Страница 77 из 92
– Оливковое, благодарю вас… А куда надобно идти, Дмитрий Федорович?
– Ко взаимному доверию. Следовательно, к честному обмену мнениями. Я приглашаю вас сформировать министерство доверия, Павел Николаевич.
Такого Милюков не ждал, вилка в руке дрогнула.
– Как вас понять?
– Так, как я сказал… Ваша аграрная программа, по которой часть земель будет отчуждена крестьянам – с выкупом, понятное дело, помещикам, – меня не пугает. Это, как я понимаю, главный пункт расхождений между вами и Горемыкиным, не так ли?
– Горемыкин – пустое место, Дмитрий Федорович, разве вы его в расчет берете?
– А кого вы берете в расчет?
– Того же, кого и вы.
Трепов решил настоять на своем, добиться ответа прямого, поэтому настойчиво спросил:
– А кого, с вашей точки зрения, мы берем в расчет?
– Столыпина, – ответил наконец Милюков. – Разве вы не его имели в виду?
Добившись ответа, Трепов продолжил, словно бы Милюков пробросил мелочь:
– Согласны ли вы, Павел Николаевич, чтобы облегчение крестьянской участи, то есть передача части земель мужику, было провозглашено государем, или полагаете, что только Дума вправе принять такой закон?
– Я полагаю, что милость, данная крестьянству из рук государя, поможет успокоению страны, Дмитрий Федорович.
Трепов откинулся на спинку кресла: Милюков в кармане. Хорош либерал! Ишь, глазами сияет, недоносок, видит себя в Зимнем, не иначе! Дай только время, я тебе покажу кадетскую свободу! На Акатуе у меня сгниешь!
Трепов налил мадеры до краев.
– За вас, Павел Николаевич, за то, что вы принесли с собою русскому обществу! Ваш ответ высокопатриотичен и продиктован заботой о будущем нашей отчизны. Благодарю вас!
Чокнулись, помочили губы.
– А теперь мой вопрос, Дмитрий Федорович.
– К вашим услугам.
– Угодно ли будет государю даровать всеобщее избирательное право?
– Бесспорно.
– За вас, – поднял бокал Милюков. – За то, что вы приносите с собой русскому обществу! Чокнулись. Губ не мочили.
– Народ ждет конституции, Дмитрий Федорович. Можно надеяться на то, что государь подпишет основной закон, представленный на его благоусмотрение Думою?
– Сначала нужно составить такой закон, Павел Николаевич. Составить в новых условиях, в обстановке всеобщего доверия.
– Значит, самая идея конституции не отвергается?
– Приветствуется. Государь готов даровать конституцию подданным.
– Амнистия?
– Нет. Государь никогда не простит цареубийц. Это позволит революционерам творить свое мерзкое дело безнаказанно!
– Дмитрий Федорович, вы не правы! Амнистия, дарованная государем, лишь укрепит престиж монархии! Народ возблагодарит за это царя. У кого поднимется рука на освободителя?!
– Александра Второго, освободителя, убили, Павел Николаевич.
– Но то было иное время! Сейчас народ измучен революцией! Культурные слои хотят спокойствия и тишины! Поймите, именно престиж самодержавия поможет нам, нашей партии вести работу по изоляции крайних групп, мы откроем пропагандистскую кампанию в Думе, я обещаю вам это, я держу в руках третью часть всех депутатов, то есть относительное большинство. Уговорите государя, Дмитрий Федорович!
– Я не могу этого сделать, хотя ваши доводы искренни и лично я могу вас понять. Я тем не менее реально мыслю, Павел Николаевич, я не хочу сулить невозможного…
– Отмена военного положения?
– Сложный вопрос. Совладаете с эсерами? С социал-демократами? От этого будет зависеть все.
– С социал-демократами я смогу договориться. Плеханов занял вполне благоразумную позицию, он пользуется в партии авторитетом, он повернет своих единомышленников на верный путь. Я уже писал об этом, я с похвалой отозвался о его нынешней позиции.
Трепов ничего не сказал, загадочно улыбнулся, достал из кармана записную книжечку, пометил что-то, вырвал листок и протянул Милюкову:
– Как вам?
Павел Николаевич прочитал:
«Состав министерства доверия:
Премьер – член ЦК к. д. партии Муромцев.
