Страница 46 из 64
Иногда меня забавляет, иногда печалит то, что очень многие исследователи и ученые, философы и теологи, рассуждающие о человеческих ценностях, о добре и зле, совершенно не принимают во внимание тот очевидный факт, что профессиональные психотерапевты ежедневно изменяют и улучшают человеческую природу, помогают людям стать более сильными, более добродетельными, более творческими, более добрыми, более любящими, более бескорыстными, более спокойными. Для психотерапевтов это является совершенно обычным делом. И это только некоторые из следствий лучшего знания самого себя и примирения с самим собой. Существуют также и многие другие, различной степени важности (97, 144).
Для данной книги эта тема слишком сложная, чтобы говорить о ней, хотя бы в общих чертах. Я могу только сделать несколько выводов, касающихся теории ценностей.
Самопознание представляется мне главным, хотя и не единственным, путем к самоулучшению.
Самопознание и самоулучшение для большинства людей – очень нелегкое дело. Как правило, оно требует большого мужества и упорного труда.
Хотя помощь умелого профессионального терапевта в значительной степени облегчает этот процесс, сама по себе она ничего не значит. Накопленные психотерапевтами знания должны применяться в образовании, в семейной жизни и при выборе жизненного пути.
Только изучая психопатологию и психотерапию, можно научиться уважать и оценить силы страха, регресса, "обороны", самосохранения. Уважение к этим силам и понимание их создают больше возможностей для саморазвития и оказания помощи другим в этом деле. Ложный оптимизм рано или поздно приводит к разочарованию, гневу и переживанию безнадежности.
В заключение следует сказать, что мы никогда не сможем по-настоящему понять человеческие слабости, если не поймем здоровые тенденции человеческого существа. В противном случае мы будем все патологизировать, то есть будем делать ошибки. Но мы также никогда не сможем понять силу человека и никогда не сможем способствовать ее укреплению, если не поймем человеческие слабости. В противном случае, мы будем слишком оптимистично полагаться на один только рационализм, то есть снова будем делать ошибки.
Если мы хотим помочь людям стать более полноценными, мы должны понять не только то, что они сами пытаются понять, но и то, чего они или не хотят, или неспособны, или боятся понять. Только полностью разобравшись в этой диалектической связи между болезнью и здоровьем, мы сможем склонить чашу весов на сторону здоровья.
12. ЦЕННОСТИ, РАЗВИТИЕ И ЗДОРОВЬЕ
Итак, я высказываю следующее предположение: мы можем, в принципе, создать описательную, натуралистическую науку о человеческих ценностях: вековое представление о взаимоисключаемости "того, что есть" и "того, что должно быть" отчасти неверно: мы можем изучать высшие ценности или цели человеческих существ точно так же, как мы изучаем ценности муравьев, лошадей или деревьев, или, если хотите, марсиан. Мы можем открыть (а не создать или изобрести) ценности, которые избирает человек, к которым он стремится, за которые он борется, когда он становится лучше, и которые он утрачивает, когда "заболевает".
Но мы уже знаем, что это достижимо (по крайней мере, в данный исторический период и нашими несовершенными методами) только в том случае, если мы научимся отличать здоровые особи от остальной популяции. Мы не можем ставить в один ряд стремления невротиков со стремлениями здоровых людей, чтобы получить средний результат, потому что от такого результата не будет никакой пользы. (Один биолог недавно заявил: "Я обнаружил недостающее звено в цепи между человекообразной обезьяной и цивилизованным человеком. Это мы!")
Мне представляется, что эти ценности как ждут своего открытия, так и создаются или конструируются: что они изначально присущи структуре самой человеческой природы, что у них имеется биологическая и генетическая основа, но их также развивает культура и цивилизация: что, наконец, я их скорее описываю, чем изобретаю, проецирую или же мечтаю о них ("администрация не несет ответственности за то, что будет найдено"). В этом я кардинально расхожусь со многими, например, с Сартром.
Чтобы это выглядело более безобидно, давайте предположим, что я изучаю свободный выбор или вкусы различных типов человеческих существ, здоровых или больных, старых или молодых, находящихся в разных обстоятельствах. Мы, разумеется, имеем право это делать, точно так же, как исследователь имеет право изучать свободный выбор белых крыс, обезьян или невротиков. Многих пустых и уводящих в сторону споров можно избежать при таком подходе к делу, который, к тому же, обладает тем достоинством, что подчеркивает научный характер предприятия, полностью выводя его из царства априорности. (В любом случае я считаю, что понятие "ценность" скоро устареет. Оно включает в себя слишком много значений, подразумевает много совершенно разных вещей 'и живет слишком долго. Более того, во всех своих разнообразных смыслах оно употребляется, как правило, неосознанно. В результате возникает путаница, и я все чаще борюсь с искушением вообще отказаться от этого слова. Я думаю, что в большинстве случаев можно использовать более точный и, стало быть, вносящий меньше сумятицы синоним.)
Этот более натуралистический и описательный (более "научный") подход обладает еще и тем преимуществом, что позволяет от вопросов, поставленных с целью получить определенный ответ, в терминах "долженствования", от вопросов, предполагающих недоказуемые безоговорочные истины, перейти к более эмпирическим вопросам "Когда?", "Где?", "Для кого?", "Сколько?", "При каких условиях?" и т.д., то есть к вопросам, ответы на которые можно проверить эмпирическим путем*.
* Такой подход также является единственным способом прекратить "бег по кругу", свойственный теоретическим и семантическим дискуссиям на тему ценностей. В качестве примера могу привести такой вот "перл" – "Добро лучше зла, потому что оно добрее".
Ответы на эти вопросы представляют собой верифицируемый парафраз императивов в духе Ницше ("Будь тем, кто ты есть"), Кьеркегора ("ищи свое истинное Я") или Роджерса (стань тем, "к чему стремятся человеческие существа, когда у них есть право выбора").
Мое следующее гипотетическое основание заключается в том, что так называемые "высшие ценности", "вечные ценности" и т.д., и т.п. – это приблизительно то же самое, что выбирают те люди, которых мы называем относительно здоровыми (зрелыми, развитыми, состоявшимися, индивидуализированными и т.п.), когда у них есть право выбора, когда они находятся в благоприятных условиях и в отличной форме.
Или, если сформулировать это более описательно, такие люди, когда они чувствуют себя в отличной форме, при реальной возможности свободного волеизъявления инстинктивно выбирают истину, а не ложь, добро, а не зло, красоту, а не уродство, единство, а не раскол, радость, а не печаль, любовь к жизни, а не стремление к смерти, уникальность, а не стереотипность, в общем все то, что я уже назвал бытийными ценностями.
Дополнительная гипотеза: эта склонность выбирать те же самые бытийные ценности в слабой форме присуща всем или почти всем человеческим существам, то есть это могут быть ценности всего вида, приверженность которым наиболее ясно и четко прослеживается у здоровых людей; у этих здоровых людей данные высшие ценности в наименьшей степени загрязнены защитными (порожденными тревогой) ценностями или тем, что я буду ниже называть здорово-регрессивными или "инерционными"* ценностями.