Страница 6 из 88
— Кто-нибудь видел новый продукт, который выпускает на этой неделе ICM dox? Похоже, пришло время пожинать плоды? Кто в деле?
Я даже не подумала просматривать свой ICM dox — я никогда этого не делала. Мне никогда не нравилась идея присоединяться к группе хакеров, которые собираются кучкой и ищут лазейки в кодах новых продуктов, чтобы саботировать их перед запуском. Иногда это срабатывает, но в большинстве случаев Единый мир находит и исправляет проблемы ещё до действий Динозавров. Впрочем, я уважаю работу AnonyGal. Она мастер в делегировании заданий по нахождению дыр в кодах Единого Мира. Обычно её работа полная противоположность моей, видимо, поэтому она мне и нравится. Это и ещё то, что существует не так уж много девушек-хакеров моего возраста.
Мне кажется, что она должна быть молодой, потому что она не подписывается как старожилы, используя символ Шпицбегрена— крохотный росточек, прорастающий из семечка над словом Помни. Долгое время я вообще не знала, на что я смотрю, когда видела этот символ. Для меня это выглядело, как странный непонятный плод, сбежавший из стручка. Но потом папа объяснил мне значение символа и рассказал мне, что это в честь Восстания на Шпицбергене которое случилось после того, как последнее хранилище семян недалеко от Северного полярного круга разорилось. Правительства долго воевали за контроль над хранилищем, пока Единый Мир не захватил его и не пообещал, что накормит каждого, кто капитулирует перед ним и позволит Единому Миру контролировать поставки еды и хранилище. Один за другим правительства сдались и позволили Единому Миру властвовать ради спасения голодающих людей.
Затем, двенадцать лет назад ходили сплетни, что Единый Мир разрушил хранилище и всё его содержимое, что породило восстание. Конечно, всё плохо закончилось, когда Единый Мир выступил против протестующих, отчего движение ушло в подполье. Папа говорит, что многие из тех, кто участвовал в восстании имеет татуировку с символом где-то на теле. С тех пор, самые старые участники в чате используют символ в своих подписях, и я думаю, что старейшие Динозавры так продолжают то восстание.
А есть новички, такие, как я и AnonyGal. Для нас нет тату и знаков на выходе. Просто мы девушки, которые ищут, что бы хакнуть. Спорю, что AnonyGal тоже не задумывается о том, что ей одеть. Я заканчиваю просматривать чат, и так как больше здесь делать нечего, я отключаюсь и отправляюсь на встречу с Язей.
* * *
Прежде чем выйти из дома, я спускаюсь в подвал, чтобы попрощаться с бабушкой.
— Куда-нибудь уходишь? — спрашивает она.
— Язя уговорила меня пойти с ней в PlugIn, — отвечаю я, чувствуя небольшое сожаление, что оставляю её.
Но бабушка широко улыбается и говорит, — Отлично! Тебе нужно проводить больше времени с твоими сверстниками.
— Я понятия не имею, зачем люди ходят в такие места, — замечаю я. — Всё что ты можешь там делать, можно делать и дома.
— Им нравятся рестораны или кафе, по крайней мере, так было в моё время, — говорит бабушка. — Ты можешь делать что-то и дома, но иногда просто приятно выбраться из дома и побыть среди других людей.
— Ну, раз уж ты так говоришь.
— Я сделала для тебя кое-что. — Она протягивает мою красную прихватку для чайника, переделанную в кармашек размером с Гизмо с длинной серой ленточкой.
— Это чудесно! — Я хватаю и прижимаю к себе. — Смотри — он идеальный! — Я засовываю мой спящий Гизмо внутрь.
— Единственный в своем роде, как и ты, моя дорогая.
Я потираю мягкую ткань пальцами: — Люди же всегда делали какие-то вещи, ведь так?
Бабушка кивает: — В основном, потому что так было нужно, но иногда просто ради искусства.
— Искусство, — говорю я, пробуя слово. — Звучит смешно.
— Так и было, говорит она. — Но твоё поколение находит новые пути для развлечений, не так ли?
— Если верить Язе, то — да. — Мой желудок снова издает странный звук. Я смотрю на бабушку, которая пытается сдержать смех, пока я сжимаю живот. — Ты скучаешь по этому? — спрашиваю я.
