так быстро и стремительно, что Анне тяжело было воспроизвести в памяти хотя бы один день из череды многочисленных недель. Работа оказалась не такой уж и трудной, скорее, кропотливой и требующей полной отдачи. Анна никогда не посещала курсы медсестры, поэтому поначалу испытывала некие трудности, то и дело смущалась при виде полураздетых мужчин. Отец как-то раз предложил одним уютным вечером записаться дочери к его знакомому профессору, однако получил полный укора взгляд супруги и веселый, заливистый смех дочери. Более этой темы никто из семьи Зеленовых не касался. Бутковский оказался терпеливым, благородным человеком. Теперь-то княжна понимала значение этого слова как никто другой. Многие титулованные особы, а среди было великое множество хороших друзей семьи, с исключительной драматичностью отнеслись к положению бедняжки, при этом, даже не пошевелив пальцем ради благополучия единственной наследницы великого рода Зеленовых.
Сегодня Анна собиралась как всегда отсортировать рецепты и карточки больных, а затем помогать профессору вести прием. Беспокойные шаги в кабинете насторожили ее. Владимир Владиславович никогда не вставал раньше восьми часов. Это казалось чрезвычайно странно. Девушка все же глубоко вдохнула и открыла дверь. В тот же миг взор профессора обратился к ней. Она чуть не пошатнулась от той ярости, что отражалась в серых, почти прозрачных глазах Бутковского.
«Неужели он настолько разозлился на меня, что готов дарить столь исполненные ненавистью взгляды? Очевидно, дело здесь совершенно в другом».
- А, это Вы, Анна… Боже мой… Я уж подумал… - и точно, черты лица профессора заметно смягчились. Он выглядел не выспавшимся и круги под глазами только подчеркивали усталость и обреченность во всем его виде.
- Владимир Владиславович, что произошло? Вы сам не свой. Кто-то должен нанести Вам визит? Я полагаю эта особа неприятна Вам?
Профессор потер виски и уселся в кресло, закуривая заранее приготовленную трубку с высшим сортом табака. Этот фетиш у Бутковского остался еще с Польши. Он долгое время пытался избавиться от столь вредной привычки. Выучившись в университете, профессор как никто другой знал, насколько пагубен табак может быть для здоровья, особенно в пожилом возрасте к коему он неумолимо приближался.
-Не в этом дело, Аннушка… Неприятен скорее я сам себе, нежели этот человек. Случалось ли Вам когда-нибудь пообещать человеку нечто очень важное, а потом не сдержать обещания? – он не смотрел на нее, предпочитая с неподдельным интересом рассматривать узоры на потолке.
- Когда я была маленькой, такое случалось довольно часто, - Анна села на кушетку, считая, что разговор все же должен состояться, а этим жестом она как бы невольно подчеркнет заинтересованность в проблеме, перед которой стоял профессор. - Честно говоря, я не могу припомнить случая такого серьезного обмана будучи взрослой, но, тем не менее, смею полагать мир имеет не однобокую раскраску. Порой ложь спасает от страшных последствий. Как бы, например, взрослый приблизился к ребенку, не применив силу, собираясь обмазать его в зеленке? Сорванцы бы бегали с необработанными ранами, родители за ними…
Профессор резко повеселел и даже закашлялся от смеха.
- Ох, Аннушка, ну Вы и выдумщица… Разумеется, я не имел в виду такой мелкий, незначительны обман. Я говорю о другом… Вот представьте, Вы – особа, страдающая головными болями. Они тревожат Вас постоянно: ни спать, ни нормально питаться Вы не можете, - профессор отложил в сторону трубку и тихо вздохнул. – Вы обращаетесь за советом к доктору. Естественный, логичный шаг для любого среднестатистического человека… Только одно Вы не учли – Боги там, на небе, а здесь, на земле, обычные жалкие докторишки. Некоторые из них гордо именуют себя профессорами.