Министр внутренних дел – Милюков или Петрункевич.
Министр юстиции – Набоков или Караваев.
Министр иностранных дел – Милюков или Извольский.
Министр финансов – Герценштейн.
Государственный контролер – Шипов.
Военный, морской и министр двора – по усмотрению Е. И. Величества».
Милюков ответил не сразу, должен был справиться с охватившим его волнением. Достал свой карандаш, следом за фамилией «Шипов» каллиграфически вывел «Гучков», протянул Трепову.
– Сработаетесь? – удивился Дмитрий Федорович так, словно кабинет уже утвержден. – Он ведь со Столыпиным, во всем с Петром Аркадьевичем.
– Ради вхождения в кабинет Гучков поменяет ориентацию.
– Полагаете? Отчего?
– Слишком молодой политик, слишком эмоциональный человек, слишком проломистый купец. Трепов рассмеялся:
– Исчерпывающая характеристика!
Трепов написал Милюкову свой личный телефон, в спальню, и просил звонить в любое время дня и ночи.
– Я верю, что кабинет будет утвержден на этих днях, ждите от меня вестей.
– Что-то я в добрые вести разучился верить, – откликнулся Милюков.
– Тем не менее жду. Мой телефон записать?
– Ну, вас найти нетрудно, вы теперь фигура, это я в тени, – улыбнулся Трепов. – Я ваш телефон знаю, Павел Николаевич, он в справочной книге уже распубликован…
На прощание Милюков сказал:
– Я, увы, привык к нашим опозданиям, привык к тому, что мы всегда пропускаем нужный момент, размышляючи вместо того, чтобы действовать, и посему оптимизм ваш и убежденность в скором решении нашего дела – сущий бальзам на сердце.
– Когда дом горит, приходится с пятого этажа прыгать, – ответил Трепов. – Время, отпущенное на рассуждения, кончилось, Павел Николаевич, это теперь понимают все.
Слово последнее произнес так, что и дурню было ясно – Царь.
Вечером того же дня Трепов вызвал корреспондента агентства «Рейтер», прозванного «безносым Лоэнгрином» за боксерскую физиономию, верного приятеля Мануйлова-Манусевича, человека, служившего Лондону так же, как и Петербургу, сформулировал вместе с ним вопросы к себе и вместе же составил ответы. «Рейтер». – Чем, по-вашему, господин генерал, отличается ситуация сегодняшнего дня от прошлых пяти месяцев! Трепов. – Положение по-прежнему сложное. Ни ответственное, ни коалиционное, ни любое другое министерство, организованное вне Думы, не принесет успокоения стране. «Рейтер». – Какое же министерство может привести страну к нормальному состоянию! Трепов. – Кадетское. Министерство доверия. Кадеты сейчас – сильнейшая партия в Думе, им и надлежит повести страну по тому пути, который избран значительной частью населения после того, как был опубликован всемилостивейший манифест государя. Сейчас кадеты вынуждены считаться с частью левых групп. Если же они образуют министерство, то, понятно, все левые будут отринуты – политика не для левых, им угоден лишь безответственный шум и свара. «Рейтер». – Усматриваете ли вы риск в том, что именно к. д. партия возглавит кабинет! Трепов. – Определенный риск, бесспорно, есть. Однако положение таково, что необходима предпринимать шаги, время дискуссий кончилось, народ ожидает действий».
Трепов интервью спрятал в сейф, сказал «Лоэнгрину», чтоб тот никуда из столицы не отлучался, оставлял, если отъедет надолго, телефон в бюро или дома.
– На этих днях ждите вызова, надо будет срочно передать текст в Лондон.
– Такой бы текст сейчас, сэр! Гвоздь, сенсация особенно хорошо стоит: «Диктатор выступает в пользу бывших противников»!
– Сенсация – это когда ко времени, а сейчас рано, – ответил Трепов без обычных своих прибауточек – волновался, ибо шел к царю доложить разговор с Милюковым и передать в собственные его величества руки список кабинета министров, исправленный доверчивым и тщеславным карандашом кадетского лидера.
Государь список спрятал в карман своего полковничьего, без крестов и аксельбантов, френча, погладил Трепова по плечу: