Даламар Темный (ЛП)

Он поёт. Он поёт. Он, должно быть, выучил эти песни у Кагонести в Сильвамори…

Даламар подумал, что это может быть правдой, он выучил эти песни у Кагонести, у тамошней чародейки, сила которой выражалась в музыке её непокорной души и что эта сила так напоминает Дикую Магию, которую все так боятся и потому отказываются принимать за таковую магию Диковатых Эльфов. Я вижу! Я вижу, я знаю ту силу, которую презирают другие маги… Даламар думал, что сможет об этом рассказать всем, но у него не было слов, только магия и слова заклинаний, которыми он хотел бы научиться изъясняться, слова, которые он любил всем сердцем и душой.

Он бросил четыре огненных шара, затем поймал их и раздавил в руках. Он произносил каждое известное ему заклинание — и те, что выучил в Доме Мистиков Сильванести, и те, о которых узнал в Сильвамори и в Тарсисе, и даже те, которые познал в своей тайной пещере тайком от наставников. Он бросал заклинания, не задумываясь о том, что это может истощить его или даже убить. Сотворение заклинаний было всем, чего он желал от жизни. И если он умрёт от этого, то вряд ли он найдёт лучшей способ умереть. Он смеялся и плакал от радости осознания своей силы и уверенности в том, что он может колдовать бесконечно, пока весь мир не будет опутан его заклинаниями.

Словами, песней и жестами Даламар явил себе земные чудеса и сбрасывал с неба молнии. Он побывал в туманном мире, где не существовало неба и земли не было видно под ногами. Там он шёл, вооруженный магией, среди теневых существ и призраков. Он стоял среди дриад в их речных долинах и разговаривал с кентаврами в самой тёмной части Омраченного Леса. Перед ним стояли демоны, существа с двумя головами или девятью глазами, существа, чьё дыхание дымило кислотой, в груди которых не билось сердце, на месте которого зияла пустота. Рогатые твари, летающие демоны с кожистыми как у драконов крыльями. Они называли его повелителем и кланялись ему, умоляя дать им шанс послужить своему господину. Он продолжал вызывать их к себе магией и силой своего непреклонного желания и затем отпускал, заставив поклясться, что они явятся по первому его зову. Таким образом он связывал с собой существа, один вид которых напугает любого до полусмерти.

В экстазе он вызвал призрака Повелительницы Драконов и смеялся над видом Фэйр Керон, ползающей в его ногах, рыдая и крича, видя кровь, льющуюся с пустых глазниц и сломанные пальцы, измазанные этой кровью. Он отвернулся от неё, всё ещё смеясь и вдруг заметил, что уже стоит не на туманной равнине, а на улице с высокими зданиями, возвышающимися вокруг него. Дорога под его ногами была выстлана гладким тротуаром, в воздухе витали ароматы садов…

— Я в Сильваносте! — Даламар медленно выдохнул. Голова болела, переполненная приятными и кошмарными видениями. — Я в Сильваносте… или в Тарсисе? Нет, нет. Я в Башне.

— Тарсис? — высокая женщина-человек возле него улыбнулась, хотя эта улыбка была похожа на насмешку. Её тёмная одежда блестела на ярком солнце, вышитая алмазами и рубинами. Тёмные волосы были уложены на голове нитками мерцающего жемчуга.

— Реджина, — сказал он, думая, что снова стоит возле Белой Мантии, которая так любит бесследно исчезать.

— Кто? — удивлённо нахмурилась женщина. — Разве ты не узнаешь меня, Даламар Арджент? Или ты слишком долго сидел в тенях таверн, попивая бледное эльфийское вино?

Как раз когда она говорила это, он узнал её.

— Моя госпожа, — сказал он Кеселе, чародейке ордена Чёрных Мантий.

Она хрипло рассмеялась.

— Ну, раз теперь ты узнал меня, оглянись вокруг трезвыми глазами. Ты не в Тарсисе, это точно. И, конечно, не в Башне, хотя достаточно недалеко от неё. Она вон там, дальше в лесу. Ты даже можешь увидеть Защитный Лес. — Она презрительно принюхалась. — Хотя мне он больше напоминает жидкую рощицу. Я думаю, город разросся и оттого лес кажется отсюда уменьшенным.