— Скучаю по чему, дорогая?
— Ну, знаешь, по еде, готовке, продуктам. — Урчание в моём желудке напоминает отдалённые раскаты грома.
— Ну, как говорит твоя мама, безпродуктовое питание это величайшее благо. – Бабушка слегка пожимает плечами. — И ещё глупо сожалеть по тому, что мы не можем получить. Но это только между нами? — Она мгновение пристально смотрит на меня.
— Да, конечно.
Я колеблюсь перед дверью, мой желудок терзает себя, как будто пытается нащупать то, что не может найти.
— Если бы ты могла выбрать, что съесть, что угодно, — спрашиваю я бабушку, — что бы это было?
Она на мгновение задумывается.
— Это сложный вопрос, — говорит она. — Как будто заставить мать выбирать кто её любимый ребёнок. — Она покусывает губу. — Если бы мне нужно была выбирать, я бы сказала яблоко.
— Яблоко? — переспрашиваю я со смехом. — Ты хочешь съесть нас?
— Нет, — говорит она. — Настоящее. Чудесное, красное, круглое, свежее, терпкое яблоко.
Я наклоняюсь и обнимаю бабушку на прощание. Я знаю, что личностное прикосновение это странно и анахронично, но это что-то, что нравится делать нам обеим. Она говорит, что это напоминает ей о прошлом, а я, находясь в её объятиях, чувствую себя лучше, чего я не могу объяснить. Как будто я снова маленький ребёнок, и ничто в мире не может причинить мне вред.
— Спасибо тебе, золотце, — говорит она, поглаживая меня по спине. — Повеселись и береги себя.
* * *
— Западный Округ, PlugIn 42, — называю Астрид адрес, когда забираюсь в свой Разумобиль.
— Ясно, — жизнерадостно произносит она, подсоединяясь к навигатору Разумобиля. Мой ремень безопасности пристёгивается, дверцы щёлкают и гараж открывается. — Место назначения PlugIn 42! — объявляет она, когда машина выезжает на дорогу. — Итак, чем ты намереваешься заняться? — спрашивает она.
— Ничем, — бормочу я, на что компьютерный мозг, разумеется, никак не реагирует.
— Музыка? — допытывается она, — Кино? Игры? Общение?
— Открой окно, — прошу я, и оно начинает опускаться, впуская свежий вечерний воздух. Так как уже почти весна, голограммные деревья в нашем блоке запрограммированы на цветение. Папа хочет в этом году изменить их на вишнёвые деревья, но мама жаждет магнолий. Когда магнолии были в последний раз, бабушка сморщила нос и сказала: Это слишком. Совсем не похожи на настоящие.
— Музыка? — снова спрашивает Астрид — Кино? Игры? Общение?
— Нет, — говорю я ей. — Просто умолкни.
В повисшей тишине я наблюдаю, как месяц поднимается над крышами, и как ветряные мельницы вытягивают воду из неба. Малочисленные звёзды дают слабый свет. Интересно, какой была Земля до того как свет стал искусственным. Пышной и зеленой, наполненной разнообразной живностью, как рассказывала бабушка. Пушистой, пернатой. Иногда в броне, как маленькие танки, ползающие по мху, камням и поваленным деревьям. Дышащие кислородом насекомые перелетали с цветка на цветок. Каждое создание было на генетическом уровне запрограммировано на размножение. Сейчас, всё, что осталось, это свет звёзд, умерших прежде, чем вымерли животные и растения. И луна, как стерильный кусок скалы. Как раз то, что понравилось бы моей маме.
Разумобиль съезжает с дороги и занимает свободный ряд. Звёзды начинают исчезать из вида, вытесняемые гигантскими сверкающими экранами вдоль дороги. Астрид просыпается, как я и запрограммировала, если позвонят определённые люди. — Звонит твой папа! — кричит она. Мне нужно придумать способ снизить уровень жизнерадостности.
— Принять, — говорю я.
Папино лицо возникает на экране. Я могу видеть, что он тоже находится в своём Разумобиле. Он откинулся в кресле, так что по большей части я вижу только его подбородок с пробивающейся щетиной. — Я только что выехал домой, — говорит он мне. — Я вижу, ты в пути.