Бутковский резко встал и начал отмерять шагами комнату. Было в его поведении нечто, напоминавшее зверя, который так и рвется на свободу. Анна чувствовала, что никакие слова сейчас не заменят этой тишины, ее понимающего, участливого взгляда, адресованного скорее не профессору, а в пустоту. Он словит его, поймет…
- Вы приходите к одну из самых талантливых и успешных профессоров Москвы и ждете не чуда, а свершившегося факта выздоровления, как само собой разумеющееся. А он, осмотрев, делает неутешительный вывод. Но доктор, чьи знания граничат со вселенной, чьей славе позавидует сам император, боится вынести своей пациентке смертный приговор. Да, и как можно, когда во всей ее манере сквозит та уверенность, свойственная обычному здоровому крестьянину? И тогда на помощь приходит ложь, - фигура профессора будто уменьшилась, ссутулилась. – Дьявольский эликсир – один укол и ты уже ничего не чувствуешь. Блаженство затмевает физическую боль, ее отныне не существует. Только с каждым разом организм обуревает все большая и большая жадность… одной дозы становится недостаточно, чтобы утолить жажду. Потому я и считаю, что Рай – это прототип Ада. Ты никогда не насытишься сладкой жизнью, но ведь и большего не расхочется…
Анна сидела, замерев и боясь пошевелиться. Разумеется, она слышала о Морфии. Последствия, правда, раньше казались ей размытыми деталями.
- Боже мой… Это Вы ее ждете? – прошептала девушка.
- Да, Аннушка, ее. Она всегда обещает навестить меня ближе к полудню, однако прийти позже десяти часов у нее получается крайне редко. Бедняжка даже не спит – теперь жизнь – это ее сон.
Профессор снял пенсне и протер его о рукав рубашки.
- Впрочем, еще достаточно времени – что-то я совсем устал. Пойду прилягу, все равно всех других пациентов я на сегодня отменил. Вы, Аннушка, я так полагаю, осуждаете меня? – профессор задал вопрос между прочим, видимо, для того, чтобы избежать серьезность и важность ответа на него.
Анна смутилась и закусила губу.
- Нет, профессор. Окажись в данной ситуации, я бы возможно поступила иначе, сказав женщине правду, однако это вряд ли спасло бы ее и облегчило остаток дней. Вы делаете все, что в Ваших силах, Владимир Владиславович… - с этими славами девушка поднялась с кушетки и последовала к выходу, но хриплый голос остановил ее:
- Я благодарю Вас за поддержку и понимание. Вы даже не представляете, как для меня это важно. И более значимо именно Ваше мнение, ведь Вы – чистое непорочное дитя, а значит более приближены к Богу. Если Вы не осуждаете меня, то я счастлив. Значит, это решение не было продиктовано темными силами…
Анна грустно улыбнулась.
- Я искренне на это надеюсь, профессор. Могу ли я быть свободна?
Бутковский нахмурился, и мягко ответил:
- Конечно, Аннушка. Только прошу Вас разбудить меня, когда эта особа появится в доме. Она недолжна получить лишнего: только строго отмеренная доза может ее спасти, иначе она сама себя погубит…
Анна кивнула.
- Конечно, Владимир Владиславович. Я обязательно Вас оповещу. Идите, отдыхайте…
Бутковский лишь отвернулся к окну, снова погружаясь в свои нелегкие думы. Ему стало заметно легче, ведь теперь эта тайна не столь объемлющая, о ней знает Аннушка…
Женщина пришла ровно в половину десятого. Она, словно маленький ураган, пронеслась по коридору, и чуть было не пересекла кабинет профессора, когда Анна загородила ей путь.
- Здравствуйте, мадам. Вы, очевидно, ищете профессора?
Зеленова старалась не смотреть на гостью, куда-нибудь мимо, хотя бы на желтое пятно, застилавшее собой рисунок, выгравированный на стене. Только не на это пожелтевшее, осунувшееся лицо молодой гостьи. Ей ведь и тридцати еще не было… Под глазами обозначились четкие синие круги, тело можно было хоть сейчас демонстрировать в качестве скелета студентам медицинского университета. Платье растрепалось, кое-где обозначились грязные темные пятна. А глаза… глаза напоминали две огромные дыры, в которых можно заметить лишь глубокую печаль и одержимость.