Даламар огляделся. Позади он заметил несколько ярко блестящих на солнце зданий. Крыши поддерживали стеклянные купола, чтобы жители не лишились зимой своих садов и в то же время пребывали в тепле. Он в Истаре! Где, чёрт возьми, он ещё может быть? Он был в Истаре с леди Кеселой, чьё имя обращало кровь храбрецов в воду, чья репутация была позором её отца, соламнийского рыцаря и предметом восхищения со стороны тёмных богов, которым она поклонялась. Они прибыли сюда на крыльях магии, принеся с собой древние свитки, чтобы предстать перед Хозяином Башни Высшего Волшебства. Они — тёмная чародейка и её ученик. Эти свитки в подарок Хозяину они несли с собой без лишней огласки и шума, не особо таясь, но и не трубя об этом на весь город. Король-Жрец уже объявил вне закона чёрную магию. По всему Кринну ходили упорные слухи, что скоро он объявит вне закона и всех тех, кто поклоняется нейтральным богам.

Вокруг стали слышаться голоса, болтающие между собой и смеющиеся. Истар говорил сам с собой. Городские улицы заполонились людьми, кендерами, гномами из Торбардина, эльфами из Сильванести, соламнийцами, народом из Кхура и Нордмаара. Мимо проходили маги и жрецы всех мантий, хотя ещё секунду назад вокруг никого не было. Они не появлялись до тех пор, пока Даламар не поверил в реальность происходящего. Жрецов и магов в белых одеждах было ощутимо больше, чем в красных и почти не было видно чёрных мантий. Для Хозяина Башни этот подарок был тем более драгоценен, потому что в его библиотеке по приказу некоего короля, утратившего всякое ощущение меры и равновесия, была проведена ревизия. Нет сомнений, что он сможет отблагодарить леди Кеселу чем-то интересным для неё лично, так как она не приехала сюда чисто из солидарности и сочувствия.

— Ну, — сказала леди Кесела, не глядя на Даламара. — Мы идём или как?

Он двинулся с места, внутренне возмущаясь её презрительным тоном, но не произнеся ни звука. Он терпел от неё и большее, в обмен на обучение, и полагал, что заключил отличную сделку. Солнечный свет вспыхивал на волосах Кеселы, когда они шли через город.

В воздухе витали ароматы трав и цветов. Великолепные каменные арки нависали над бульваром, оплетенные цветущими растениями подобно кокону. Из храмов доносился запах ладана и громкие молитвенные песнопения. Истар, драгоценный камень Кринна, вращался вокруг них, полный звуков и запахов. Когда два чёрных мага проходили мимо одного храма, пение неожиданно стало громче, как если бы оттуда вылетела птица с громоподобным голосом.

— Эльфийские голоса, — сказал Даламар, посторонившись, чтобы его мэтресса не свалилась в сточную канаву. От неё исходил запах экзотических духов, приправленный ароматами компонентов для заклинаний. — Моя госпожа, я слышал в таверне, что хор в большом Храме Паладайна теперь состоит из одних эльфов из-за чистоты их голосов. Говорят, что Король-Жрец сделает так, чтобы в каждом храме города тоже пели только эльфы.

— Ты имеешь в виду, — сухо ответила она, — что они будут петь в храмах, посвященных Богам Добра? Или эльфы согласятся петь и в тех святилищах, что посвящены Богам Равновесия или Зла?

Даламар усмехнулся. Ни один эльф не сделал бы такого, кроме тех, кто решил идти путями тьмы за пределами Сильванести. Ты для нас мёртв! Так говорили тем, кто носил красную или чёрную мантию. Ты для нас мёртв! Мёртв для вас, но вполне жив и здоров для богов, о которых ни один сильванестиец не смел бы даже подумать.

Они продолжили свой путь через вращающийся город, мимо рынков и широких веранд, где симпатичные девочки продавали цветы, а жонглёры подкидывали шары на потеху детям. В позолоченных каретах проезжали лорды и леди, сопровождаемые охранниками, вопящими во всё горло прохожим, чтобы те посторонились. Время от времени из окна кареты показывалась тонкая рука и бросала несколько монет. Дети вопили и смеялись, восхваляя великодушие тех, кто не соизволил даже взглянуть на них.

К тому времени, когда они вышли из города и подошли к Защитному Лесу, воздух заполнился запахами перепрелых листьев. Тень леса нависла над ними как длинные пальцы. Кесела пропустила своего ученика вперёд. Ведомые Даламаром, они вступили в тень и пошли по тропе, извивающейся как узкая лента между деревьями. Солнечный свет проливался сквозь ветви, покрывая землю круглыми пятнами света и они шли, переходя из света в тень, пока не дошли до высокого железного забора, ворота которого стояли открытыми в молчаливом приглашении. За воротами не было видно Башни, только лесистая местность, простирающаяся насколько хватало глаз.